над точкой

Молчания хватает сжимая тонкое небезразличие в ножнах, закромах гортанных теплых, где сном грядущим опочивает слово, вырывающееся, когда из головы, потоками обдающими то пеплом по вискам и дуновением неравнодушного к утонченности натуры ветра, то холодными, ледяными глыбами, скалами, возвеличиваясь поверх пространства, пролегая поперек путей, — "преодолей, и будь готов на дальше", то подогреваясь нравом - с пылом, жаром, сечёт, невидимые пересекая горизонты расширяя кругозор; когда в произрастании цветущего ростка из почвы невозделанной, девичьей, в обличии вошедши женственностью поражая, раскрываясь листок за лепесток хватаясь, изгибаясь раскручиваясь из середины золотой в природы эпохальность, настигая животрепещущего - сердца, обнявшись, разгоняясь в ритме, танцем, завороженно приглуша тональность выпуклого пульса; а когда, выпархивает пронзительно восставши из души, несясь над головою, небо обнимая, целуясь неустанно с облаками, в солнечных купелях воспарясь, пронежившись, потокам доверяясь, игрой на струнной арфе золота сияния на раскрытыми в полёте крыльями вобирает, зазвуча, открытой песней в клюве разносясь в нетленную открытость, неприкрытость наготы созвучием ловящим, подпевая мелозвучно, возможно в стороне чужой, возможно и за краем горизонта.
Молчания хватает сжимая тонкое небезразличие в ножнах, закромах гортанных теплых и не вырваться и звуку в строчку, охватило, ледяной волной сковавши в валы неоплаканные накатившись на грудь, камнем, что Сизиф в кровь терпеливостью выкатывал в высоты, гору, так жаждал, поставить точку над взошедшей буквой; разбивает, валунами, прибивая ниже трав взошедших, растилает ковром новым поверх земель свободных, отпускает вздохом в просторы что не перечесть; лишь слово выдавить, хоть строчку, ни о чём, во что то влиться, сложно, разогнаться в мысли, если..., но что то как, то пустота разносит свое платье шлейфом далеко в глядящее из ничего, так жаль почтенную препроводить застывшим взглядом, пусто, отзывается на нет, но ведь не безнадёжно, говорят, "главное начать", а дальше..., дальше потечёт?, чем?, словом, строчкой, может быть страницей? Возможно потом с кровью, всегда вопросом в обращение себя, неужели разучился, может неумея, странно, и молчок, возможно, — "затишье, перед бурей"?, тоже, говорят, "быть может!"; тысячилетнее в молчок, а там внутри всё бушевало, "главное лица не подавать", да ещё на сервированности блюда, усекновением не мысли, жадности к ногам подкинуть доказательств, мол тот язык, что прорастал с кости коробки вверявшись только мысли, а не удару сердца и поиском души, кидают в ноги, как достижение вершин, а кто то "камень" в гору, оставаясь сам на сам с непрекращающимся монологом нахлынувшими сворою сомнений, перекатывает шаг, за шагом снова шаг, не видя искушений пред собой лишь твердость и обозначения в точке, неизбежной, неважно в чем ее возгромоздить, и скатывая каждый раз, сначала, уже поставив точку в том, что монологом ближе к богу возвышалось.

Munchen — Floris Neususs 1958