Сокол

Глава 1

А за ветренными бурями, 
А за дальним сизым облаком, 
Где покой склевали вороны, 
Где земля прогнила склоками. 

Где душа терзалась муками, 
Тело не страдало совестью, 
Где на небе тучи сутками –
Жил мужик в беде да горести. 

Он не знал улыбки радостной, 
Празднеств яркости не ведал он, 
Не являл соседям жалости, 
Только сам с собой беседовал. 

«Ты, Григорий, вкруг да около
Не ходи, куда не надобно. 
Ты, Григорий, в небо соколу
Посмотри с печалью жалобной. 

Ну а сокол миру видывал, 
Знает, где тепло сердешное, 
Сажу с печки не облизывал, 
Пьёт он только воды вешние. 

Эх бы мне да крылья сокола. 
Эх бы мне летать да понебу. 
Эх бы мне да мудрость ворона, 
Чтобы мир любить по-доброму». 

Постоял, да снова в хижину, 
Где живёт тоска-тоскучая. 
И на жизнь свою обиженный, 
Лёг он спать с душой дремучею. 

А на утро вкруг по-старому:
В небо взгляд, беседа с соколом, 
И себя с досадной жалостью 
Клял, что в жизни одинокий он. 

Нет, он сердце не обманывал, 
Что способен жить по-новому, 
Изливал свои стенания 
То ль себе, а то ли соколу. 

Он пошёл ногами слабыми, 
Он споткнулся да о камушек, 
Приложился лбом в косяк двери, 
Потеряв своё сознание.

Глава 2

А когда очнулся в скорости, 
Слово вымолвить никак уже. 
«Было плохо, – думал в горести, – 
А теперь и вовсе хуже». 

Только взгляд поймал движение – 
Мышь в траве таилась вкусная. 
Прыгнул, крыльями захлопавши,
И споймал её искусно. 

Быстро съел, совсем не думая, 
Удивляясь острой зоркости. 
Глянул вверх и не увидел он
В небосводе ясно сокола. 

«Ох ты ж, мать, чего тут деется! 
Это ж как такое выдумать? 
Чтоб на теле человеческом
Перья выросли, не выдергать. 

Али я не человек уже? 
Али я крылатка Божия? 
Вот же чудо, диво-дивное! 
Да за что ж это заслужено? 

Жил себе Григорий – сын Петров, 
Да тоскливо, человеком всё-ж. 
Ну словил случайный обморок, 
А таким теперь куда пойдёшь? 

Да и как теперь обратно мне?
Или до конца пернатым быть? 
Так и шляться по сырой земле, 
Полевых мышей ловить»? 

И внутри себя Григорий 
Вдруг захохотал, 
А на улице безлюдной
Сокол клокотал. 

Клокотал да пританцовывал, 
Радуясь тому, 
Что теперь стал птицей вольною
Прямо наяву. 

Но взлететь не получается, 
Нет на это дело навыка. 
По привычке запечалился
И тихонечко заплакал.

Глава 3

«Со скалы высокой скинуться, 
Жизнь и так тоска-тоскучая, 
А теперь ещё стал птицею, 
Вовсе не летучею. 

Так совсем беда уж бедушка, 
Да гори всё синим пламенем». 
И пошёл земной тропинкою, 
Тонкими ногами. 

До скалы ещё дойди теперь, 
Да взберись на верхотуру то. 
Со своею жизнью счёт свести 
Тоже оказалось хлопотно. 

А тропинка вся извилиста, 
Лесом да болотиной. 
Напрямки пути верста всего, 
А пойдёшь, так стопчешь ноги все. 

Что за леший всё запутал так, 
Что за пьяный полз на брюхе здесь? 
На крылах пути всего пустяк, 
Так и шёл себе понурый весь. 

Шёл тихонько, думы думал он, 
А с кустов уже лиса глядит, 
И слюна течёт голодная, 
Глазы лезут из орбит. 

«Вот она, добыча лёгкая, 
Сокол на земле, не в небе. 
Подползу, – лиса подумала, –
И крылаткой отобедаю». 

И на мягких, нежных лапах то, 
Так за соколом крадучеси, 
Не спуская жадный взгляд с него, 
Чтоб подвергнуть лютой участи. 

А у сокола инстинкты всё-ж, 
Ну и что, что человеком был. 
Жизнь затеяла такой вертёж, 
Что теперь хоть со скалы. 

Но чтоб с жизнью счёт свести, 
До скалы ещё живым дойти,
А в зубах хитрющей бестии
Погибать уж не с руки.

Глава 4

Тут смекалка да на выручку, 
Чтоб не стать лисы добычею. 
Ведь в лесу капканов пруд-пруди, 
«Вот лису уму да выучу». 

Он тропинки эти хаживал, 
Но ногами человечьими. 
Там был шаг, здесь будет пять уже, 
И всё ближе запах смерти. 

Вот зарубка да на дереве, 
Здесь силок, а не капкан стальной. 
Выбирать и делать нечего, 
Так хоть справиться с лисой. 

А лиса ничуть не дремлет уж, 
Да язык повесив набок то, 
«Он к полёту-то совсем не дюж», –
Думала она про сокола. 

Голод жуткий в животе урчит, 
Ведь не евши весть который день. 
Естество всё прям навзрыд кричит, 
Сладить с птицей поскорей. 

А Григорий уж на месте встал, 
Поджидая рыжу-бестию, 
И в уме Григорий просчитал 
Наперёд лисы все действия. 

Но прыжок всё-ж неожидан был, 
Где-то рядом зубы клацнули, 
А силок уже лису словил, 
Та лишь лапами царапала. 

По земле да по листве рябой, 
Вниз головушкой, да кверху хвост. 
И загавкала лиса тогда 
В полный свой лисячий голос. 

«А-я-яй» – лиса закликала, 
«А-я-яй» – услышал сокол наш. 
«Вот те раз, – подумал сам себе, –
Ты меня что-ль понимаешь»? 

И лиса забыла панику, 
И глаза свои таращила. 
Говорить да чтобы с соколом, 
Вот же невидаль собачая.

Глава 5

Но своя рубаха ближе всё-ж, 
Брюхо полным не наполнила,
Кверху хвост, к землице нос –
С соколом теперь не спорила. 

«Ты прости меня, соколушка, 
Отпусти меня, соколушка, 
У меня там детки малые, 
Есть хотят в глубокой норушке». 

«Обещай мне безопасность. 
Будешь жить, да отпущу. 
Ну а нет, придёт охотник, 
Шкурку промышлять твою. 

Уговор с тобой заладим мы, 
Сам тебе, лиса, не дамся я. 
Как я насмерть спрыгну со скалы, 
Так и сможешь съесть меня». 

Кровь лисе совсем уж в голову, 
Мысли по углам разъехались. 
Уговор, да с ясно соколом, 
Сам себя позволит съесть? 

Про детишек соврала ему, 
Ну а как, коль жизни всё...
Но отказываться ни к чему, 
Согласилась на слова его. 

Клюнул сокол узелок простой, 
Развязался, отпустив лису. 
И пошли они дорогой
Вдаль шагая прямо по лесу. 

А лиса всё думы думала, 
Снова невидаль собачая, 
Шла покорно вслед за соколом
И нутром своим всё алча. 

«Ты прости меня, соколушка, 
Не понять своим мне разумом, 
Не несут тебя да к солнышку 
Крылья по небу да ясному». 

«Ох, лиса, тебе поведаю, 
Раз уж дружбу мы заладили. 
Был я в теле человеческом, 
А теперь вот тень пернатая». 

Но лиса не унималась всё, 
Сокол всё-ж-таки не курица... 
Знамо дело, не поверила
В то, что человек стал птицею.

Глава 6

Ноги стали заплетатися,
И в глазах лисы круги пошли, 
Сил уж боле нет от голода, 
Дальше с соколом идти. 

«Ты прости меня, соколушка, 
Для меня ты был надеждою,
Всё теперь уж будет кончено, 
Коль сейчас не пообедаю». 

«Эк, лиса, тебя расплющило». 
Мышь словил, да прямо в пасть лисе, 
А потом ещё словил, 
И ещё, но тут себе. 

Так помалу и покушали, 
Понемногу и насытились. 
И сидели, ветер слушали, 
В деревах больших, листвы. 

А потом лиса заплакала, 
По серьёзному, по честному. 
А потом она сказала 
Ясно соколу прелестному:

«Ты прости меня, соколушка, 
Не смогу теперь я съесть тебя. 
Жизнь была моя на донышке, 
А сейчас водицей полная. 

Друг, теперь ты мой единственный, 
И отныне буду верною, 
И поверь ты мне, родимый, 
Я друзьями не обедаю». 

Тишь да гладь, да благодать
Разлилась над лесом то. 
И совсем уж не узнать 
Человека в соколе. 

Не заботясь ни о ком, 
Жил он коротаючи, 
А теперь светло, как днём, 
В его глазы глядючи. 

«Ну да ладно, что сидеть, 
Нам, лиса, идти ещё. 
Коль не хочешь, так не ешь», –
Сокол также гнул своё.

Глава 7

Снова в путь, к скале-скалистой то, 
Ведь Григорий всё решил давно –
Не летать по небу соколом, 
Так башкой своей о дно. 

«Ты, соколушка, подумай всё-ж, 
Будем жить душа же в душу ведь»... 
Мимо пробежал колючий ёж, 
На тропинке встал медведь. 

Встал медведь, в свои глаза глядит, 
Не голодный, но сердитый вдруг. 
Носом чёрным прямо в лес пыхтит
И как будто бы не видит вкруг. 

А у сокола пытливый ум, 
Разобраться с делом надо бы, 
Жалко соколу медведя то, 
Здесь бросать среди тропы. 

А лису давно уж обморок, 
С ног свалил да не жалеючи. 
А Григорий резвым соколом, 
Прямо да к медведю. 

Вжих, могучей лапой то, 
Чуть не придавил медведь. 
«Что ж ты, бурый, делаешь, 
Может помогу тебе»? 

«Что за голос в уши мне, 
Я не вижу, слышу всё-ж. 
В глазы мне колючками, 
Ах-же, подлый ёж»... 

«Полежи спокойненько, 
Я колючки вытащу, 
Глазы будут зоркими, 
Я тебя да выручу». 

Лёг медведь на брюхо то, 
Морду в землю вытянул, 
И колючки по одной
Сокол взял да выдернул. 

Глаз, открыл медведь, один, 
После он открыл второй, 
А Григорий ветром крыл
Пыль смахнул долой.

Глава 8

Благодарность светится, 
Взгляд добрее доброго:
«Где б я был, когда б не встретил
Здесь лису да сокола». 

А лиса уж ластится, 
Хвост по листьям сам метёт. 
Полный благодарности, 
К ней медведь идёт. 

На загривке сокол наш, 
В радость крылья хлопает. 
«Вот же как», – мелькнуло вдруг 
В голове Григория. 

«Ну и пусть, что не летаю, 
И на кой летучесть мне, 
А летал, так не помог бы 
Ни медведю, ни лисе». 

И втроём по-доброму
Зашагали дальше, 
И ежа потом поймали
И не съели даже,

Только мордой в лужицу
Напихали рьяно, 
Ну а после отпустили –
Было призабавно. 

Вот она – скала большая, 
Цель близка Григория. 
И чего-то загрустили 
У скалы все трое. 

Свыклись да сдружилися, 
Да сроднились душами,
И Григорий сам не знает, 
Как тут будет лучше. 

«Эх, гори всё пламенем», –
Заскакал по камушкам. 
И всё дальше от друзей, 
Выше, выше, дальше. 

Рёв медведя, лай лисы
В тягость слышать соколу, 
Прыг да скок по камушкам, 
Чтоб на верхотуру то.

Глава 9

Потихоньку, помаленьку, 
Крыльями махаючи, 
Чтоб не сладить мимо дела, 
Телу помогаючи. 

Верхотура близко уж, 
Глянуть вниз – с ума сойти. 
«Всё, Григорий, ты пришёл, 
Как всё ни крути». 

А внизу два пятнышка 
На земле шевелятся, 
То медведь да лисонька
Ждут его падения. 

Подышал да прыгнул вниз, 
Ветер подхватил его, 
Крылья сами то расправились, 
Больше ничего. 

Ни удара о земь то, 
А глаза зажмурены, 
Но полёт случился всё-ж 
Прямо с верхотуры. 

Полетал, полёту радуясь, 
Да к земле родной на скорости. 
Приземлился лбом о камушек, 
Так и растянулся в плоскости. 

А очнулся человеком уж,
Снова он – Григорий сын Петров. 
Хоть лиса в недоумении, 
Но в глазах её любовь. 

А медведь сидит задумчивый 
И глазам своим не верючи. 
«Был, медведь, ты другом сокола, 
Стань же другом человечьим». 

Поклонился он лисе с медведем, 
Почесал загривки пальцами, 
И все трое не заметили, 
Как из леса зубы клацнули. 

Это ёж, он затаил обиду
И поклялся мстить нещадно. 
Но друзьям его не видно,
И рассказывать о нём не надо. 

             Конец.