Хмельное лето. Глава 21

Таисия Абакумова
Глава 21.
Ещё издали, на берегу услышали многоголосые крики. Кричали и мужские голоса с руганью, кричали женщины, и несколько голосов истеричного визга.

– Да, чтоб тебя черти ели!
Услышали они мужской голос. Голос этот так взвыл, что был похож густой вой волка.
– Метельский!? В два голоса воскликнули Надя с Лидой.
– Похоже Юрка. Подтвердил Гриша. Его голос.
– Он всё-таки приехал. Хоть опоздал, но приехал. Но, почему он здесь, а не у нас? И, что там? Пошли быстрее. Произнесла Надя.

И они побежали по тропинке вверх, что была межой между двух половинок огорода. Выше был сад, и там за деревьями ничего не видно. Павел вырвался вперёд, пробежал уже сад. Гриша тоже не отставал от него, лишь крикнул.

– Девочки во двор не заходить.
Но Надя с Лидой не отставали. На бегу Лида сказала.
– Ой, Надькааа, дохохотались. Ведь мне всегда говорила моя мама, смех до хорошего не доведёт.
– Брось, Лид, это суеверие.
Они выбежали все вместе на открытое большое пространство когда-то красивого двора. А сейчас....
Всё, что можно было свалить, перевернуть, сломать разбить, так и было. Перевёрнуто, свалено и много чего исковеркано. Увидели, как Алёна, сестра Галюни в разорванном платье, окровавленная вытянув руки, с диким криком толкнула Галюню, а сзади Галюню Тарасов толкнул черенком лопаты по ногам, отчего та распласталась на траве в виде четырехконечной звезды. К ней кинулись несколько мужчин и женщин с кривом.
– Держи её! Связывай её! Попалась! Кричали разные голоса.
– Да, едришкин кот! Послышался ещё один знакомый голос.
– Они, что мухоморов наелись? Удивилась Надя. Боже! Да святые угодники, посмотрите хреновина какая. И уже не томатная.
– Боже! Отче наш... спаси и сохрани. Пролепетала Лида. Это, что здесь?

И в это время Павел крикнул громко и грозно.
– Разойдись!
Павел вытянул руку вперёд, а крики смолкли на оборванной ноте, замерев, где-то в вышине, все отпрянули от Галюни, и она начала подниматься, но отчего-то плюхнулась снова навзничь со стоном. И Надя увидела, как с пальцев Павла сорвалась чернильно-фиолетовая струя энергии ввиде ленточки и окутала Галюню. Та оказалась, как спеленатой. Все стояли, а кто и лежал в онемении. Уж видели они энергию или нет, но смотрели на обездвиженную Галюню со страхом.

– Что за экстрим у вас здесь произошёл? Спросил Гриша. Друзья мои?
– Балласт мой, непутёвый совсем озверел, как Дима уехал.
Плача, размазывая по щекам слёзы наполовину с кровью, произнесла Алёна.
– Алён она ещё вчера была озверелой. Произнесла Соня.
– Сонечка! Вот это фингал у тебя, какой багряный. Прям, как вечерняя заря. Хороший синяк будет. Воскликнула Надя. Чем это тебя?
– Дубинкой. Вон дрын валяется. И показала на увесистую дубовую палку в диаметре сантиметров пятнадцать.
– Ого! И как она его подняла?
– Ладно, я ещё увернулась, а то бы может и уже и не дышала.
– Вот это погуляли на свадьбе. Произнесла Лида удручённо.
– А какая свадьба без драки, Лидуська? Спросил Тарасов, хозяин этого дома.
И это хорошо, что не на самой свадьбе, а всё же, в стороне. Не стыдно хоть перед приезжими гостями.

– И на свадьбе она показала себя. И, как мы не заметили, что она уже того?
– Надь, Надь, как хорошо, что ты пришла. Сделай мне срочно прививку от бешенства и от столбняка. Пожалуйста. Надь.
– Метельский! Юра! Это, кто тебя так?
– Да, она, пантера эдакая. Она укусила меня. Кровь-то, что хлещет.
Зажимая рукой  щёку, говорил Метельский. Галька взбесилась совсем. Чтоб её черти ели. А мне через несколько дней на работу. Как я в офисе покажусь?
– Кошмар! И Тарасова она?
– Да все мы тут от неё пострадали.
– Сроду бы не думал, что мы с ней такой ратью не справимся. Откуда в ней сила взялась? Морщась от боли, произнёс Андрей Тарасов.
– Лид, твой дом рядом, беги за ключами и.....
– Зачем бежать? На машине быстрее будет. Гриш, машина возле ворот, на вот возьми ключи в кармане. Подставив свой карман Метельский. А то я боюсь, всю машину кровью измажу.

– Что тут думать, Гриш, бери мою рабочую машину, ей всё равно. Вон возле забора, за гаражом  стоит. Возьми ключи. Произнёс Тарасов.
– Это будет лучшим решением. Надя, забирай с собой, кому надо раны зашивать. Произнёс Павел и подошёл к Метельскому, убрал его руку от щеки, осмотрел рану, и произнёс.
Здесь будет порядок, но рану надо зашить. А с рукой что?
Увидев, что Юра ещё зажимает предплечье. Думали, он от боли помогает держать руку, зажимавшую щеку.

– Так она кинулась на меня с криком «Димочка приехал» и впилась зубами в плечо, а своими когтями в щёку. Разодрала пантера, чтоб её ели так....
– Боже, мой! Юра, ты почему здесь-то? Спросила Надя.
– Так я на свадьбу приехал. Опоздал, правда. Но хоть подарки подарить, да повидаться.
Садясь в машину, произнёс Метельский.
– Это понятно, почему к нам-то не пришёл?
– Так я и ехал к вам. А тут, такое. Еду мимо, я же к вам ехал. Гриш, Лид, поздравляю. А тут смотрю, народ стоит возле забора, смотрит. Решил и я посмотреть, остановился, вошёл в калитку, узнать, в чём дело. Крики слышны были далеко. А она, как кинется на меня. Что с ней случилось? Вроде более, менее нормальной была, на мужиках зациклена была, так и ладно, много таких. А здесь, какое полное помешательство.
Говорил Метельский под смех остальных.  А щека его опухала всё больше и слова он уже говорил с трудом.

– Алён, что случилось? С чего она так? Спросила Надя.
Остановились возле дома Лиды, та пока бегала за ключами, Алёна рассказала. Сначала стонала, а потом начала рассказ.
– Она уже, который день, как приехали, химичила в своём сарае. Я сначала не придала этому значение, а вышло, что зря не обратила внимание.
– Вот ведь, дал же бог мозги. Вроде бы и дура дурой, а в химии у неё всё получается. Произнёс Метельский.
– Это точно. Подтвердила Алёна. В школе училась с двойки на тройку по всем предметам, а по химии у неё всегда было пять.

Быстро приехали в больницу, Лида набрала всё, что потребовалось для скорой помощи, и поехали назад, Надя успела крикнуть.
– Лид осмотри всех и кому надо везите сюда.
Надя осмотрела Метельского внутренним зрением. Павел постарался, сосуды все оказались целыми, лишь виднелись тоненькие шрамики и те скоро заживут. Мог бы и мышцы срастить, но не стал этого делать, чтобы не шокировать народ.
«Действуй сама обычными средствами, а завтра на перевязке, пальчики свои наложишь. И всё заживёт» успел ей шепнуть Павел.

– Надюшенька, сделай мне укол от бешенства. Попросил Метельский.
– Зачем? Юра?
– А вдруг она бешеная. Бешенство это страшное заболевание. А мне жить хочется. Надюшенька, не жалей укол, я заплачу.
– Ладно, Юра сделаем тебе этот укол. Смеялась Надя. Не надо оплаты. Но ты знаешь, куда делается укол от бешенства? Юра это очень болезненно, в живот.
– Я потерплю, Надь, потерплю, только сделай.
– Ладно, уговорил, сделаю. Смеялась Надя.
– И от столбняка. Надь. И ничего смешного нет. Ты не испытываешь такое.
С умоляющим видом попросил Метельский.
–  Ох, Юра! Трусишка. Ты же боялся раньше уколов. Насколько помню, в школе чуть ли не до обмороков с тобой было, как прививки нам делали.
– Лучше уколы потерпеть, чем болеть.
– Надь и мне. Попросила Алёна.
– А тебе-то зачем?
– Так ты посмотри на меня.
– Сейчас с Юрой закончу и тебя посмотрю.

– Павел твой посмотрел меня, сказал, жить буду. Но я конечно и так знаю, что буду жить. Пока он смотрел, у меня болеть перестало, только ноют её укусы. Я её от вас привела домой, она была вроде ничего ещё, только в ступоре была. А потом  она в сарай пошла, я за ней, проследить, там она что-то выпила, из своих настоек, я не успела отобрать. Хотела её закрыть в сарае, не удалось. И откуда у неё сила взялась? Она меня всю искусала. Пока я от неё через огороды бежала, падала сколько раз, она настигала меня, сильная зараза стала, пока к Тарасовым попали. Вот тут ещё больше началось. Они же за столом сидели.
– Да, уж! Кино бесплатное, смотри, не хочу. Разговоров всему селу будет и развлечение в пересудах. Шумная свадьба получилась.
– Почему, Надь? Сама-то свадьба прекрасная была, пока Галька чудить не начала. Тебя тоже чем-то траванула, вином облила.

Вскоре всех излечили, кому требовалось зашить раны, зашили, синяки и ранки обработали, и вернулись к Тарасовым. Там уже почти навели порядок. Что-то восстановили, что не подлежит восстановлению, убрали. Галюня сидела уже на стуле и привязанной к нему, сидела и смотрела воспалёнными блестящими глазами, оглядывала всех и тихо смеялась, но таким смехом, что страшно было всем.
В стороне от всех стоял Павел и с кем-то долго разговаривал по телефону. И закончил говорить, Надя подошла к нему и тихо на ухо выговаривала Павлу.

– Вот видишь до чего дошло твоё вмешательство в тот раз на дне рождения Лиды. Разве так можно было?
– Извини, в тот раз не довёл до конца, а потом они уехали.
– Ну, где уж вам сделать качественно, когда другое надо было сторожить. Вот только от кого? Не понимаю.
– С ней такое случилось бы ещё раньше, даже если я не вмешивался. Дмитрий с ней был, это и отодвинуло.
– Ты себя оправдываешь?
– Нет. Но, она уже применяла свои средства. Начиталась в интернете, как стать леди совершенства, интеллектуальной с тонким знанием венца творений, и завоевать мужчин. Но интернет, есть интернет, и эти знания расширения её сознания не повлекло. Психопаткой она была, только не выраженной, сломанной, как я сказал в тот вечер. Безупречности из неё не получилось, как она мечтала. Эти настойки и экстракты повлекли её в полную деградацию.
– Что теперь делать?
– Ничего, скоро бригада прибудет. Я вызвал, там вылечат.
– Угу. Из дурдома, что ли вызвал?
– Это по-другому называется и там не обычные психиатры. Вот посмотришь, её восстановят. Это не городская психиатрическая клиника. Это не та, каких в каждом районе понатыкано. Нет. И это не в городе. Скоро вертолёт прилетит.

– Ой, да делай, что хочешь. Я устала. Думала, здесь отдохну. Отдохнула.
– Надюшенька, Павел, что вы там стоите? Идите к столу. Позвал их Андрей Тарасов.
– Нет, Андрюша, что-то не хочется. Сейчас дождёмся бригаду, и я домой пойду. Устала.
– Ну, хоть присядь, отдохни. Надь.
– Разве только присесть.
Павел и Надя сели на скамью возле стола, все сидели и просто разговаривали на отвлечённую тему и ни к чему не притрагивались, хотели расспросить Метельского о его житье бытье, но у того опухла рана на щеке и он молчал. Надя заметила рюмку коньяка, стоявшую напротив Метельского, и сказала.
– Юра. Тебе алкоголь примерно на год запрещён.
– Да я и не буду. Я знаю, алкоголь с любым лекарством не совместим. Что я, себе враг, что ли? Я ещё мало жил на белом свете. Пожить хочу.
Едва ворочая языком, с трудом выговаривая слова шепелявил Метельский..
– Юра, ты к нам поедешь? Спросила Надя, в мыслях она уже придумала, как его лечить.
Тот кивнул головой, затем встал и, морщась, произнёс.
– Друзья мои! Плохо и трудно говорить, я рад был повидаться, но я поеду, куда направлялся. К Тумановым. Гриш, Лид, вы ещё здесь будите? Хотелось с вами пообщаться.

Ответить ему не успели, как над селом появился вертолёт. Юра сел на место, а Павел вытащил телефон и вышел за калитку с кем-то разговаривал, поднял руку. Скоро вертолёт опустился посередине широкой улице, Павел подошёл и о чём-то разговаривал с человеком, вышедшим с вертолёта. И вскоре во двор вошли несколько человек в форме с непонятной эмблемой бело-голубой на синей куртке и надписью.
«Служба здоровья».
Увидев их, Галюня громко захохотала, хоть и связанная, она не давалась, отодвигаясь вместе со стулом. На площадке выложенной плиткой, стул свободно скользил. Во дворе установилась полная тишина. Все затихли и какие эмоции были у каждого не понять, но лица у всех были грустными, а некоторые женщины молча плакали.
Но когда её взяли под руки крепкие парни с обеих сторон, а третий отвязал её от стула, она закричала в полной тишине.

– Я не хочу! Не хочу в психушку. Алёнка, не отдавай меня. Я больше не буду.
Алёна заплакала, а Надя попросила.
– Мальчики, пожалуйста, осторожнее с ней.
– Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Сейчас ей сделаем укольчик, она поспит, а потом будем лечить. Она поправится, обязательно. С кем не бывает срывов на почве любви. И не таких вылечивали и все становились нормальными людьми. И она будет, как новенькая.
– Да, что уж там. Новенькая. Было бы хорошо. А то эта история, достойна пера короля ужасов Стивена Кинга.
Произнесла Надя. И при её словах в пространстве двора пролетел печальный вздох всех присутствующих.

– Не волнуйтесь, с вашей Галиной всё будет хорошо. Или вам оставить её, пусть ещё вас покусает? Спросил старший из этой службы здоровья. Из всех прилетевших только с ним общался Павел. И он, принимая документы Галины у Алёны и улыбаясь, осмотрел всех.
– Нет. Нет. Нет.
Истерично закричали почти все женщины. Их, почти все, исцарапанные лица скривились в испуге.
– Увозите и лечите. Произнесла плачущая Алёна. Всё равно здесь ей никто не сможет помочь.

Галюню погрузили в вертолёт, Павел разговаривал всё с тем главным, или старшим, провожая до вертолёта. Попрощавшись рукопожатием, Павел отбежал, крылья вертолёта пришли в движение, и он поднялся ввысь.
Во дворе так и стояла тишина, затем Андрей произнёс.

– Вот и посидели, порадовались за свадьбу друзей.
– Ребята простите, я не хотела, я не знала, что вы здесь продолжили праздник. Я просто хотела спрятаться. Плача произнесла Алёна.
– Да, ладно тебе, Алёнушка, ты такая же жертва, как мы. Не плачь, а Галку вылечат. А ты за это время отдохнёшь. А то с ней у тебя никакой личной жизни и не было. Лишь только вздохнула, как Дима забрал её, и вот снова. Уговаривали её все.

А Тумановы и Павел собрались уходить домой и уже распрощались, как Юра Метельский спохватился, пролепетал своим густым голосом.

– Я с вами, что-то я задумался. Пойдёмте в машину.
– Друзья, я завтра выйду на работу, приходите, у меня есть средство, оно уберёт ваши шрамы и царапины.
– А что сейчас не дала?
– Только, что вспомнила, да и сразу такое средство на свежие раны нельзя.
– Завтра утром будет можно.
И уже в машине Лида спросила.
– Надь, а какое средство?
– Завтра и узнаешь, если захочешь пойти со мной.  А Юру мы сейчас лечить будем, как приедем, и полечим.
– Чем? Спросила Лида.
– Бабушкиным бальзамом.
– Это тем, что ты лечила себе руку? Этот поможет, а я поприсутствую.
Произнёс Павел.
– Договорились. Улыбнулась Надя.  К утру у нас Юра будет, как новенький.
– Ты не шутишь, Надюша? Прошепелявил Юра. А то у меня через неделю встреча с партнёрами. А я в таком виде. Увидят сразу откажутся.
– Нет, не шучу. Сейчас сам увидишь. Только дай нам слово.
– Кому нам? Надь. Спросил Юра.
– Ты не разговаривай, раны твои болят. Нам это ....  А ладно, это всё ерунда.
                *****
И так прошло время. Все было прекрасно у Тумановых, а так же во всём селе.
Метельского Надя и Павел вылечили через несколько дней, как ему уезжать, провели последний сеанс  и у него и шрама не осталось.
А как приехали в дом Тумановых, Павел и Надя быстро повели Юрия в комнату, где жил или находился в комнатах Миши, Павел.
На удивлённые взгляды всех находящихся в доме, и гостей, и хозяев, Надя лишь махнула рукой в сторону Гриши и Лиды.
– Они расскажут, а у нас нет времени.
Павел увёл Метельского, а Надя пошла за бабушкиным бальзамом. Вошла в комнату, увидела, Метельский спал, а Павел смотрел в окно. И она спросила.
– Что ты остановился? Почему не продолжаешь?
– На этом этапе достаточно.
– Мог бы и сразу, за один сеанс, зачем так надолго растягивать?  Спросила Надя. Пока спит ещё лечи. Вот посмотри, думаю, он ещё действующий.

Павел взял двумя пальцами, посмотрел баночку, повернул, посмотрел на свету,  и ответил.

– Действующий. И сейчас мы ему увеличим действие и лечебные свойства. Вот и всё получилось. Такое можно сделать и на обычном вазелине. У тебя есть вазелин?
– Хм. В аптеке есть и достаточно.
– Значит, завтра я пойду с тобой надо людей вылечить.
– Да у них и так пройдёт, только дольше будет заживать. Хотя, у Тарасова большие шрамы от Галкиных ногтей. И, как она быстро смогла так их всех поцарапать и покусать? Удивительно.
– У неё возникла огромная скорость и реакция. Это мы ещё во время успели.
– Скажи, а ты знал, что там происходит? Почему ты за нами пошёл?
– Знал, что будет происходить. И началось это, мы были уже в пути. Если мы шли быстрее, то возможно многих уберегли. Но так распорядилась судьба. Есть такое поверье у народа глубоко внутри. Доля, Недоля.
– Ну, да, как в сказке. Что доля, что недоля. Ой, нет там о воле говорилось, что воля, что неволя. А я думаю, что каждый сам своей судьбы режиссёр.
– Так оно и есть, но не всегда. Посмотри на себя.
– Ой, отстань, я здесь ни при чём. И не обо мне речь. Лучше скажи, почему ты растягиваешь Юре лечение, а не сразу восстанавливаешь?

– Так будет лучше для его же психики, меньше удивляться будет. Душа его ещё не по росту дальнейшего лечения. Пусть привыкает. Сегодня сняли воспаление, завтра опухоль оберём с обеих ран, заодно и ты пройдёшься своими прекрасными пальчиками по всему организму.
– Зачем? Он меня не просил этого, а что просил я сделала. Выпросил уколы, я и сделала. Ха, и ещё три раза ха, ха. Вот пусть ещё теперь в своей клиники остальные делает. Надя рассмеялась.
– Завтра и попросит, у него с печенью небольшой непорядок и с сердечком, и с сосудиками кавардак.
– Коньяк, он до хорошего не доводит.
– Не столько коньяк, сколько нервное. Стресса у него много. Он очень близко принимает неудачи в работе и по жизни, а уж в любви, тут и говорить не приходится. Я вот смотрю на него и диву в его жизни дивлюсь, многое вижу. Великолепно его подставляют.

– Так скажи ему об этом. Пусть обратит внимание. И фамилию знаешь?
– А что её знать, его лучший друг и в жизни, и по бизнесу, и с его женой на пару. Везде успевает.
– Юра вроде не женат ещё, всё выбирает.
– Выбирает? Это он так думает, его уже давно выбрали, как жертву во всех его жизненных ситуациях. И жизнь его на волоске висит. Его женщина ему опасна, весьма, весьма.
– Да? Ты это точно такое видишь?
– Да, и во всех деталях могу рассмотреть.
– Поразительно! Удивлённо с восхищением произнесла Надя. Вот бы....
– Хочешь научиться?
– Не, не, не. Не хочу я видеть чужие судьбы. Это тяжело. А, как ему сказать?
– А никак, я ему всё покажу.
– Каким образом?
– Во сне. Вот пусть он сейчас спит. Сюда никто не войдёт, он будет спокойно видеть сны.  А я ему предоставлю и прошлое настоящее и будущее.

– Будущее-то зачем?
– Не совсем будущее. А два варианта, а там, как сам выберет. Остаться на плаву или рухнуть вниз. Но думаю, после беседы, он выберет верный путь.
– Почему ты ему решил помочь? Он ведь не просил.
– Не просил, но он мне будет нужен позже, в недалёком будущем. И сам попросит меня об этом. Ему потребуется разъяснения. Он, как проснётся, обратится к тебе, а ты пошлёшь его ко мне.
– А у тебя эта способность Дирамия? Или Павла.
– Наденька, я один. Я и есть Дирамий,  это же элементарно. Имя моё здесь, в паспорте, понимаешь? И согласись, имя Дирамий здесь звучит странно.
– Что странного-то? Всякие есть имена.
– Есть, не отрицаю, но паспорт мне сделали именно на Павла Демьянова. И фотография была уже вклеена.
– Странно. Что тебя ещё здесь не было, а всё было.
– Ты многого не знаешь. Очень многое. И ещё, мои способности увеличились уже здесь. Здесь я встретил богиню Умсур. С Гришей были в тайге, и встретились.

– Богиня? В тайге? Удивлённо спросила Надя.
– Да, она была в этом мире шаманкой.
– Дааа? Такое бывает?
– Бывает. Ещё, как бывает. Боги тоже многого хотят познать в жизни этого мира, не просто смотреть издали, но и непосредственно участвовать, жить, как человек и всё испытывать. Если бы ты знала, сколько их здесь живёт. Умсур дополнила меня, усилила мои таланты, передала свой дар и ушла домой.
– Как интересно. Расскажешь?
– Расскажу, как подойдёт этому время.
В дверь постучали, и послышался голос бабушки.
– Наденька, вы ещё не скоро?
Надя быстро подбежала к двери, открыла и сказала.
– Нет, бабушка, самую малость осталось.
– Ты иди. Наденька, а я продолжу. Настрою его на сон.
Произнёс Павел и Надя вышла.

– Что там? Спросила бабушка. Восстановили?
– Не совсем, бабуль, Павел растянул время, чтобы не так резко было заметно людям. Народ у нас разный.
– Это верное решение.
– Он мне рассказывал о богине Умсур.
– Да? Я знаю её.
– Ооо! Бабушка! Ты меня удивляешь.
– Что удивительного? Поживёшь с моё, ты ещё и не такое будешь знать. После того, как передала Умсур свой дар, в лечении он ас. У него получается мгновенно, но в данный момент притормозил. И это верно. Вы помирились?
– Я? С ним? И не думала. Не стану я с ним мириться. Ни за что.
– Ну и дурочка. Ладно, оставайся пока в своих вредностях, но есть одно средство, которое примирит вас и понесёт в огромную любовь.
– Не надо никаких средств, бабушка. И примирять нас не надо. Я всё равно не поведусь на все ваши доводы. И не хочу, чтобы меня несло куда-то.
– Оставим этот бесполезный разговор. Упрямица. Сама поймёшь. И это тебе не покажется мистикой.
– Бабуля, мистика мистикой, но я больше верю в свою реальность, которую я строю сама.
– На то вам и дана молодость, что бы самим пройти, проверить, поверить, а, где и почувствовать, ощутить. Но факт останется фактом для тебя. И шаг за шагом осознаешь, с остановками конечно.
– Шаг остановка, другой остановка. Так бабуля? Смеялась Надя.
– Примерно так.
– Вот до балкона добрался он ловко, через железный барьер перелез, двери раскрыл и в квартире исчез. Надя захохотала. Бабулечка, это больше подходит к рэкетиру Павлу, это он ловко влез в наш дом. Ворота раскрыл и на машине нахально въехал.
– Похохочи мне, хохотушка. Сама позже удивишься.

И так время продолжалось. Как и предсказывал Павел, Метельский Юрий проснулся, и долго сидел в задумчивости. За столом не притронулся к ужину. А чуть позже подошёл к Наде и произнёс.

– Надюшенька, мне очень нужно поговорить с тобой.
– О чём, Юра?
– Я знаю, помню, Софья Андреевна умела сны разъяснять. Помню хорошо она нам молодёжи многое чего говорила, когда к тебе в гости приходили.. Вот только подойти к ней я что-то не могу. Как, что-то сдерживает. Ты не поговоришь с ней, может она меня выслушает.
– О, Юра. Бабушке сейчас не до тебя, но я знаю, кто тебе поможет.
– Кто?
– Павел. Он даже лучше бабуши разъяснит тебе. Только ты ему всё говори и спрашивай всё, что тебя будет интересовать. Он тебе всё расскажет.
– Как-то не удобно.
– Почему не удобно.
– Я его не знаю. Он кто?
– Друг наш, друг нашей семьи.
– Друг? Точно друг?
– Ну, а кто же ещё может быть? Идём, я вас познакомлю, а то в той горячке было не до знакомств.
– Видел, как он Галюню укротил и со спецотрядом разговаривал на «ты».
– Есть у него такое. Это он помогал мне тебя восстановить.
– Он врач?
– Он больше чем врач. Он точно тебе поможет.

И разъяснение сна Юрия для него прошло славно. Метельский услышал его и поверил, хотя от такого разъяснения мистикой веяло за версту, но он принял это. Не сразу, но переночевав в доме Тумановых, да ещё рядом с Павлом, который ему уступил кровать, а сам расположился на диване. Новые сны дали разъяснения Метельскому, и ещё лечением Надей и Павлом, убедили Метельского, что он выбрал верный путь, хоть с помощью Павла.
Уезжал он здоровым, бодрым и радостным. И уже сам решил об этом никому не рассказывать, но чем дальше он уезжал от села, тем быстрее в его мыслях забывалось об этом инциденте. И к концу своего пути он уже забыл и о Павле и о его лечении, лишь ясно запомнился его верный выбор второго сна, после которого он разговаривал с Павлом. Путь выбран, и он его запомнил, и как действовать, тоже запомнил, а самого Павла, как будто и никогда не видел и не встречался с ним. Забыл.

Остальных лечили бабушкиным бальзамом, который сотворил из вазелина Павел. Царапины быстро заживали, а затем Надя своими пальчиками разглаживала, там, где было сильно безобразно. И на лицах оставались едва заметные шрамики, которые со временем, как говорила Надя, исчезнут.
И почему-то ни у кого не вызвало удивления от Надиного способа лечения. И никаких разговоров она не слышала. Кто об этом позаботился, Павел ли, или бабушка, Надя не знала и не интересовалась.

«Не докучают и ладно». Думала Надя.

Заканчивался август, приблизилось время отъезда всех северян,  Гости постепенно разъезжались. Друзья Даниила и Гриши уехали первыми, с ними уехали и тётушка Нины с семьёй. В доме оставались только самые близкие.
Затем, позже уехали бабушка с дедом.
Деду нравилось здесь, он часто ходил из комнаты в комнату, осматривал, отчего-то гладил стены, любовался садом. И всегда он повторял одно.

– Хорошо. Ох и хорошо. Молодец Михаил, достроил дом по моим чертежам.
Надя часто видела его грустный взгляд и как-то спросила его.
– О чём грустишь, дедушка?
– Да всё о том, радость моя, как оставил свой недостроенный рай. И о том, сколько времени потеряно.
– Чем же или, как оно потеряно?
– Глупостью своей и обидой. Вот смотрю на тебя, Наденька, и думаю и спрашиваю. А не повторяешь ли ты мою и бабушкину ошибку? Я много лет прожил и поскитался по миру, пока судьба меня снова не столкнула с Софьюшкой.
И Верочка без меня родилась.
– А почему раньше не приезжали?
– Раньше? Не мог раньше.
– А где же ты был? И почему бабушке заявили, что ты погиб? Даже вещи какие-то, как бы передали. Награды, и посмертные награды героя прислали.
– Удивительная судьба нашей семьи, Наденька. Но слава богам, мы теперь свободные и можем жить, где хотим и как хотим.

– Свободные от чего?
– От службы. Наденька от службы. На какое-то время мы свободные. И по этим документам мне уже девяносто лет, пора менять и документы, и место жительство.  Поедем с Софьюшкой в Петербург.
– Так вы там вроде и жили.
– Там жила Софьюшка, у неё уже новые документы, да и у меня уже есть.
– А отчего здесь не останетесь?
– Много знакомых здесь.
– Так они и были. А уедете, их не будет? Куда они денутся? Все ваши знакомые, кто помнят, видели вас и общались с бабушкой.
– Знакомые? Будут, естественно останутся, но забудут. Уедем, и никто не вспомнит, что мы здесь были. Забудут о нашем существовании, как будто никогда нас здесь не было.

– Интересно, как?
– Есть средство.
– И я забуду?
– Нет, радость моя, вам я оставлю память. Да Павел и Мишенька и не позволят такое с вами сотворить. Они ещё сильнее меня. Вы будите приезжать к нам в гости, а лет так через двадцать может, и мы наведаемся в сибирскую родину.
– Трудно жить долго?
– Нет, не трудно, а интересно. В жизни столько перспектив. Живи, твори и радуйся. Главное Родину люби. А остальное всё приложится.
– Родину? Какую родину?
– У нас одна Родина. Россия. Борея, и вся планета.
– Странно всё это.
– Ты ещё молоденькая, можно сказать, школьница, если перевести на мой возврат, первоклашка.  Если не детсадовка. Но у тебя всё впереди.
– Дааа? А вам, сколько лет, дедушка?
– Много, радость моя. По сегодняшним земным меркам, очень много. Я втрое старше твоей бабушки.
– Втрое? Переспросила Надя, даже как-то чуть задохнулась от удивления.

Дед Демьян улыбнулся и приобнял рядом стоящую Надю, затем взял её ладошки, посмотрел на них, потом чуть сжал их и ответил.

– Даже чуть больше. Не удивляйся Наденька, у меня ещё маленький возраст, есть на земле в этом мире живущие люди и дольше. На много дольше.
– Феномены наверно.
– Какие же феномены? Нет, настоящие. Феномен, если, где-то корреспондент какой-либо вдруг найдёт долгожителя, по их меркам, едва за сто лет, да и то еле двигающего. Это для них феномен. Они не встречались с настоящими людьми.
– Со староверами? Есть такие, и даже не так далеко живут.
– Староверы, тоже не то. Знаю я все поселения староверов. Среди них нет таких. Общался.
– Боже, за последнее время у меня столько информации и приключений, что в моей голове ну, просто не укладывается. А вы заберёте свои награды? Золотую звезду? я в детстве любила смотреть её, даже на себя пристёгивала. Я их в сейф убрала. Бабушка их почему-то оставила здесь.

– Нет, милая Наденька. С улыбкой ответил дед. Только награды мне не хватало за собой таскать. Зачем они мне? Они дома. Их переслали домой. Этот дом я строил, так пусть и они остаются здесь на память обо мне.
– А вы куда-то собираетесь ещё?
– Нет, пока нет. Кроме, как в Петербург. Если что-то будет новое, я тебя обязательно извещу.
– Спасибо, дедушка. А как ты с бабушкой познакомился?
– Я её знал давно, ещё в Петербурге, ей лет пятнадцать было. Она видная девица была. Я тогда влюбился в неё, как мальчишка. Чуть потерялись с ней. Отечественная, затем революция, затем истребление народа. Я вовремя появился, вывез её семью из Петербурга, но они позже вернулись, не послушались моих советов. Софьюшку я всё же выкрал из-за точения, а родителей её не смог. Удалось ещё родственников её спасти. И снова они угодили под разборки,  здесь уже их разделили. Софьюшку я нашёл, когда их везли в ссылку. А у меня свои дела были, и перепоручил её одной даме, ехавший с ней. Дама та была с женского дворянского батальона. Их было несколько человек, тоже попали под раздачу. Они и помогли ей выжить, пока я не появился.
Дед замолчал, и после долгого молчания Надя спросила.

– Дедушка, а что было дальше?
– Я её выкупил.
– Как выкупил?
– Очень просто. На деньги много падких людей, в том числе и идейных, в кавычках, конечно. Таких вот преданных революции. Всё покупалось и до сих пор, покупается и продаётся. Радость моя. Выкупить пришлось не только ее, но ещё двух дам, пока они ещё живы были. И нисколько не жалел об этом.
– А где эти дамы?
– Где? Дед вздохнул. Сейчас не знаю. Не интересовался. Я их переправил на север, на нашу Родину.
– Родину?
– А чему ты удивляешься? Есть у нас родина, самая настоящая. Остаток конечно, от некогда огромной территории. Но там до сих пор правит любовь.
– А бабушку, почему не отправил туда?
– Бабушку? Я её очень любил и люблю. Не мог я с ней расстаться. Не мог её оставить, да и она тоже не хотела расставаться. Она всегда была при мне, где мы только с ней не побывали, какие задания только не выполняли.
– Чьи задания, дедушка?
– Родины, радость моя. Родины. Ох, Наденька! Родина это....

Дед замолчал, Надя не видела, но чувствовала, как в его глазах, как будто в ускоренной перемотке неслись эпизоды прошлого, Надя терпеливо ждала, когда дед сам заговорит, и он продолжил.

– Позже я её увёз сюда. Здесь мы обосновались. Построил дом. Но она упрямая такая была. Прямо, как ты. Вы очень похожи характером. Огонь! Мгновенно зажигаетесь и не потушить, как порох взрываетесь, распаляетесь. Тебе говорили об этом?
– Говорили, дедушка. Говорили. С улыбкой вздохнула Надя. А сейчас, как? Бабушка такая же?
– Поутихла. Вот и говорю, тебе радость моя. Наденька, пожалуйста, не повтори бабушкиных ошибок. Да и моих.
– А зачем вы уехали? Не выдержали её нападок?
– Не совсем так, Наденька. Ссора эта, никчёмная ерунда, я бы вернулся, но главная причина объявилась.
Родина меня снова позвала. Я только и успел послать весточку Софьюшке, о том, что Родина меня снова позвала. Ты должна понимать. Даже если посмотришь на свою жизнь, ты Наденька должна понимать. На белом свете существует много такого, что не подвластно пониманию человека, мыслящим только материалистическими категориями. Далеко не всё подчиняется законам физики. Хотя и подчиняется, вот только законы такие для человечества ещё не открыты. Мир настолько многогранен и не предсказуем, что для некоторых их самоуверенность может сыграть злую шутку.

– Ты обо мне дедушка?
– Нет, Наденька, я вообще о людях. А им нужны охранники.
– Кому людям? Недоумённо спросила Надя.
– Именно людям.
– Да, где же взять охранников на всех людей? Да ещё и самих охранников надо защищать. Нервно засмеялась Надя, А от кого защищать или охранять?
– От многого, радость моя. От зла, проникшего на землю, в наш мир. Зло большое и разное. Оно многоликое, а которому нет подпитки, постепенно угасает, умирает мучительной голодной смертью, поэтому они нагло лезут к людям. Постепенно убираем зло в чистом виде, но вот незадача, люди сами ещё плодят зло. Ни во что не верят, особенно во времена СССР, атеизм, материализм, в паранормальное почти никто не верил
Дед снова замолчал, но не надолго, продолжил.
 Охранники это образно сказано. Охроненцы, стражичи, которых ведут страги. Нас не много, но и не мало. Зло под видом человека, которого настоящие люди не могут различить. Вот это зло мы возвращали назад, туда, откуда оно прибыло.

– А бабушка?
– Бабушка? Софьюшка имеет дар, он открылся у неё вовремя заточения уже в ссылке. Холод, голод, да наглые палачи-охранники донимали её, вот чтобы ей выжить, она каким-то чудом обратилась, как она рассказывала, к  богам. Перед глазами ей показалась богиня, богиня Макошь.
– Белая Медведица? Удивлённо спросила Надя. Дед улыбнулся и спросил.
– Она рассказывала тебе?
– Кое-что рассказывала.
– Так вот и как богиня предстала перед ней в ледяном бараке, так Софьюшка оказалась в оторопи, и увидела мир совсем иначе. Всё было ей по-иному. В тот раз она ей только одно сказала.
«Продержись немного и не бунтуй, тебя скоро спасут. А я тебя прикрою»
Софьюшка всегда бунтовала. А здесь стала незаметной. И даже когда её пайку еды забирали, она молчала. И как она говорила, есть ей совсем не хотелось. А через день я её смог забрать. Дар её нам много помогал в наших делах. А когда здесь поселились, я ей смог его прикрыть. Чтобы жила, как все обычные люди. А потом я уехал. И дар у неё вернулся, когда с тобой случился перенос в Двулуние.

– Бабушка знала?
– Нет, не знала. Она почувствовала в тебе ангелочка. Как она рассказывала мне, она видела Мишеньку и взрослым и младенцем. Ей резко захотелось на север. На родину.
– Да. Я помню, как она настаивала, спорила и упрашивала Гришу забрать её. И победила.
– Ещё бы ей не победить. Вот там и открылось ей снова и с большей силой. А мы вот только не давно встретились, Наденька, вы ведь, сколько были в разлуке? Много лет. Зачем же теперь, когда вы наконец-то встретились, рушить всё? Я ведь вижу глубоко, вы любите друг друга. Почувствуй сердцем. Подумай радость моя. И всё у вас будет хорошо, тебе лишь только убрать из сердца  войну.
– Я подумаю над этим, дедушка. Но ты так и не сказал, где был-то.
– Везде. Родная моя, везде. Куда Родина посылала, там я и был. Ты лучше подумай, чтобы твои детки родились и жили с отцом.
– Что ты, что бабушка говорите о каких-то детях. Что за бред? Я не хочу.
– О ваших с Павлом детях. Хочешь или нет....
– Дедушка прекрати ерунду нести. Не было у меня с Павлом ничего.
– Хорошо, прекратим, радость моя. Ох и упрямица же ты!

В тот вечер долго беседовала Надя с дедом, много чего узнала, а вскоре они уехали. Затем и мама с Анатолием Афанасьевичем уехали, маме надо было приступать к работе, начинался сентябрь.
Даниил с Ниночкой и Гриша с Лидой уехали чуть позже. Все это время, пока гостили северяне, Наде подумать о себе, не было и времени, да ещё и на работу надо было ходить. Все разъехались, Надя вспомнила о себе, о своём не стабильном состоянии.

И вот она сидела в кабинете лаборантки и делала себе свои анализы. В район ей ехать не хотелось, а здесь остались ещё реактивы, Лида имела образование кроме фельдшера ещё и лаборантки и в последнее время пациентам анализы делали в селе. Вот теперь Лиды нет, Надя решила проверить своё состояние. И пока ждала результат,  она ещё сделала  эвитест.  В руках Надя держала эвитест и почему-то долго смотрела на него.
Для чего? Не осознавала.
Ведь прекрасно знала, сколько не смотри на этот результат, он не изменится.
Отложила этот тест, стала смотреть анализ крови, и быстро записала в бланк. Одно и другое подтверждают одно, это её интересное положение.
В чём ещё до теста уже не сомневалась. Те обмороки до и после свадьбы братьев, да ещё бабушкины настойчивые расспросы, об её организме, что что-то с ним не так, всё же привели её к размышлению и к одному воспоминанию. Вот и сейчас оно возникло у неё ясно и ярко.

–  Пряный лес. Прошептала Надя.
Пряный лес, стремление попасть к Дирамию и встреча всё же произошла.
Вот тут у неё произошло ошеломление, и сразу возник вопрос.
Возможно ли, такому случиться в пряном лесу?
Она не знает ответа, ведь то пространство для неё было не изученным. Как бы выдуманным, хотя она много раз там бывала, это была её отдушина. Там она отдыхала от всех неурядиц. Медитировала, и убирала из себя все отжившие старые энергии и волнения и прочее. Наполнялась силой.
Изумление для неё это было или нет, она не знала, как это назвать, но перезагрузку организма ввиде обморока, она уж никак не могла допустить.
– Так, так, так. Прошептала Надя. Надо отбросить в сторону все обмороки, хватит уж их мне. С появлением этого Павла всё пошло наперекосяк.  Сколько было этих обмороков и по поводу и без него.
 
Она стала просто анализировать. Настоящее ли было всё, а не воображения её воспалённого мозга.
Может, всё же Павел воспользовался мною, когда принёс меня в дом?
Снова спросила себя Надя.
Бабушке она так и не созналась, хоть её немного по утрам подташнивало, и чуть кружилась голова. Но она не показывала вида, и старалась, чтобы никто не замечал её состояния. Не хотелось ей, чтобы был шум вокруг неё. и чтобы ещё больше наседали на неё родные. Да ещё смотреть, как Павел победоносно смотрел на неё.
Ну, уж нет!
Ей всюду мерещился вселенский заговор против неё. И дед последние дни то и дело говорил,
«Наденька, радость моя, не совершай наших ошибок».

Надя вздохнула с облегчением, когда все разъехались. Северяне снова на север, Гриша увёз Лиду, освободили Павлу свои апартаменты. И теперь они виделись редко. Первое время Павел стремился снова поговорить с ней, но Надя упрямо уходила от этого. Отстал Павел от неё только после того, как с ним поговорил Миша.
Что он ему сказал, история для Нади умалчивает. А ей и не интересно знать. Она вздохнула свободно.
И вот Надя решила подтвердить своё предположение тестом.

– Дааа! Но в истерику впадать не стоит. Потом, возможно потом и поистерю, но это будет потом. Да и что истерить? Уже не к чему.
Просто надо жить и быть сильной. Будущего я не боюсь, и что за ним последует, то же не боюсь. Всё выдержу. Столько выдержала до рождения Мишеньки и после рождения. Так, что теперь-то?
Я уже не та девочка, а взрослая, и мудрости во мне всё же прибавилось. Я сильная и я выдержу. Так, что пусть малыш развивается, а рэкетир катится подальше. И я благодарю, тебя, боже!
Вот так-то!
Мой пряный лес, что ты мне принёс? Ты и сюда мне повеял чудом, и род Диантрес вновь продолжился новой жизнью. Мой пряный лес помог создать, и создалась наша вселенная, рассыпались мы в ней и сразу же воскресли. И верно, воскресли, чтобы жить самим и создать новую жизнь, но снова врозь. И, что теперь делать?
Ничего. Просто жить!
Надя убрала все реактивы, закрыла кабинет, зашла в стационар, спросила медсестру о состоянии больных и в удовлетворении пошла домой.

И продолжилась размеренная жизнь.
Как же странно Наде,  после всех чувств, тревожащих сердце, было ощущать себя молодой в новом интересном состоянии, смотреться в зеркало. Смотреть и видеть себя, и главное чувствовать в себе новую жизнь. Конечно для шевеления ещё рано. Но Надя чувствовала пульсацию новой жизни. И это оказывается очень обворожительно. Наверное, так не чувствовала себя в молодости, нося Мишеньку.
– Да, что я  в то время могла чувствовать? Вот такое, когда во мне была страшная обида, и оставалась совсем одна. Хотя я и сейчас одна. Но это чудо, снова чувствовать себя цельной женщиной, чувствовать в себе новую жизнь. В то время я была совсем несмышлёныш и то всё выдержала. Выдержала, в то  время мне помогала любовь Дирамия, хоть и были мы в разных местах, и даже в разных мирах, и во мне это было полусон полуявь, но любила и чувствовала, он меня любил. А сейчас, что? А сейчас я узнала правду.
Снова обида? Снова обман?
Почему мою любовь окутывает ложь, фальшь? Не стану обращать на это внимание. Нет во мне фальши, и любовь во мне настоящая и я уже люблю малыша. Мой сыночек Мишенька вырос в любви моей и этот сыночек или доченька тоже вырастет в моей любви.
Вероятно, всё же, придётся сказать Павлу. Придётся. Но повременю, время ещё есть. И мне по-прежнему поможет энергия Аджия. Буду молчать.

И так прошло время, осень двигалась вперёд, в доме у Нади тишина и покой. С Павлом виделась редко, и почти не разговаривали, только лишь взаимные приветствия да пожелания.
И однажды, в этот день шёл дождь и под его тяжёлыми каплями тихо пели сочные травы и нежные головки последних осенних цветов подрагивали, теряя прозрачные лепестки.
Душа Нади находилась в состоянии покоя. Она была на веранде, открыв настежь окно, она подставила ладонь под капли, испытывая детский восторг. В этом дожде, как и тогда летом, когда она стояла под ним и ловила лицом капли, было какое-то очищение, в нём была любовь и надежда. Так и сейчас в сердце Нади было умиротворение.
В это время в калитку вошёл Павел, увидев в окне Надю, он улыбнулся, поднял руку и произнёс

– Наденька!
Он стоял под козырьком калитки и внимательно смотрел на Надю, Затем открыл ворота и вскоре въехал на машине, вышел из неё уже с огромным букетом и пакетом. Пока он бежал от машины к дому он был уже весь мокрым. Его белый спортивный костюм почти мгновенно промок, но он остановился перед окном, и смотрел на Надю, держа в руках цветы и пакет с фруктами, улыбка его была улыбкой такая, словно довольного самца, добывшего самого крупного мамонта для своей самки.
Внимательно смотрел на Надю.
Взгляд его сменился, и теперь он смотрел на неё, как будто пронизывал рентгеном. Улыбка сползла с лица, открывая настоящие эмоции и чувства. Изумление сменилось недоверием, и затем быстро сменилось восхищением.
Перед собой он увидел сквозь струи дождя снежную королеву, не доступную и притягательную, и прекрасную. Вроде и Наденька, и в то же время не она. Она стала ещё краше, такая воздушная, словно эльфа с тремя парами крыльев за спиной. И стала ещё моложе и такая соблазнительная и такая совершенная. Всё в ней притягивало, особенно крылья, пара золотисто-белых больших, таких воздушных и две пары маленьких золотисто-розовых. Он восхищённо улыбнулся и подумал.

«Как же я ошибался, видя только одну девочку, доченьку. Её я видел с самого зарождения, но нет, их две, похожих, как две капельки. Две мои капельки доченьки близняшки.
Моя Наденька, хоть наши отношения перешли на другой уровень, всё равно ты моя. Наденька. Если бы ты знала, как я тосковал по тебе».

Надя смутилась под его взглядом, перевела свой взгляд на бумажный пакет с фруктами.

«Опять экзотику принёс. Улыбнувшись, подумала Надя. Меня порадовать. Но мне давно уже стало всё равно. И ничего от этого я не испытывала. Цветы, фрукты или ещё что-то, меня не трогало.
И, где он такие фрукты берёт? Не видела в продаже, таких сочных и вкусных. Как будто только что сорвали с деревьев. Такое впечатление он привозит из тех стран, где они произрастают. Но ведь это так дорого. Самолёт туда обратно. Нет, это не мыслимо. Хотя причём здесь самолёт?
Если он мгновенно открывает портал в любой мир, в любое пространство. По перемещениям он ас. Что тут думать и говорить?»

Она к нему уже так привыкла, как будто к предмету. Вначале старалась жить, как будто его и не было и, втянувшись, привыкла и не замечала его.
И все его эти значительные и незначительные ухаживания и предусмотрительные каки-то дела для её комфорта были ей без разницы, как будто это в порядке вещей и, как будто бы он был слугой.
Но вот сейчас, неожиданно в сердце Нади взыграли такие чувства, что на глазах у неё выступили слёзы. Из неё лилась нежность.
Нежность к человеку, это черта, переступая которую попадаешь в зону зрелой любви.

– Наденька!
Произнёс он радостно и снова с восторгом. Смотрел на неё, сильный дождь заливал его
– Наденька! Глазам своим не верю.
Снова улыбнулся широкой и радостной улыбкой и пошёл к крыльцу, но лопнул намокший пакет, посыпались фрукты. Он быстро стал собирать и складывать на крыльце горкой.
«Засмотрелся, что пакет размок. Улыбнулась Надя. Интересно, что видит во мне он, когда смотрит на меня? Что он вот сейчас увидел? Что его так удивило? Увидел моё интересное положение? Дааа.
От этого никуда не уйти. Теперь придётся рассказать ему. И ещё, как-то надо сыну рассказать и начинать привыкать, что я снова стану матерью.
И это меня немного пугало и одновременно радовало. Столько лет прошло, сын порядочно взрослый и вдруг у его матери снова ребенок.
Мать его, которая все года прожившая одна и никогда не имела никакой связи с мужчиной и вдруг у неё ребёнок. Как такое ему сказать?
Думала, со мной уж теперь никогда такого не произойдёт. Ждала внуков, а здесь такое, вместо внуков себе ребёнка заимела.
И вот тебе, на, получай добавок к счастью. Зачем?
Чтобы стать ещё счастливей? Может это ещё один подарок свыше?  И как такое могло случиться? Пряный лес, только там у меня была близость с Дирамием. И так всё получилось исковеркано.

Ах, Дирамий-Павел, не думала и не гадала, а вот так получилось.  Я знаю, он примет всё. Потому, что у него было чуткое понимание и эмпатия к чужой беде, которая отсутствовала в людях в наше время. Скольким людям он уже помогал в нашем селе. А у меня беда? Нет. нет никакой беды у меня.
И ко мне относился с любовью, хотя.....

Вспомнить, как первое время я ссорилась и дралась с ним. Я не просила у него любви, не просила красивых слов. Он мне сам их говорил, и ведь мне это нравилось, но постоянно его отталкивала. И до отталкивалась, что кажется, стал он мне безразличен. А безразличен ли?
Или я сама себе внушила? Скорее всего, внушила. В сердце вот сейчас ёкнуло и вот, и желание вспыхнуло в крови ввиде крохотных искорок, едва заметных, но они бегут по коже, вызывают дрожь, сбивают дыхание.
И я уже знаю, что будет дальше. Они превратятся в огонь, в пламя, против которого мне не устоять. И что же это такое во мне происходит?
Такая энергия проходит по мне и мне кажется, что во мне раскрылись крылья. Много крыльев и огромных и маленьких. А что это такое, я ещё никак не могу осознать, но мне стало легко, даже тело перестала чувствовать. Ощущения, меня поднимает в воздух. Не было раньше такого, это только вот сейчас случилось. Под его взглядом или от его взгляда.

Непонятно. Что произошло? До этой минуты всё было мне без разницы. Есть он или был ли, мне всё равно. А сейчас? Мне надо это всё обдумать.
Останусь ли я обманутой? Не знаю, если и да, то мне не привыкать.
Вот только теперь сложнее всё будет, чем тридцать лет назад. Случился  единственный случай близости с мужчиной в зрелом возрасте и на молодость уже не спишешь.
Аааа! Что тут думать? Что будет, то и будет.
А на сплетни я не буду обращать внимания. Будет трудно, уеду отсюда. К бабушке, или к маме, на север, к белым медведям. Может хоть удастся посетить полярную гору. Или как там её бабушка называла?
Нет, думаю, трудно мне не будет. Лиды рядом нет, но есть Марина, Мишенька, думаю, он рад будет сестрёнке или брату.  Ему своих деток пора иметь, но думаю меня он без поддержки не оставит.
Я младше Грише на девятнадцать лет, а Миша и вовсе будет старше на целых двадцать девять лет.
Стыдно ли мне? Нет.
Вот нисколечко не стыдно. А чего стыдиться? Возможно, я привыкла. Но думаю, надо рассказать Павлу. А зачем?
Мы и так проживём и без него. Ничего не стану ему рассказывать. Мы в разных реальностях».

Надя поспешила в кухню, и он вошёл, с его одежды капали струйки дождя, и Надя посмотрела на него, на его одежду, обувь, на полу была уже лужица. Он увидел, как она смотрит, поспешно сказал.

– Я сейчас всё приберу. Наденька не волнуйся, это тебе.
И протянул ей букет роз, капельки дождя посыпались с лепестков, а она, взяла букет, руки их соприкоснулись, она вздрогнула, и воскликнула.
– Розы? Или это не розы? Нет, это не розы. Так и не знаю им название, но они такие шикарные! Где ты взял такие? Октябрь на дворе. В магазине последнее время, мелочь одна. Хризантемки. А здесь такие, словно только, срезаны.
– Для тебя мне не трудно и на край вселенной слетать, Наденька.
– Как всегда, ты шутишь.
– Минуточку, Наденька, фрукты занесу.
И он, взяв глубокое блюдо, вышел. Вскоре он вернулся, положив фрукты в раковину, повернулся к ней и произнёс. И не вопросом, а утверждением.

– У нас будет ребёнок, Наденька. Когда ты намерена мне сообщить?
Он подошёл близко, близко в такой опасности, казалось, что вскинет руку и обхватит её. Он был так близко, чуть нагнувшись, чтобы лицо его было на уровне лица Нади, смотрел ей в глаза. Взгляд его был проницательным и пронизывал Надю. Его дыхание обжигало её, и ей непонятно своё состояние, испуг или ещё, что-то с ней происходит. Она облизала враз пересохшие губы, словно наступил зной Сахары. И это в дождь? И спросила.

– Миша? Так он уже давно есть.
– Я о другом ребёнке говорю.
– Откуда ему взяться? Что ты выдумываешь? С чего взял? Выдумывать ты горазд. Нет никакого ребёнка, кроме Миши.
– Не стоит лукавить, Наденька. Я знаю.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю всё, как бы ты не маскировала, закрываясь энергией Аджия. Научилась же! Знаю, особенно всего того, что касается тебя, меня и вообще нашей семьи.
– Семьи? Какой ещё семьи?
– Нашей. Твоей, моей, наших детей.
– Каких ещё детей?
– Миши, и других наших детей.
– Каких ещё других? Нет никаких детей. Нет, и не будет. И ты лучше иди, переоденься, ты весь мокрый и лужи по всей кухни.

Не довольно произнесла Надя, отстраняясь от него, сначала она отошла к окну, но передумала, и вышла из кухни, уходя она услышала.

– Этот разговор не окончен, а отложен на несколько минут. Наденька. Я сейчас переоденусь, уберу за собой грязные следы, и мы продолжим этот разговор.
И через некоторое время, дверь комнаты Нади открылась, и вошёл Павел.
– Я специально не стал стучать, знал, ты не позволишь войти. Но нам требуется поговорить. И без отлагательств. Я слушаю тебя, Наденька.
Он прошёл и сел в другое кресло.

– Что ты хочешь услышать?
– Когда ты собиралась мне сообщить о ребёнке?
– С чего ты взял?
– Ты забываешь, кто я есть на самом деле, Наденька. Я знаю всё.
– Всё не возможно знать.
– Невозможно знать, это так, да и не стоит всё знать, не сложно узнать, когда потребуется. А что касается тебя и всей моей семьи, я знаю всё. Отвечай на заданный мой вопрос. Когда ты собиралась мне сообщить?
– Я ещё раздумывала, как быть.
– Ты не хотела его оставлять?
Его брови сомкнулись, и взгляд его стал тяжёлым.

– Не знаю. Возможно. Конечно, нет. Об избавлении и речи не могло быть. Я не знаю, что мне делать. И хотела тебе всё рассказать, прежде чем чего-то предпринять самой. Но, как это было сделать?
Лицо его разгладилось, и глаза его уже смеялись искорками.
– Это чудесно, Наденька. У нас будет ребёнок. Доченьки, две доченьки и очень похожие на тебя. Я и сейчас вижу, просто копии.
– Но, я не знаю.
Надя перестала дышать, смотрела на него, словно заворожённая, её лицо начинало краснеть под его взглядом.
– А я знаю. Ничего нет, и не было чудесней и прекрасней этой минуты. Мы сами строим жизнь. Я знаю, что ты хотела сказать. Как обычно говорят, возраст, взрослый сын, люди. Да, сын взрослый и у него своя жизнь, а люди пусть в своих жизнях разбираются. А наша жизнь будет для нас процветать. И какой у тебя возраст? Когда впереди нескончаемая жизнь. Я тебе это говорил ещё в Двулунии. Нам стоит продолжить наш наполовину исписанный лист жизни. И там не лист, а книга с огромным альбомом с красивыми рисунками, и книгу и альбом долго будем заполнять. Помнишь, в день свадьбы твоих братьев сказал тебе, что нас сведёт другой случай. Изменения были в тебе, ты их не замечала. А я видел, видел с самого зарождения, с той первой минуты, как мы с тобой соединились в пряном лесу.

Она даже не поняла, как оказалась в его объятиях. Он обнял её, а она прижалась головой к его груди, у неё текли слёзы радости.

«Всё решилось в одно мгновенье. Я уж думала, ничего не будет, так, как и я не отважилась пойти на честный разговор. А я столько дней мучилась, что мне делать с беременностью. А здесь и аргументов у меня не осталось, чтобы возразить ему».  Думала Надя.

Он гладил её по голове, по спине, нежно целовал её волосы, а она вдыхала пряный аромат цветов, его самого, и дождя, исходящий из приоткрытого окна и от него, и понимала, что никогда не сможет отпустить его.

«Павел это или Дирамий. Думала Надя. Заноза растаяла. Где-то глубоко в сознании метнулась мысль. Я давала клятву Дирамию, нарушена клятва и ему, и Роду. Но, как мне быть? Всё перевернулось вверх тормашками».
А он услышал ли её мысли, произнёс.

– Наденька, когда ты поверишь, что я и есть Дирамий? Жизнь такова, что мы грустим из-за упущенных возможностей, наше время пришло, нельзя  упускать своё счастье. Каждый твой взгляд такой пронзительный и такой обжигающий я ловлю постоянно. Ты можешь управлять собственной судьбой. Почему ты не хочешь отдать себя любви? Почему ты тратишь такую красивую энергию на войну? Может, хватит тебе воевать со мной? На свете миллионы людей копошатся как муравьи. Есть ли шанс, у них встретится? А мы встретились. Наденька наши судьбы давно уже определены. У нас праздник, Наденька. Посмотри мне в глаза
Надя подняла взор, а он продолжил.
Ведь ты видишь? Видишь, но всё равно бунтуешь. Бунт разрушает, а тебе надо быть в любви. И давай уже всё выплеснем на поверхность.

– Что выплеснуть? Спросила Надя, сердце её снова кольнуло, было больно, затем оно взлетело, участилось в ударах.
– Наши отношения.
– А у нас есть отношения?
– А разве нет? Ты их просто не замечаешь и упорно не хочешь замечать. Все мои слова, мои предложения ты в корне пресекаешь. Наденька, я хочу засыпать и просыпаться, держа тебя в своих объятиях. Я уже устал на тебя смотреть, сгорая в своих желаниях. А ты ещё более неприступной стала. Почему? Ведь я тебе сразу сказал, у меня серьёзные намерения построить с тобой семью. В первый день встречи я попросил тебя стать моей супругой.

– Вот если бы ты в тот миг предстал Дирамием, и объяснил сразу, ничего бы и не было. А то появился банкиром рэкетиром, дом купил.
– Но ты не шла ни на какие переговоры. Я сколько раз пытался.
– Плохо пытался. Ты пытался сказать Павлом, а не Дирамием.
– Не получалось у меня стать обликом Дирамия, и не понимал, почему так происходило. Возможно, наш Род хотел ещё что-то получить нами, или мы чтобы получили. Но как бы ни было я люблю тебя, Наденька.

Надя освободилась от его объятий, подошла и встала возле окна.
– Этот дождь мне напоминает дождь в Двулунии, когда я первый раз там появилась. Там была ещё..., а это не важно.
–  А что важно?
–  А важно то, что я хочу себя познать, просто найти себя.
–  Ты себя потеряла?
–  Нет. Оказывается, я не знаю себя.
–  Знаешь, Наденька, у многих уходят годы, чтобы познать себя и других. А некоторые так и живут в счастливом неведении, кем являются на самом деле. Все ошибаются. Я вот тоже искренне  считал, что знаю себя и свои желания. Но ошибся. Мои желания оставались желаниями и их ловко упраздняли, заменяли другим состоянием и не считались с моими желаниями. Но я не вовсе против, что бы ты оставалась всегда такой.
– Какой?
– Живой, яркой деятельной, Холодной и неприступной для других и горячей, жаркой для меня. Такой знойной красавицей, навеки моей. Он подошёл к ней и обнял её и продолжил. Моей богиней, моей....
– Павел! Не знаю, о чём ты думаешь, но рабство запрещено законом.

Надя стояла в его объятиях и не в силах была пошевелиться, а уж оторваться, вообще нет сил.

– Уммм! Почему меня к тебе так тянет?
– Потому, что я Дирамий, Зоренька моя. И тоже хочешь того, чего и я.
Таким глубоким и таким низким с хрипотцой,  голосом произнёс Павел
– Ты негодяй, обманщик и мерзавец. Павел! Испытывать к тебе влечение невозможно.
Павел улыбнулся, чуть заметно хохотнул, прижимая Надю к себе и спросил.
– Отчего тогда твоё сердце бьётся чаще? Ууу?
– Я не понимаю.
– А что тут понимать? Спросил он и закрыл её губы своим поцелуем, вовлекая в чувственный поцелуй, такой нежный и одновременно страстный, что у Нади голова закружилась от переизбытка эмоций. И Надя сама не заметила, как обвила его шею руками, запустила свои пальцы в его волосы, приятные на ощупь, шелковистые, совсем, как у Дирамия. Мелькнуло в мыслях у Нади.
Одно наслаждение ей было водить ноготками по его затылку и чувствовать, как и он зарывается пальцами в её волосы. Поцелуй был такой дурманящий и упоительный, пробуждающий в Наде какие-то новые чувства, такие необыкновенные, какие она испытывала на заре юности своей, в волнах океана, такие страстные наслаждения и Надя наслаждалась ими в моменте здесь и сейчас. Она здесь и сейчас хотела целовать этого несносного мужчину, потому, что он целовался восхитительно.

«Грех отказывать себе в таком удовольствии. Я подумаю об этом позже или никогда. Хватит с меня проблем, сейчас я счастлива и собираюсь упиваться этим счастьем, как можно дольше».
Подумала Надя, и почувствовала его усмешку, упёрлась в его грудь ладонями, тихо и твёрдо сказала.

– Отойди от меня.
– Вот ещё! Ещё скажи, что тебе не понравилось.
– Понравилось. Надя опустила голову, продолжила. Я всё равно тебя не прощаю. У тебя много накопилось обманов против меня. И ещё, у тебя изумительный талант меня обламывать.
– И я согласен, виновен ли я в этих обманах, или нет, но мне, разумеется, придётся ответить. Наденька. Может, поговорим, как взрослые люди?
– Какие могут разговоры? Дирамий? Ты ужасный мужчина, ты мастерски сводишь меня с ума.
– Вот и я говорю. Какие могут быть разговоры с Дирамием? Дирамий он такой, он притягивает к себе только одну единственную его любимую им женщину, Наденьку Туманову, Зореньку, Заряну. Так о чём ты думаешь?
– О чём я могу думать, когда во мне продолжение тебя, твоего рода?
– Да? И я рад. Ты согласишься, наконец, стать моей любимой супругой?
– А у тебя есть ещё и не любимые? Это, что-то новое.
С наигранным удивлением спросила Надя.
– Нет у меня никого, кроме тебя и никогда не было.

Ответил он и взял её руку, поцеловал и надел на палец кольцо. Откуда оно взялось у него в руке, Надя так и не успела заметить. Она удивилась и произнесла

– Кольцо надевают, после того, как получают согласие.
– А ты ещё планировала отказать мне? Кольцо уже тридцать лет на твоём пальце, и даже не снимается, как бы ты его не снимала.
– Ничего я не планировала, я просто не успела. И кольцо на мне не тридцать, а двадцать девять лет. И то я заметила только этим летом. Всегда думала, что это Гришин подарок.
– Вот этот? Спросил Павел и показал свою руку, где на пальце красовалось её колечко, подаренное Гришей на шестнадцатилетие. Его она подарила ему при венчании.
– О! оно целое?
– Куда же оно денется? Берёг, свою любовь берёг. А это тебе подарок, за то, что призналась, хоть и под давлением, но призналась о моих доченьках. Это очень маленький подарок. Наденька, какой аромат от тебя, такой пряный, в тебе аромат детей. Доверяй мне, Наденька. Так о чем ты думаешь?
– О том, что и ты.
– И о чём же?
– Думаю, доверять ли? Пройдёт день, наступит ночь, и снова день и снова ночь. За этой вечной сменой света и темноты пройдёт год, потом другой. Пройдёт много, много лет, но мы так и никогда не узнаем.
– Что не узнаем, Наденька?
– Ну, как, что? Как зажигаются звёзды.
– Для нас? Полюбил тебя ещё юную, но опоздал, ты в то время была уже замужем, мне пришлось вернуться назад.
– Что? Когда? О чём ты?

– Дай мне сказать, Наденька. Ты поставила между нами стену. Чувствую, вначале нашего знакомства я переусердствовал и даже крайне лишнего наговорил, когда навязался тебе, вклинился в твою жизнь, не смог объяснить тебе, кто я. Ты слушать не хотела, на разговор не шла, и ещё навязывал тебе обновы, и глупо говорил о каких-то других. У меня до сих пор звенит,
«Вот и обихаживай других, а я не такая».
Прости меня, но мне хотелось сделать тебе жизнь лёгкой. Не было у меня никаких других. Ты единственная была и есть. Довольно ты натерпелась. Но я давно уже понял, мир здесь совсем иной, и мы учимся жить в нём. И мне не хочется ни на секунду тебя оставлять без своего внимания.

Надя слушала и понимала, с ним хорошо. Одним своим присутствием он создает в моей жизни радость. Я чувствую себя снова молодой красивой и главное счастливой и окрылённой. И я наслаждаюсь, и буду продолжать наслаждаться каждой секундой своей жизни. Почему в некоторых людях присутствует благородство, а другие лишены его?
В нём присутствует.
Возможно, это приобретается с молоком матери? Возможно, но я не помню почему-то его мать в Двулунии. Это не важно. А важно то, что внутренняя пружина таких людей заставляет реагировать на жизненные ситуации именно таким образом. Они держат слово, не отступают перед опасностью и готовы взять на себя ответственность за других.
А если посмотреть, лучшие представители этого пола гибли в сражениях в сохранении своего имени и чести, и родины»

А пока Надя наслаждалась его объятиями, его ароматом и верила это должно быть навсегда.
– Мама, я дома. Услышали они голос Миши и послышались шаги. Надя встрепенулась и уже хотела освободиться от объятий Павла, но он сильнее прижал её к себе.
– Наденька, довольно прятаться. Это сын. Сын наш взрослый и всё прекрасно понимает. Он тоже устал от нашего недопонимания.
Открылась дверь вместе со стуком и словом.
– Мама, я хотел…
И замер, смотрел на родителей. Те переглянулись, а Миша отметил для себя.

«Как же они любят друг друга. Как они смотрят друг на друга. И создаётся впечатление, что мысленно общаются.
А, что? Возможно, мама уже научилась и телепатии. Да, вот она настоящая любовь. Та самая, о которой рассказывают сказки и поют песни. И мамино имя отец произносит, словно молитву. Надо же!»

Несколько секунд он стоял и смотрел на родителей, стоявших в объятиях, затем улыбнулся и произнёс.
– Павел Михайлович!
– Что ты хотел, сын? Спросил Павел.
– А теперь и не важно. Я рад за вас. Наконец-то вы пришли к соглашению. И всё, что вы хотели мне сказать, я знаю. Очень рад за вас. И сёстрам рад.
– Откуда ты знаешь, сыночек? Удивлённо спросила Надя.
– Мамуль, я много раз тебе говорил, я могу знать всё. Ты волновалась, я посмотрел. Ещё на дядиных свадьбах. И нечего смущаться.
– Дааа?
– Я тебе говорил, Наденька, не стоит волноваться, наш сын великолепен.
Такими дивными будут и наши девочки.
– А идёмте ужинать, я так голоден. Произнёс Миша.
 Продолжение следует.....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.