Похождения Мона. Ч. 2. Северный флот не подведет
Мон попал служить во флот. Так получилось, ибо после школы он один год отучился в городе Полярные Зори в Мурманской области по специальности “слесарь по ремонту и монтажу оборудования АЭС “. По состоянию здоровья в призывной комиссии его прикрепили к флоту. “Нюх как у собаки, и глаз как у орла! “- сказал военком. Новобранец сгодится к надводному или подводному флоту. Пункт распределения- город Североморск.
Всех будущих моряков, которых в Североморске были тысячи, две недели держали на карантине. Потом их выбирали или покупали представители воинских частей или, как их называют, “покупатели”. В административном здании будущие воины находились в вестибюле. Здесь работал настоящий конвейер из людей. Несколько десятков новобранцев ожидали своей участи. Мичман, появившись в дверях кабинета, выкрикивал фамилию очередного призывника. Вызванный заходил в нерешительности в кабинет и через несколько минут выскакивал торжествуя и объявляя громким голосом: “Морская авиация, 2 года! Повезло! ”. Или с опущенным в пол глазами, еле выговаривая, ” 3 года. Подводный флот”. Наконец и Мона позвали в кабинет. Он думал, что он счастливчик. Какой-то офицер, сидевший за столом с кучей папок, где хранились данные призывников, бегло взглянул на вошедшего. “Садись! - скомандовал он. - Имя, фамилия! “. Командир мельком посмотрел документы, заключение медкомиссии и задал, казалось бы, самый нелепый вопрос: “ Кто по специальности? “ Услышав ответ призывника, захлопнул папку и спокойно произнес приговор: “ Три года. Гремиха. Плавбаза. ПРЗ. Плавучий ремонтный завод. Свободен! “ Мон вышел из кабинета, словно после холодного душа. Придется тянуть лямку службы на целый год дольше! А это же год молодой жизни, которая строить и жить вдохновляет! Молодость- это когда душа требует праздника, а тело любви и вдохновения! По виду новобранца, вышедшего из кабинета, было видно, что ему не повезло. Ожидающие в очереди своего приговора, с сожалением посмотрели на него. Они ещё были полные надежд, что им-то точно повезет и придется служить два года. Где-нибудь в береговой части. Везло не всем. Большинство попадало на три года. После этого новобранцев развели по казармам, где собирали призывников по месту их будущей службы.
Масла в огонь подливали старшины. Это были матросы срочной службы, дослужившиеся за год или два до двух-трех лычек на погонах. Они учились командовать, водили новобранцев строем между казармами, столовой, складом с одеждой, где выдали новую форму. Старшины любили спрашивать: “ Куда попали служить? “ Когда слышали ответ: “Гремиха!”, охотно и радостно комментировали:“Вешайтесь! “. Мон и без этих издевательств переживал, что попал на три года вместо желанных двух. Да еще и неизвестно, что это за страшилка такая “Гремиха”. Единственно, что утешало его романтическую натуру - это богатое воображение. Оно несло его по волнам на борту корабля в Африку, Латинскую Америку, на Кубу и обязательно на Мыс Доброй Надежды!
“Гремиха” не зря вызывала у старых военнослужащих кривую усмешку. Это самая далекая от Мурманска военно-морская база на стыке Белого и Баренцева морей. На мысе Святой Нос. Вместо Мыса Доброй Надежды Мону достался мыс Святой Нос. Такая получилась кузькина мать. В этих забытых Богом местах останавливается течение Гольфстрим. Заливы зимой не замерзают. Теплое течение океана сталкивается с холодным и поэтому бывают сильные ветра. Отличное местечко, чтобы разместить базу атомного подводного флота. До революции здесь вообще была каторга, из которой никто и как никогда не убежал. А куда бежать!? Вокруг сопки, гнус мошка ядовитая, болота, камни и бесконечные просторы.
За Полярным Кругом зимой не рассветает, а летом не темнеет. Ураганные ветры осенью и зимой дуют с такой силой, что при выходе с причала на берег требуется в карманы наложить болты и гайки. Чтоб не сдуло с дороги.. Одиноких людей, шагающих между двух-трехэтажными коробками зданий, порывами ветра покачивает из стороны в сторону. Навстречу ветру люди ходят под углом 45 градусов. Так легче передвигаться. И все равно их порывами сносит назад. Бакланы размером с орла- единственные представители фауны. Они в два раза больше чаек. Кричат противными воплями на всю округу. Гадят так, будто их кормят отборными отрубями. Скалистые сопки покрыты кустарниками. Высоких деревьев нет. Они согнулись от ветра и холода. По лощинам между сопок стелются ивы, карликовые березы и осины. Как они тут выживают среди камней и мха, не понятно. Дороги с Большой Земли в Гремиху нет. Сюда можно добраться только по морю на корабле. В такую глухомань под созвучным названием “Гремиха” и привезли Мона на пассажирском пароме “Вацлав Воровский”. Выгрузили, построили на причале и погнали строем на далекий причал. Там стоял корабль, место службы моряка. Мон сразу попал на коробку. Без всяких учебок, казарм и построений. Флот не терпит этой ненужной и бесполезной казарменной муштры.
ПМ или плав-мастерская -это военный корабль размером с пассажирский много палубный паром. Из вооружения у него на носу только гранотомет для борьбы с подводными диверсантами. Изредка, когда объявляют тревогу, из него вылетают подводные гранаты, которые взрываются на определенной глубине. Воды океана здесь холодные, зимой до - 2 градусов по Цельсию, летом- до 12 градусов прогревается мелкие заливы. Не искупаешься. Дурных нема, купаться в холодной воде с непредсказуемым течением. Впрочем, лета, в настоящем понимании этого слова, в Гремихе не бывает. Несколько дней в июле можно загорать, если с моря в эти часы не дует холодный ветер. Поэтому на “коробках”, так моряки называют корабли, моряки бледнолицые. Все как на подбор. Даже те, кто попал сюда служить с южных регионов СССР: из Дагестана, Таджикистана, Украины или Чечни, теряют с годами смуглый оттенок кожи. Они тоже бледнолицые. Принадлежность к другим национальностям выдает только нос или темный цвет волос. В основном же на флот брали славян. Единственный среди них затесавшийся иностранец оказался Мон, у которого в советском паспорте в графе “национальность” было написано “финн”. За десятилетия после спуска плавмастерской на воду, по ее палубам прошла не одна тысяча пар ног в прогарах ( кожанные полусапожки, морск.) , и Мон оказался первым, и может быть последним представителем этого северного народа. Поэтому был наречен кличкой “Финн”. Все его только так и величали, даже мичманы и офицеры. Имя и фамилию знали только непосредственные начальники - мичман, командир отделения и капитан-лейтенант, заведующий подразделением и кормовым отсеком.
На корме было несколько кают, в которых в два этажа располагались девять или шесть “гробиков”. Так называли на коробке кровати, подвешенные на железных цепях. На других коробках “гробик” называли “шконка” или “сучок”. Это зависело от принятых на этом судне обычаев. В “гробиках” матросы спали по ночам после отбоя в 22.00. до подъема в шесть часов утра, и днем после обеда с 12.45. до 14.45. Это- “адмиральский час”, когда все, кроме вахты, дрыхают в каютах и, не дай Бог, кто разбудит! Даже вахтенные на посту переговариваются между собой тихим голосом и в адмиральский час не слышно привычной на корабле бранной речи. Потому как матерятся все, от духа( первые полгода службы) до капитана корабля. В адмиральский час даже крысы спят и не бегают по трапам и головам спящих. Годки( последние полгода службы) могут полночи не спать, а в обед отсыпаются, как младенцы. Годки- это особая каста, которые вообще ничего не делают и много спят. Годками становятся, когда отслужат 2,5 года. Главное их занятие- считать дни до приказа. Отсчет ведется и помечается в календаре за сто дней до этого главного события в жизни любого моряка. Имеется ввиду приказ министра оборону, который подписывается два раза в году весной и осенью о начале призыва в армию и демобилизации отслуживших свой срок воинов. После издания приказа годки заняты только ожиданием ДМБ и ничем не интересуются, кроме расписания пассажирского парома на большую землю. За оставшееся дни им надо оформить фотоальбом на память и подшить форму для выхода в свет. Она должна быть как с иголочки: отглажена, почищена, ремень отполирован до блеска, бескозырку украшает новый краб (кокарда, морск.) и обязательно новые ленточки. На бушлате красуются все награды и значки за отличную службу. Таковы непреложные законы быта на коробке.
Финн на 45 дней на учебку попал на соседний борт, тоже на плавмастерскую. Там по необходимости изучали устав, распорядок дня, построения и даже один раз возили на КАМАЗах, крытых брезентом, на полигон, где дали несколько раз пальнуть по мишеням из автомата Калашникова. Всё. Мончику за три года службы оружие больше не выдавали. По кому на корабле стрелять? Если только по крысам и да бакланам. Кстати, крысы- это постоянные спутники и обитатели судов. С ними борются, но все напрасно. Они хитрые. Две крысы в одну и ту же мышеловку не попадают. В каютах, чтобы серые мерзкие твари не бегали по ночам, все отверстия и дырки заделывают металлической стружкой и сверху заливают цементом. Стружку из под токарного станка крысы перегрызть не могут. Она железная, острая по краям и серым не по зубам. Один раз ночью кто-то поднялся по трапу из каюты, расположенной в трюме, и не закрыл переборку( дверь, морск.) Крыса заскочила в каюту. Никто сначала ее не заметил. Во время адмиральского часа она стала шуршать и бегать по каюте, ища выход. Матросы переполошились. Какая-то серая тварь нарушила из покой! Ей конец! Вечером того же дня была устроена охота за крысой, когда все в каюте поднималось вверх дном: матрасы, одеяла, рундуки, форма, обувь. В итоге серая была метко поражена духовым ружьем с иголкой и хвост достался охотнику за крысами в виде трофея.
Дело в том, что за сто убитых крыс матросы поощрялись 10-дневным отпуском домой. К ним плюс 15 дней ОУС ( особые условия службы) и дни на дорогу. Правда, мало кто отваживался выходить по ночам на охоту, так как это занятие требовало много времени и терпения. Такую роскошь, как охота, могли позволить себе лишь полторашники (отслужили полтора года) и подгодки (два года). У духов (первые полгода) , карасей(полгода) и борзых карасей( один год) на ночную охоту не было ни времени, ни сил, ни возможностей. Ибо они пахали и за себя и за того парня, кто считает дни до приказа.
Служил на корабле один ушлый товарищ, по кличке Дуб ( Дубинин) . Он любил прогнуться перед начальством и готов был командирам влезть в зад без мыла. За эту неуемную энергию выслужится, его послали учиться на пару месяцев в школу старшин. Вернулся он на коробку командиром отделения в звании старшины 2 статьи. Дуб отслужил к тому времени около двух лет. Захотелось ему домой в отпуск во второй раз. Обычно, за три года службы, отпуск давали только раз через полтора года за успехи в боевой и политической подготовке. Отпуск 10 дней, плюс 15 дней давались за ОУС или особые условия службы, связанные с радиоактивной опасностью. Вместе с дорогой до дома получалось около месяца. На коробке служило более двухсот матросов, примерно сто мичманов и около семидесяти офицеров. Кроме команды корабля, состоящей из нескольких десятков человек, остальные занимались ремонтом атомных подводных лодок разных типов и проектов.
Отпуск давался раз в три года после 1,2-2 лет службы. Если нет взысканий. Дуб уже побывал дома и ему хотелось еще раз испытать радость свободы. Он стал в уме искать различные варианты, но был только один путь: поймать сто крыс! После первого отпуска Зуб прославился на корабле. Начполитом или начальника политической части корабля был капитана 3 ранга. Политзанятия проводились по понедельникам раз в неделю в кают-компании.
Это было скучное мероприятие, когда замполит вбивал в тупые головы постулаты политики партии. В стране уже началась перестройка и гласность сделала свое темное дело, ставя под сомнение все прежние заслуги и лозунги партии. Замполит же был убежденный до корней волос коммунист и никакие “Прожекторы перестройки” не подрывали в нем твердую уверенность в строительство коммунизма. Замполита боялись больше, чем капитана корабля. Он был средних лет, невысокий, кругленький с брюшком, вдобавок полулысый. Волосы на его голове сохранились в виде седых проседей только возле ушей. Офицерская фуражка скрывала этот недостаток. Поэтому он ее не снимал никогда. Обычно матросы на двухчасовых политзанятиях дремали с открытыми глазами или витали в облаках, стараясь не заснуть. Ибо спать было чревато получением взыскания от замполита или наряда вне очереди.
Дубинин! Выйди перед
строем сюда, к трибуне, и рассказывай! Пусть твои товарищи знают, как ты отличился в отпуске! - громким голосом скомандовал капитан 3 ранга.
Дуб нерешительно поднялся с банки (скамейка, морск.) и вышел на середину кают-компании. В его голове бешено прокручивались картины воспоминаний про отпуск. “ Может Светка залетела? Так еще и месяца не прошло… В вагоне поезда с солдатами пили на брудершафт? У них был дембель. Может они нашалили? Милиционеры проходили по вагону и попросили показать отпускной. Интересно, они записали фамилию?! Нет, вроде. Они просили не шуметь…Я спать лег на вторую полку. На танцах потасовка была. Плохо помню. Я же только разнимал дерущихся. Вряд ли из-за драки…А что тогда? “ Дуб в растерянности стоял возле начполита и не знал, что думать.
Ну, давай, смелее! -
скомандовал зам. командира по политической части. - Где тебя патруль солдатский остановил для проверки документов?
Дык, на родине, в
Челябинске.
Подробнее, не стесняйся.
Какое замечание они тебе сделали?
Жарко было. Я шел по
улице. Они остановили. Спросили, где этот?!
Что - этот?
Гюйс. Я его снял и положил в
дипломат. Дипломат был в руке.
Говори, что ты им ответил!
Они говорят, что я не по
форме одет. Где мой, ну, этот… Они не знают, как правильно “гюйс” называется.
Как ты эту часть морской
формы назвал?
Я сказал, что это - “голяк”...
И что они в отпускном
записали?! Читаю, слушайте все“ Идет по Челябинску не по форме, без голяка”...
В зале сначало воцарилось гробовое молчание. Начпо внимательно осматривал сидящих и ни одна мышца на его лице не дрогнула. И, вдруг, он как заржал: “ Дуб идет по Челябинску без голяка!” Вслед за замполитом вся кают компания разразились безудержным смехом. Дуб, красный от смущения, сначала не мог поверить, что они все ржут над ним, и потом сам залился заразительным смехом. Когда через минуту все немного успокоились, капитан 3 ранга объявил:
Старшина второй статьи
Дубинин! От имени командования корабля объявляю тебе благодарность за находчивость и смекалку!
Служу Советскому Союзу! -
рявкнул Дуб. Под аплодисменты зала он прошел и сел на свое место.
Это ж надо! - похвалил еще
раз старпом, идет по городу без “веника”!
“Голяк” на морском языке значит “ веник”, “метла”. Моряки всегда считали себя выше по уровню социального положения по сравнению с сухопутными частями. А если удавалось развести “кирзовые сапоги”, это было, как на гребне волны поймать попутный ветер! За такое командование не ругало, а даже поощряло!
Впрочем, одним поощрением больше, одним-меньше. Это никак не влияет на благополучие матроса. У Фина за первые полтора года было более двадцати поощрений от командиров. Даже повысили в звании до старшего матроса. За последний год службы в виде взыскания все поощрения были сняты и как дембельский аккорд- разжаловали до низшего звания в иерархии - матроса.
Дуб же был похитрее и смекалистей. Он любил реальные вещи, которые строить и жить помогают. Другой возможности попасть в отпуск домой, как поймать сто крыс, больше не было. Сто крысиных хвостов! - вот мечта не поэта, но реалиста и человека, который всегда знает, что хочет и к чему стремится. Поэтому Дуб вышел на большую ночную охоту. Днем по кораблю ходили люди и серые твари прятались по норам. Ночью, когда все спят, они выходили из своих нор. Любимым местом обитания были камбуз, кают-компания, пекарня, гарсунки (офицерская и мичманская кухни), склады с провиантом. Места, где хранится и готовится еда.
Дуб раздобыл где-то капканы для мышей и стал их расставлять на палубе в разных местах камбуза. Вечером - зарядит, утром - проверит. За месяц в капканы попалось пару крыс. И все. Сыр в мышеловке оставалась нетронутым. Что он только не делал, чтобы отбить запах: мыл, чистил, отбеливал, смазывал тушёнкой и сыром. Бесполезно. Крысы каким-то чутьем понимали, что это опасное для них устройство, к которому нельзя приближаться. Они чувствовали, что это - смерть. Пришлось от мышеловок отказаться.
Следующим орудием лова стали петли. Дуб стал расставлять их на трубопроводах и на электрических проводах, которые были проложены под потолком в коридорах и переходах. Из нержавеющей тонкой проволоки в узких местах он крепил петли так, что крыса, которая бежала по коммуникациям, засовывала голову в петлю и рвалась вперед. Умишко же не хватает дать задний ход. Петля затягивалась и зверушка падала вниз, повиснув, как на виселице. Матросы, проснувшись ночью, протирая глаза, шли в гальюн ( туалет, морск.) и то там, то здесь натыкались на повешенных грызунов. Картина, конечно, не приятная. Сразу хочется сделать в штаны. Впрочем, моряка крысами не запугать. Но и это орудие лова в виде петель из нержавейки оказалось неэффективным. Дуб снял с петель несколько крыс и дело застопорилось. В одном и том же отверстии в потолке или в узком месте на электропроводке, петля срабатывала лишь один раз. Всё. Шальные обходили это место стороной. Как-то грызуны умудряются передавать информацию соплеменникам, что здесь опасно. Как? Если бы Дуб был ученым профессором по поведению грызунов, он бы написал по этому поводу диссертацию. А он был всего лишь компрессорщиком, который ремонтировал компрессоры высокого давления. Кто не знает, за счет чего погружается и всплывает подводная лодка, требуется небольшое пояснение.
По бортам судна расположены большие цистерны, куда поступает забортная вода. Открываются клапаны и цистерны быстро заполняются. Субмарина становится тяжелой и начинает тонуть. Чтобы всплыть на поверхность, воздух под высоким давлением выталкивает воду наружу. Лодка поднимается. Что-то типа спасательного круга для купающихся. Воздушные компрессоры создают высокое давление воздуха. Дуб ремонтировал компрессоры на подлодках. О жизни и судьбе крыс думал меньше всего. Его интересовали лишь крысиные хвосты. И не более. Следующим оружием для него стало духовое ружье, которое показало большую эффективность, чем мышеловки и петли. Он нашел длинную металлическую трубку, сделал пробку для нее и в середину пробки вставил длинную и толстую иглу. Ночью стал ходить на камбуз и ждать. Сидел тихо, как мышь. Мыши, кстати, не живут вместе с крысами, ибо последние съедают их на обед. Дуб стал ночным снайпером.
Как появилась тварь, он целился и выплевывал иголку в крысу. Чаще промахивался, а бывало, что хромающая и пищащая мерзким визгом крыса успевала улизнуть в дырку в переборке ( стена, морск.) Оттуда ее уже было не достать. Дуб терял боеприпасы. Он даже попробовал использовать рогатку с железными шариками, но это оружие оказалось неэффективным. Попасть из рогатки в цель не так-то просто. Одним словом, за какое оружие Дуб не брался, а все “бац-бац, и мимо”. Месяц ночных бдений и добыча составила всего 20 хвостов. Не густо. Надо было искать какое-то более эффективное средство охоты. И выход нашелся. Голь на выдумку хитра!
Первые десять хвостов в целлофановом пакетике Дуб принес в медицинскую часть начальнику оной капитану- лейтенанту. Именно он вел подсчет и делал у себя в журнале соответствующую метку. Каплей повертел мешок а руках, взял ручку и записал “ 10 хвостов”. Вернул мешок Дубу и сказал : “ Выкинь за борт”. Охотник открыл ламашеку ( иллюминатор, морск. ) и бросил пакетик за борт. И тут его осенило! Каюта капитана лейтенанта находилась по правому борту корабля на одной из верхних палуб. Этим бортом судно стояло у причала. Значит, можно бросить мешочек с крысиными хвостами не в воду между бортом судна и причалом, а закинуть на пристань! Это же так легко и просто! Дуб чуть не воскликнул “Эврика! ”, но сдержался.
Через неделю Дуб снова принес оставшиеся 10 хвостов в каюту медика. На причале уже стоял в ожидании пакетика карась, который и должен был подобрать пакетик. Дуб швырнул его через иллюминатор на пирс. Молодой матрос подобрал добычу охотника и принес на коробку. Дуб спрятал пакет в холодильник и через несколько дней с ним заявился к капитану- лейтенанту. Хитра голь на выдумку? Ох, хитра! За три недели таким незатейливым и простым способом Дуб сдал в медчасть все 100 крысиных хвостов. Карасю, который ему помогал, за молчание он обещал заглянуть к его родителям, отдать новые тельняшки, которые ценились и в магазине их не купишь. Таким образом, Дуб получил законный отпуск в размере 25 дней. Свое обещание он сдержал и привез карасю посылочку с соленым салом, баночкой варенья, маринованных грибов, шоколадом, конфетами и пряниками. Все были довольны. Особенно отпускник.
Давай, Дуб, рассказывай!
Подробно, и чтобы с запахами было!
В каюте собрались годки и подгодки, которые с нетерпением ждали красочного описания амурных похождений отпускника. Это была обычная практика. С отпуска возвращались не только со всякими вкусняшками, которые с удовольствием съедала большая компания старослужащих. Кстати, чай готовили с помощью самодельных кипятильников. Для этого брали спираль из проволоки, подсоединяли к ней электропровод с вилкой. На кораблях электропитание не 220 вольт, а 127. Но и это может шарахнуть так, что мало не покажется.
Однажды Фин по карасевке мыл посуду на камбузе после двухсот матросов. Это 400 тарелок на обед после первого и второго блюда. Плюс столько же ложек, вилок и стаканов. Несколько десятков кастрюль, в которых на баках (стол, морск.) стояла еда. Моряки высаживались на баночки ( стулья, морск.) и обедали. Посуду относили к окошку на мойке. Горячая вода в кранах посудомойки получалась за счет горячего пара, который поступает на камбуз по трубопроводам. От пара на мойке стояло облако тумана. Все было пропитано сыростью. Мон, в одной тельняшке, мокрой насквозь, вышел в зал, чтобы протереть тряпкой от крошек банки (стол, морск.), за которыми обедали военнослужащие. И вдруг он заметил, что в коридоре перед входом в столовую не горит лампочка. Почему он решил поменять ее? А кто знает, что у карася в голове? Мон насквозь мокрый, палуба - железная, провод-оголенный. Он потянулся рукой за лампочкой. Его так шарахнуло, что несчастный электрик отлетел на метр, спиной и головой ударившись в переборку( стенка, морск.). Мон распластался на палубе без сознания. Через несколько секунду очнулся. Из указательного пальца на руке кровь пульсировала в такт бешеному сердцебиению. Он испугался, что оторвало половину пальца. Побежал в медчасть. Пока дошел, кровь остановилась. Оказалось, просто кусочек кожи остался на лампочке, и ничего более. То есть от шока из маленькой ранки на пальце кровь текла, будто река. Медик перебинтовал палец и освободил на этот день от вахты на камбузе. 127 вольт напряжение сети может серьезно ударить током, если человек мокрый насквозь и стоит на железной палубе. После этого случая Мон лампочек не касался. Они вызывали у него страх. Пусть электрики их меняют. Бывали на службе и более комичные истории, которые вносили хоть какую-то разнообразие в серые и постылые морские будни. Кстати, ПМ так три года и простояла у причала, ни разу не выйдя в море. Мечты об африканском континенте и острове Куба, так и остались плодом его больного воображения. И не более.
Служба на плавбазе состоит из вахты и работы. Каждый день одно и то же. Вахта, это быть дежурным по отсеку и стоять сутки у тумбочки дневального, выполнять приказы. 4 часа дежуришь, 4 часа отдыхаешь. 24 разделить на 4 получится 6. То есть за сутки три раз по 4 часа. Следовательно, каждому из пары вахтенных достается 12 часов в сутки дежурить и 12 отдыхать.В отдых входят завтрак, обед, ужин и вечернее кофе с бутербродами.Во флоте кормят четыре раза в день и кормят хорошо. Вахтенная служба для тех, кто работает в мастерских и цехах по ремонту подводных лодок, достается не часто, примерно 2 раза в месяц. Помимо дежурства по отсеку и стояния дневальным у тумбочки, на вахте можно быть рассыльным, то есть бегать из центрального поста по кораблю по всяким поручениям. Вахтой может быть также дежурство на камбузе, по охране арсенала, где хранится стрелковое оружие, и на причале у трапа на корабль, чтобы чужие не прошли. Нести вахту,не касаясь камбуза, это все равно, что выходной день взять. Хоть какое-то разнообразие среди однотонных будней, проводимых в трюмах подводных лодок. “Хозяин говна и пара”, так называли специалистов боевой части БЧ- 5.
Мон попал не в судовую команду корабля, а в цех по ремонту арматуры. Как раз БЧ-5. Это вентили, задвижки, клапаны, кингстоны. В каждой подводной лодке десятки километров труб разного диаметра. Начиная от реакторного отсека, где он охлаждается водой, и далее турбинный, где пар приводит в движение турбину. Она вращает винты лодки и дает электричество для освещения и работы всех систем.Короче, в этом замкнутом и тесном пространстве, что только не напихано и чего там только нет! Система охлаждения механизмов работает с помощью забортной воды.
Каждое утро после завтрака был развод на работы, где судоремонтники получали задание на день и спускались в подводную лодку. Субмарина, вернувшаяся из трехмесячной автономки, пришвартовалась с помощью буксиров к борту ПМ. Подводники обозначали недостатки, вскрывшиеся под водой, и ремонтник приступали к их устранению. Времени всегда было в обрез. Следующий экипаж, вернувшимся с отпуска, заступал на вахту. Ремонтные работы продолжались даже ночью. На плавбазе некогда было заниматься муштрой, маршами, построениями и другими обычными для армии строевыми заботами. Ремонтники пахали порой по 10-12 часов, спасая страну от возможного нападенич врага. .
Однажды, когда Мон был полторашником, у них с напарником Зубом (фамилия Зубков, кличка - Зуб) было особое поручение. Через две недели лодке уходить в автономку, запускать реакторы, а на системе охлаждения запарили задвижки. То есть пар стал просачиваться сквозь уплотнительные прокладки, которые срочно нужно было заменить. Работа серьезная, трудоемкая и продолжительная. Поэтому их освободили от вахты, от построений, вечерних проверок, политинформаций и других воинских обязанностей. Только работать, кушать и спать. Они могли оставаться в подлодке хоть до утра, а на следующий день спать до обеда. Докладывать мичману, прямому начальнику, заведующему цехом арматуры, что сделано, что предстоит и какие инструменты необходимы. Он ходатайствовал перед вышестоящим начальством о том, чтобы никто и ничего матросам не приказывал, по утрам не будил, и перед сном не проверял. Их боевая задача - завершить ремонт в срок, чтобы субмарина вовремя вышла в море и заменила на просторах мирового океана такую же подлодку, которая три месяца не всплывала на поверхность.
Мон и Зуб даже на обед не всегда поднимались на свою коробку, Они обедали в кают-компании вместе с подводниками. Их на корабле кормили хорошо, а на лодке еще лучше. Голодными моряки никогда не были. Даже первые полгода службы, когда были духами, в цеху в вентиляции у них был запрятан небольшой запас еды: 10 банок сгущенного молока, 4 металлические банки тушенки, пару банок болгарского компота, сухари, печенье в пачках. Свежие белый хлеб и сливочное масло всегда были в достатке, ибо все это приносили из корабельной пекарни и гарсунок, где трудились такие же караси и духи. Караси тусят в пруду стайками. Также и молодые бойцы: даш на даш. Принесут из пекарни горячий хлеб, намажут его маслом, и оно тает и растекается по мякиши. Сверху покроют слоем сгущенки. Реактор ( самодельный кипятильник из открытой спирали, морск.) опустят в кружку, вода вскипает за минуту. Заварка всегда лежит в рундуке (тумбочка, морск.) . Вскипятят чай и лопают за милую душу. Годки вообще в кают-компанию кушать не ходят. Им это делать не положено. И так хватает еды, которую им приносят из гарсунок и из запасов НЗ подводной лодки. Еда на коробке это не проблема. На праздники на корабле в кают-компании дают разные блюда. На обед и ужин- красная рыба. Да! , С голоду на кораблях никто не пухнет.
В один из трудовых дней Зуб и Мон спали в своей каюте до обеда. Каюта на шесть матросов. После утреннего развода на работу все сослуживцы рассосались по отсеками подлодки и никто их сон не беспокоил. Дневальному, стоявшему на вахте в отсеке, было дано указание: в случае пожара выносить первыми! Разбудить на обед!
В полдень Зуб и Мон с трудом открыли глаза, когда вахтенный их разбудил. Без всякого плстроения или сопровождения, они умылись и самостоятельно пошли в кают-компанию на обед. Размяться перед работой. Покушали. На адмиральский тихий час не пошли опять спать в свои гробики. Поэтому решили работать. Спустились в трюма подводной лодки. Они трудились в реакторном отсеке уже вторую неделю подряд, без выходных, по 10-12 часов в сутки. На коробку возвращались лишь покушать, помыться в душе и поспать. Так же было и в этот день. Они поднялись вечером на коробку поужинать и снова спустились в подлодку. Они сами ещё не решили, до скольки сегодня будут менять набивку в клапанах. Может до часу ночи, а потом спать до обеда, может до утра, а потом спать до 15.00. Как дело пойдет.
Вечером команда подлодки покидает борт. Офицеры и мичманы спешат домой под бочок любимых женок. Последние, кстати, никогда не были внутри подлодки и видели ее только с причала, когда она уходила в автономку. Махать платочком вслед- это кадры из кинофильмов. Все гораздо прозаичнее. Матросов с подлодки на ночь отводят строем в казармы. Внутри субмарины остается только вахта.
Зуб и Мон оседлали один из двух ректоров и с помощью специальных инструментов извлекали из задвижек уплотнители. Потом внутрь опускали новую набивку. Долгий и нудный процесс. Обеспечивающим у них был старшина второй статьи из экипажа лодки. В эту ночь он был дежурным по отсеку. В турбинном соседнем отсеке вахтенным был старшина 1 статьи. Оба срочники.
Ребята! Как у вас? Долго
сегодня будете? - спросил подводник, заглянув на реактор.
Не знаем пока. Работы
дофига. До ночи точно проторчим здесь, - ответил Зуб.
Понятно. Значит сейчас чай
пить будем. Я в турбинный сбегаю за чайником.
Спасибо! Мы не голодные.
Ужинали на коробке, - поблагодарил за гостеприимство Мон.
Будете, а куда вы денетесь?!
Сейчас принесу.
Подводник хлопнул переборкой и растворился в турбинном отсеке. Два товарища переглянулись, и дальше стали возиться с набивкой. Минут через пять к ним на реактор забрались два матроса или точнее старшины подводники. В руках у них был поднос, на котором стоял чайник-заварник, четыре стакана и вкусняшки. Печенье, галеты, конфеты, хлеб, тушенка и варенье.
Ну, давайте,
присаживайтесь! Мойте руки
и будем пить чай! - пригласили подводники судоремонтников. У старшины 1 статьи сегодня День рождения! Давайте, за то, чтобы это было его последнее день рождения на борту! Чтобы следующее он встречал, одной рукой держа стакан, а другой- женскую грудь!
По стаканам из чайника был разлит подозрительно прозрачный чай.
Это что, шило?! - удивился и
обрадовался Зуб. Он уже полтора года не брал в рот ничего крепче чая. Негде было достать. Он поднес стакан к носу, вдохнул в себя запах, и обрадованно сообщил:
Точно, спирт! Ну вы даете!
Где надыбали? Здоровье именинника! - Он выдохнул воздух, чокнулся со всеми и за пару глотков осушил содержимое стакана. Взял с подноса кусочек хлеба, сверху ложкой наложил тушенку и быстро стал закусывать.
Крепкая! Градусов 50 или
больше!
Все дружно осушили свои стаканы и приступили к закускам. Хотя они были не голодные, банка тушенки и буханка хлеба были съедены за несколько минут. Подводники не стали тянуть быка за рога и остатки чая из заварника разлили по стаканам. Потом старшина второй статьи взял чайник и скрылся в турбинном отсеке. Через несколько минут он вернулся с полным чайником Беседа приобрела веселый и наполненный эмоциями тон. Наперебой моряки стали рассказывать не о морских буднях и походах в глубинах океана, а о любовных похождениях и победах над женщинами на гражданке. Это гораздо интереснее и увлекательнее, чем однообразные и серые военно-морские будни.
А вы знаете, как мы девок
разводили в интернате в 9 и 10 классах? У нас по праздникам устраивали дискотеки в холле. Все танцуют и зажимаются мирно и спокойно. Но надо же как-то напугать девчонок, чтобы ночью пожалели и сговорчивее были. Кто-то специально начинает толкаться и ругаться. “Пойдем, разберемся в умывалку! “. Она расположена рядом с залом. Несколько человек заходят внутрь умывалки и один изнутри держит двери. Остальные начинают кричать, бить руками и ногами по стенам, мазать себя помадой или красной краской. И девчонки велись, устраивали визг. Прибегали воспитатели, ломились в двери… Им открывали, когда те останавливали дискотеку. Но до такого обычно не доводили.
Мы в 10 классе ездили на
весенних каникулах в Нижний Новгород на неделю. Классно было! Родителей - нет, учителям - пофиг. Мы по ночам к девчонкам в номера постучимся, они откроют. Сопровождающая учительница придет на ночь проверить девочек. Мы к ним в кровать под одеяло, они дверь откроют и не включая света шмыг в кровать, типа спят. Колено согнуто под одеялом, чтобы горка была и не понятно, что внутри не один, а два человека. Так учителя и не догадались, что по ночам творится. Они сами, наверное, отдыхали по полной с физруком!
Так, за интересными воспоминаниями, ставшие друзьями на ночь подводники и судоремонтники с коробки, не заметили, как подобралась ночь. Внутри железной и герметичной подводной лодки совсем нет окон. О времени можно знать только по часам на переборках и по настенному календарю, какой сегодня день недели и число месяца. Лучи солнца сюда не проникают.
“Что так голова болит? Пить хочется. Тошнит что-то… ”, - это первые мысли, которые посетили Мона, когда он даже еще не открыл глаза. С трудом приподняв отяжелевшие веки, Мончик, даже не пошевелив головой, стал с удивлением и ужасом смотреть перед собой. Он находился не известно где. Однотонный дневной свет от лампочек освещал что-то невообразимое: торчащие из пола и стен немыслимые трубки и стержни, непонятные датчики, неровная поверхность неизвестного устройства, на котором, по-видимому, лежал Мон. Все это окрашено лишь в один цвет краской серебрянкой. Как в склепе: без окон и без дверей.
“ Где я? - ужаснулся Мончик. Ему страшно было поднять тяжелую голову. - Может это… Неужели?! Да ну, нафиг! Инопланетяне оглушили, поэтому и болит голова! И затащили в летающую тарелку… Почему я? Зечем им? ! Получается, что я в космическом корабле!? Меня забрали с Земли на опыты? Где они сами, эти зеленые человечки? “ Эти шальные мысли пронеслись в голове, как кони на скачках. Мону захотелось закрыть глаза и перенестись в прошлое. Пусть даже не на сушу на пляж, где вокруг много соблазнительных и полуголых дам, а хотя бы назад, на корабль. Пусть без женского полу, но хотя бы земля рядом…
Вдруг Мон услышал сбоку протяжный храп или стон. От неожиданности он поднял от палубы голову и повернулся назад. Рядом с ним на реакторе, без одеяла и подушки, положив ладони под голову, спал Зуб. И тут до него дошло! Он вспомнил ночь, двух старшин-подводников, которые куда-то испарились и поднос с чайником-заварником. Он взглянул на часы: половина шестого! Утра или весера? Нет, не вечера же! Утром бы их таких неопрятных обнаружили подводники! Значит, сейчас утро! Вовремя проснулся. Он стал тормошить и будить Зуба, который во сне пускал пузыри и которому, похоже, снился не космический корабль, а обычный деревенский клуб. Во время сеанса он целуется и зажимается с подружкой в углу в темноте. “Кино не будет! Кинщик заболел! А нам кино и не надо, выключайте свет!” И только он запустил ладонь ей под кофточку и нащупал упругую и теплую грудь, как его вывел из забытья противный голос:
Зуб! Вставай! Время
половина шестого. Надо успеть до подъема на корабле помыться в душе и залечь в гробики до обеда!
Они так и сделали. Как пробки из шампанского, выскочили через центральный пост по вертикальному трапу наружу, перешли на коробку. Просочились через центральный пост, где вахтенные их приветствовали, махнув головой. На корабле все всех знают в лицо, поэтому пропуск не требуется. Когда прозвучал сигнал подъема в 06.00., два друга уже лежали в гробиках, прикинувшись спавшими.
Следующая, не очень приятная история, случилась зимой. Мончик запомнил ее, ибо испытал настоящий испуг, покруче, чем в летающей тарелке инопланетян. Если бы не Заяц (фамилия Зайцев) , его напарник, с которым он возвращался темной ночью по сопкам, вряд-ли бы он стал репортером. И посмертно его не представили бы не только к званию героя, но и даже медалью не наградили.
С Зубом они занимались плановым ремонтом субмарины. Меняли клапан или задвижку, и, дабы не вставать утром с подъемом, а подольше поспать, да и закончить работу, они провозились до полуночи. Лодка была пришвартована не к борту коробки, а к причалу, до которого топать вдоль берега по сопкам несколько километров. Никто расстояние там не измерял. Они поднялись из подлодки на причал, натянули шапки-ушанки и потопали в сторону своего причала. Зимой в Гремихе полярная ночь. Если пасмурно и на небе нет звезд, хоть глаз выколи. И только благодаря белому снегу видны очертания дороги или тропинки. Этой ночью мороз был ниже минус 20 градусов, Небо ясное. Мерцание звезд создавало тусклое освещение поверхности Земли. На небе переливалось северное сияние.
Смотри, Заяц! Какое сильное
сияние. Оно разноцветное и перетекает по небу. Что это тебе напоминает?
Ни хрена мне это не
напоминает! Пошли. Холодно. Хочется уже в душ и в гробик.
А мне это напоминает
огромный разноцветный занавес. Как будто кто-то там, на небе, его дергает и он волнами перекатывается по небу. Красиво! Я помню в детстве, мы катались с горки на санках. Там спуск пару сотен метров вдоль домов. За минуту скатишься вниз, потом тянешь за собой санки в горку. Мы катались со склона и в конце я врезался в сугроб и перевернулся. Протер рукавицей лицо от снега и обалдел: все небо полыхало перекатами сияния! Мы как зачарованные смотрели и даже было немного страшно.
Мон и Заяц быстрым шагом шли по тропинке. Местами ее было едва заметно и в какой-то момент они сбились с пути. Вдоль причалов горели фонари и направление пути было понятно. Не ясно только, где дорога? Пришлось ползти по снегу. Местами его глубина была до полуметра, местами, на скалах и камнях, его сдували ветром и вообще не было. Поэтому они старались петлять так, чтобы выбрать дорогу без глубокого снега. И все равно проваливались по колено. Прогары уже были полные снега, который таял от тепла ног и было не очень приятно.
Идем быстрее, а то дубу тут
дадим! - скомандовал Заяц. Он решительно шагал впереди, стараясь выбрать дорогу получше. Мон шагал за ним след в след, так легче вытаскивать ноги из сугробов. Вдруг Заяц остановился на камне.
Посмотри, что там?! - В
нерешительности сказал он, показывая рукой вперед. Мон остановился возле него и тоже стал всматриваться в темень.
А что там может быть? Я
вижу кочку или камень черный. Надо просто допрыгнуть до него. Отойди! Я первый перепрыгну!
Мон еще раз посмотрел вперед, согнулся, вложил все свои силы для прыжка и как пружина, сиганул вперед. Он не понял, что произошло. Он плюхнулся в какую-то жижу. Дна под ногами нет. Он кое-как развернулся назад. Его стало засасывать. Он пытался отталкиваться от поверхности, но не мог. Вонючая жидкость попала ему на лицо, в уши, в рот. Не успев даже сообразить, что произошло, он закричал:
Помоги, тону!
Заяц все понял. Но у него под руками ничего не было. Где в темноте и в снегу искать палку? Машинально он расстегнул бушлат и за секунду выдернул ремень из брюк. Попытался один конец бросить тонущему, но ремень не доставал. Тогда Заяц, не раздумывая, руками вытащил один конец из бляхи, которая упала из рук, сделав ремень длиннее. Он бухнулся пузом на кочку, наполовину подтянул туловище с кочки к яме, и снова бросил конец ремня товарищу. Тот уже погружался в жижу с головой. Но успел схватить рукой ремень и сжал его так сильно, как, наверное, больше никогда и ничего не сжимал. Заяц одной рукой держал ремень, а другой отталкивался от кочки, пятясь назад. Наконец, он встал на колени и уже двумя руками вытащил товарища на камень. Посмотрел на Мона, лицо которого было черное или коричневое. Заяц оторопел. До него вдруг дошло, куда провалился товарищ.
… ( здесь прозвучало
нецензурное выражение).Это что?! Это мазутная яма! (снова бранная триада). Ты в мазут провалился.
Позже до Мона дошло, почему он так быстро стал тонуть. Потому что это не вода, которая хоть как-то поддерживает тело. Это как болотная трясина, которая затягивает.
Можешь бежать? Ты
мокрый?! Нам километр до коробки. А может больше. Я бегу впереди, ты за мной. И не останавливайся! А то замерзнешь! Побежали!
Мон чувствовал себя, будто он и описался и обкакался одновременно. Впрочем, думать было некогда. Мороз подгонял их, как извозчик кнутом подгоняет кобылу. И они перебежками понеслись к кораблю.
На коробке, когда они подошли к вахтенному, были в шоке. Увидев такое чудо, вахтенные пришли в замешательство. Они уже дремали на посту, и в миг проснулись. Такой радостную и удивительную картину увидишь не часто! С перепачканным мазутом лицом, черными грязными руками, в одежде, хуже чем у самого занюхонного кочегра, Мон напоминал то ли шахттера, то ли бомжа с помойки.
Это что за явление
природы? Заяц! Кто это с тобой? Откуда ты его достал? Из преисподней? - удивился каплей( капитан-лейтенант, морск.). Мон! Ты, что ли?!
Товарищ капитан-,
лейтенант! Он в мазутную яму провалился. Ему надо пар в баню подать, отмыть его. Да и меня тоже. У меня вся одежда в мазуте.
Сейчас. Доложе дежурному
по кораблю.
Через 15 минут в душевую подали пар. Дневальный принес новую одежду: тельняшки, робу, брюки, бушлат, караси( носки, морск.). Через час два товарища дрыхали в гробиках и им снилось северное сияние над крышей деревенского клуба.
Все дни на коробке одинаковые, как волны океана. Они текут незаметно, разбиваясь о прибрежные скалы, не оставляя после себя ни следа, ни брызг, ни воспоминаний. Скучнее океана на свете только Северный флот. Но и в эту скучную череду однообразия иногда врываются вихри необычных событий, которые оставляют после себя долгую и ясную память. Редко, да метко.
Мону и Канистре ( Калистратов, кличка “Канистра”) дали задание на утреннем построении заменить в подлодка клапан высокого давления. Взяв инструменты в сумку через плечо, они спустились по вертикальному трапу внутрь субмарины и получили ключи от каюты старпома. На центральном посту сидели офицеры рангом не ниже каптри ( капитан 3 ранга).
-Четвертый отсек, переборка справа по борту, - сказал один из офицеров и более на матросов с ПМ не обращал никакого внимания.
Каюта старпома-это маленькая и узкая комнатка, где вдвоем и развернуться негде. Сейф, шконка (постель) и маленький рундук( шкаф, морск.).
Канистра осмотрелся в каюте и сразу заметил интересную вещь. Возле переборки стояла канистра из нержавейки. Он открыл пробку и приблизил свой нос.
Шило! Тут шило! -
полушепотом, как будто кто услышит, произнес он. Его мозг стал работать как швейцарские часы: четко, точно, размеренно. - Давай сольем, а внутрь добавим воды, чтобы незаметно было!
На коробке шило достать простому матросу было невозможно. Может оно и поступало для профилактических работ, но разворовывалось офицерами и мичманами уже на этапе поступления.
Лети на коробку, возьми две
бутылки, одну с водой, другую пустую. И шланг не забудь!
Мон выскочил с лодки и побежал в цех корабля. Им двигало необычное возбуждение в предвкушении авантюры. Через десять минут он был в каюте старпома. Друзья отлили в пустую бутыль шило, долили внутрь воды и стали снимать клапан высокого давления, как ни в чем не бывало.
Мужики! Есть ключ на
девятнадцать? - заглянул к ним в каюту старшина третьей статьи. Он тоже был из команды плавмастерской.
Есть. И не только ключ, но и
шило! - геройски ответил Канистра. И для убедительности открыл пробку канистры. - Нюхай!
Через десять минут старшина третьей статьи был тут как тут с двумя бутылками, пустой и полной воды. Он убежал в другой отсек, вернулся через полчаса уже веселый. Весть о том, что в четвертом отсеке бадяжат спирт, разнеслась по отсекам подлодки быстрее, чем сигнал аварийной тревоги. Мон и Канистра создавали видимость работы, а сами переливали спирт в пустые бутылки. И тут же доливали водой. Из обуял азарт. Если первый час все шло тихо и мирно, то дальше все пошло не по плану. Охмелевший матросы оборзели. Они стали ломится в каюту старпома нагло, даже не стесняясь бить по двери ногами, чтоб открыли.
Шило здесь? Наливай! Вот
бутылки!
Мон! Нас накроют. Пора
прикрывать лавочку! Они уже все бухие!
Да, смываемся. Я достал
еще одну пустую бутылку. У электриков выторговал на шило.
Они спешно отлили в пустую бутылку спирт, закрыли пробку канистры, собрали инструменты и в спешке пошли через центральный пост отдавать ключи от каюты старпома. Там они поняли из разговоров командования, что на лодке возникла суматоха. Поэтому не задерживаясь, они выскочили наверх. А в лодке уже играли большой сбор. Противный голос из динамиков оповещал:
Тревога! Большой сбор!
Всем работникам ПМ и обеспечивающим строиться на шкафуте плавмастерской! Внимание! Большой сбор!
Дебилы! Спалились! - только
и смог прокомментировать суматоху на подлодке Канистра.
Лишь бы нас не спалили! -
засомневался в честности и отваге своих товарищей Мон. - Мы вовремя смылись. Нам строится не надо.
Это была уморительная картина. На палубе корабля в неровном строю стояло человек тридцать. Подводники отличались тем, что стояли ровно, даже несмотря на то, что палуба корабля качалась на ветру от волн. Матросы и старшины из состава ПМ представляли из себя жалкое зрелище. Их просто штормило и они не могли ровно стоять в одну шеренгу. Перед ними выстроилось все командование ПМ и подолодки. Вопли офицеров заглушали крики бакланов. Через полчаса на причал подогнали крытый брезентом КАМАЗ и всех матросов отвезли на гауптвахту. Все получили от командования десять суток ареста. И что бы вы думали?! На следующее утро, когда хмельные проспались, их на том же КАМАЗе доставили целых и невредимых на корабль. У командования есть задачи поважнее, чем наказывать провинившихся. Лодку нужно сдавать отремонтированной перед автономкой! А кто ее будет чинить, если все на губе? И самое главное, несмотря на допросы и угрозы со стороны офицеров, ни один матрос не сдал своих товарищей Мона и Канистру. Они вышли сухими из воды. Это и есть настоящая морская дружба! Один за всех и все за одного! Не даром говорят: Северный флот не подведет!
Еще один памятный случай произошел с Моном, когда он уже был годком и оставалось служить несколько месяцев. До Приказа министра обороны об увольнении в запас уже считали дни. В этот день команда обедала в кают-компании. Годки в это время в каюте бодяжили чай. На обед у них был горячий хлеб с пекарни, банка тушенки, банка печеночного паштета, банка болгарского компота, масло сливочное, сгущенка, печенье и галеты. И вдруг в каюту нагрянул мичман, командир отделения.
Обедаете? Ну-ну.
Товарищ мичман,
угощайтесь! Финн! Сделай мичману чай!
Спасибо!! Я не голодный,
только с гарсунки. Но чай с вами попью с удовольствием. Спасибо!
Че случилось, товмичман?
Че вас к нам принесло?! Карасей построить надо или что?
Карасей вы сами построите.
Не в этом дело. Аврал. Финн! Хочешь дембельский аккорд? Пошлю тебя на ДМБ в числе первых, на первом же пароме до Мурманска. В конце мая уже баб щупать будешь на гражданке. Хочешь?!
Товарищ мичман! Не грузи!
Че надо-то? Лодка затонула и ее со дна поднять? Пусть караси поднимают, я уже достаточно наподнимался за три года. Колись, че надо-то?
Слушай, Финн! Я к тебе как к
товарищу обращаюсь. Я же знаю тебя. И ты знаешь меня. Сказал, пойдешь на ДМБ первым, значит пойдешь!
ДМБ! За это любой матрос готов пойти на подвиг! Мон прекрасно знал, что паромы на большую землю отправляются два раза в неделю. У него куча взысканий. “ Правдолюбец” - это клеймо, данное на корабле, ему точно испортит увольнение. В конце июня, не раньше. А тут сундук ( мичман, морск.) обещает на месяц раньше! Это дорого стоит!
Че надо, не томите, товарищ
мичман! Я уже почти согласен. - Финн даже не знал, на что он подписывается, но это же на месяц или полтора раньше попасть на гражданку! Это же огромный срок! Тридцать дней торчать на этой коробке, или тридцать дней гулять на свободе?! Там же девки!
Финн! Надо в 10 отсеке под
давлением снять кингстон. Притереть его и поставить обратно. Всё. Это твой дембельский аккорд.
Финн сразу усек, что это не простое задание. Поэтому мичман к нему и пришел. Но игра стоит свеч! ДМБ первым ему по-другому не светит
Бери в помощники, кого
хочешь. Любого. Всё. Завтра с утра, когда команда будет на подлодке. Это твой дембельский аккорд!
Утром Мон взял с собой Маркиза. Это был борзый карась, Смышленый, умный, с высшим образованием, сильный. С ним Мону было всегда интересно общаться. Мон его оберегал от полторашников и годков, приказав его не трогать. Маркиз был под покровительством годка, поэтому служба у него была проще, чем у других карасей. За это Маркиз был благодарен своему покровителю.
Утром следующего дня они спустились в трюм десятого отсека подводной лодки.С собой у них были заглушка, резиновая прокладка и ключи. В обеспечивающие им был дан каплей ( капитан-лейтенант из членов экипажа) , дежурный по 10 отсеку.
В 10 отсеке начинаются
забортные работы! Внимание! В 10 отсеке забортные работы! Всем, кроме обеспечивающего и команды ПМ, покинуть отсек! - прозвучала команда по громкоговорителю подводной лодки. Десятый отсек освободить! Всем покинуть 10 отсек! Отсек задраить! Десятый отсек надуть!
Это значит подать воздух в отсек и создать давление в нем равным давлению на глубине 12-15 метров под водой. Как раз на такой глубине и находился забортный кингстон. Это клапан, который подает забортную воду для охлаждения механизмов подлодки
Давай, Маркиз! Готовь
заглушку, я отпущу шпильки, - скомандовал Мон, когда отсек был надут. Им двоим в этой тесной каморке на дне лодки в трюме было не поместится. Голоса из-за избыточного воздушного давления, звучали неестественно, будто говоришь в железной бочке.
Мон с помощью гаечного ключа на 24 открутил 8 шпилек, которые крепили кингстон к борту лодки. Он думал, что давление в отсеке нормальное. Поэтому открутил все гайки, взял монтировку, подставил ее под клапан и сдернул. Вода из отверстия 120 миллиметров хлынула, как гейзер из вулкана.
Вода! Крикнул Мон. - Гайки!
Заглушку! Давай гайки! - Он пытался на место образовавшейся горловины засунуть железную заглушку. Кингстон сорвало с места и он больно ударил матроса по ноге. Но было не до этого. Какой там! Давление воды было таким сильным, что Мон быстро понял: ему не по силам не то что поставить заглушку, но и вернуть тяжелый, килограмм тридцать, кингстон на место. И все-таки он попытался исправить ситуацию, хотя вода ему уже была по колено.
-Гингстон! Назад гингстон! - крикнул он в надежде, что как-то удастся исправить ситуацию. В этой тесноте клапан было трудно поставить на место в нормальных условиях, а уж точно невозможно под давлением забортной воды, На глубине в 15 метров давление воды превышает атмосферное в два с половиной раза. Уже было не видно, как вода поступает из горловины, ее количество увеличивалось буквально на глазах.. Она была Мону уже по пояс. Он бултыхался в ледяной забортной воде, как беспомощный бумажный кораблик на ветру при сильных волнах. Маркиз был на палубу выше, вода туда еще не дошла. Они метался, не зная, что делать, как помочь товарищу.
- Маркиз! Где обеспечивающий? К нему, быстро! Объявляйте аварийную тревогу! Иначе нам конец…
В сознании Мона вдруг возникла невообразимая картина: его ДМБ. На палубе перед шкафутом построена вся команда плавмастерской. Все моряки в парадной форме. Командир судна капитан 1 ранга отдает приказ всем держать равнение на середину. Из надстройки Мон выходит на открытую палубу при полном параде. В руках у него только дипломат. Из громкоговорителей начинает звучать самая сладкая музыка на свете “Прощание Славянки”, которую обязательно включают, когда моряки в последний раз идут по трапу на причал! “, Прощание Славянки” включают и в снег, и в дождь, и в ясную погоду. Моряки, честно отслужившие три года, идут домой! Они гордо ступают с корабля на землю! Три долгих весны и осени они с завистью смотрели, как их старшие сослуживцы уходят домой. Нет. Они не плакпли. Слезы появляются только тогда, когда это происходит с тобой под бессмертную музыку “ Прощание Словянки”. Когда ты, перейдя по трапу на причал, поворачиваешься к кораблю лицом, отдаешь ему честь и сняв бескозырку, машешь ею своим товарищам, оставшимся на коробке. А они смотрят, радуются за тебя и по-доброму завидуют. И ждут, когда ж этот марш будет звучать и в их честь! Лучшей музыки нет на Земле! “Прощание Славянки”- это прощание со флотом, которому ты отдал лучшие три года своей жизни. Это как бальзам на душу. Нет, это не гимн победы! Это не гимн страны! Это нечто большее! Это- гимн свободы! Это- гимн торжества! Это- гимн радости!
По всем отсекам подлодки раздался вой сирены. Из динамиков громко и четко стали звучать приказы. При этом вой сирены не прекрашался:
Аварийная тревога!
Поступление забортной воды в десятом отсеке! Аварийная тревога!!! Задраить отсеки! Открыть клапана, подать воздух в десятый отсек! Аварийная тревога! Надуть десятый отсек!
Мокрый Мон в одежде, с которой стекала вода, и испуганный Маркиз, сидели на второй палубе. Вода уже заполнила весь трюм и бултыхаться в ней не было никакого смысла. Они сидели, как обреченные. Десятый отсек был задраен снаружи и и покинуть его было невозможно. При аварийной тревоге для спасения команды отсеки задраиваются и те, кто остался внутри аварийных отсеков, сами себя спасают. Их задача, пусть даже ценой своей жизни, спасти других. Чтобы пожар или забортная вода не распространилтсь в другие отсеки.
Раздался резкий свист. В отсек под высоким давлением стал поступать воздух. Буквально за пару минут вода, которая уже была на уровне второго этажа или второй палубы, вдруг стала уходить вниз. Мон и Маркиз спустились в трюм. На их глазах вода буквально вылетала назад в трубопровод. Они поставили заглушку и затянули четыре болта. Разговор получался не понятный, поэтому все делали молча. Голос звучал, как внутри барабана или в железной бочке. Звуки получались с каким-то эхо. Неприятно стало, когда давление воздуха в отсеках стали выравнивать. В ушах появилась резь и неприятная боль.
Мичман, как и все моряки, исполнил обещанное. Через месяц Финн, как на крыльях, будто он ангел, под звуки любимой “Прощание Славянки”, обняв по очереди всех сослуживцев, украдкой смахнув слезу, гордо ступил на берег. Начиналась новая жизнь. Ему казалось, что он теперь свернет горы и облагодетельствует все человечество. Впереди светлое будущее, полное приключений и радостных дней. Мир распахнул свои объятия и Мон бросился в них, полный надежд и радостных ожиданий.
Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №125021807288