Доярки

  Когда-то в трёх, четырёх километров от села, на пологом широком холме  изрезанном по обеим сторонам глубокими песчаными балками, располагался колхозный аэродром. И спустя годы, на его месте с весны до осени стояло два дойных гурта до трёхсот голов в каждом. Стояли две деревянные будки для скотников, оборудованные из местной сосны базы с механическими дойками и водонапорная башня.
  На "спине" былого аэродрома зияли частые, большие округлые лысины, чем-то напоминающие лишаи. Это последствие разлитых ядохимикатов которыми обрабатывались поля. Стоял ангар (бетонный корпус) крытый волновым шифером, который по ночам разбирали люди. Само же бетонное основание (каркас) от земли было съедено старой селитрой и химикатами. Всё это потом так же растащили люди.

  Сами балки были кривы и уродливы, изрыты норами байбаков и, размыты потоками вешних вод, как говорится балки в балке. Там же среди них был и песчаный карьер откуда брали песок. Карьер был так глубок, что стоя на его вершине и глядя в низ кружилась голова. Все песчаные стены были облюбованы стаей сотен стрижей. По краям балок были лесополосы у которых с обоих сторон росли рядами кусты дикой смородины, а дальше, поля и смешанные леса которые так же росли только в глубоких балках.

  Наше место где мы пасли скот называлось Широкой балкой. Слева, через 2-3 километра была Осикова (ОсЫкова) балка, там тоже располагался очередной дойный гурт, наши соседи. От правления колхоза ходил по селу собирая доярок автобус. Если кто-то проспал, то добирался до рабочего места своим ходом, а это как я уже писал выше, 3-4 километра.
  Доили девчата мехдойкой, но вёдра носили выливать в бочку молоковоза руками, а так же 20-и литровые баллоны. Идёт женщина посреди стада из трёхсот голов по их "лепёшкам", а осенью по грязи, и думает, как бы не поскользнуться и не упасть?Замеривает литраж и подаёт водителю который стоит на молоковозе и, всё выливает в бочку. Рядом стоит учётчик с тетрадью и всех по фамильно записывает. Доярки запускают в специальный станок корову, где она носом нажимает на педаль и из бункера сыплется в кормушку фураж (комбикорм) и пока она ест, её доят. За тем, потянув железный рычаг открывают калитку и животина уходит отдыхать в основной баз, где её ожидает в длинных яслях сенаж или силос.

  Дождь, ветер, непролазная грязь, сквозняк, жара, гнус, удары коров, всё это участь доярок. Пять часов утра, а они уже сидят под коровами и доят. За тем дом, уборка, огород и прочее. В 16:00 снова дойка. Потом дома, своя корова. Кормёжка хозяйство, полив огорода, стирка и прочее. Зарплату не давали месяцами, жили своим хозяйством и огородом, никто не голодал.
  Вместо денег была жидкая валюта, в основном самогон. Сахар был дефицит, поэтому брагу делали из белого буряка, дешёвой карамели, зефир по-возможности брали ящиками и мешками, из него получался не плохой самогон, а так же шла коровья патока и леденцы, такие как дюшес, барбарис и подушечки. Хлеб покупать было не за что, поэтому колхоз выдавал хлебные талоны и мы брали его под зарплату на колхозной хлебопекарне. Иногда зарплату давали вещами и всяким импортным товаром, но его брали лишь единицы, все надеялись на то, что скоро выдадут деньги.

  С первым снегом коров перегоняли на ферму и ставили в корпуса. В каждом корпусе было по 8 рядов с коровами. Один ряд, это одна группа. У каждой доярки она своя, а это значит, что восемь групп, это восемь доярок. Всю зиму коровы обогревали корпус своим дыханием и телами. Вечная сырость и постоянный сквозняк. Под ногами на бетонных проёмах (ямках) стояли лужи, всюду дерьмо, и мы пастухи-скотники, до 7-8 раз в день не считая ночи, сгребали тяпками в лоток навоз, по которому потом с помощью транспортёра он попадал в центре корпуса в яму, и за тем с помощью компрессора выдувался по большой трубе в огромный котлован.
  Но когда всё это ломалось, то жижа навоза в перемешку с соломой лежала толстым и порой замёрзшим слоем по которому ходили мы и доярки с вёдрами. И в этой холодной жиже могли сутками стоять коровы и их перед дойкой надо было каждую подмыть. Коровы оттаптывали девчатам ноги, пальцы. Были случаи, когда приходилось пальцы удалять, так как корова имеет вес и тонкие копыта. Наступит на пальцы и стоит. Гони не гони, бесполезно, пока не поколотишь её. Били по лицу грязными хвостами, рогами, рассекали уши и носы, попадали в глаз, всякое бывало. У доярок мёрзли руки и ноги, нередко приходилось доить всю группу руками. Фураж в мешках получали в ручную и после носили на погрузку, и так держа мешок на весу (на животе) ходили рассыпали комбикорм коровам в ясли.

  Подметали сырые проходы, чистили вилами от спрессованной соломы ясли. Нужно было из соски два раза в день напоить каждого телёнка в станке, менять ему подстилку, лечить от поноса, сдавать полуторамесячных телят поднимая их на пупок ставя на веса, а за тем грузить в кузов трактора. Зимой зачастую приходилось идти на работу в мороз и пургу в резиновых сапогах, так как в корпусе сыро, был вечный мрак из-за перегоревших лампочек. Они работали за талоны на хлеб. Недосыпали, не видели ни морей ни гор. Выходных не было, так как корова всегда хочет есть. Не всегда можно было найти подменную доярку, обычно просили кого-то за магарыч подоить когда нужно было например поехать в больницу.

  Вот так и жили, работа, огород, хозяйство, уроки, домашние заготовки, уборка сена, стряпня, стирка. Окна на корпусах были с улицы обиты полиэтиленовой плёнкой. Те коровы которые стояли у больших входных дверей из листового железа были всю зиму белы от инея. И так было все пять лет которые я проработал в животноводстве, потом в 1996 году бросил, уволился, а лет через 6 коров и самого колхоза не стало.