Паровоз 2024

Альманах Союза российских писателей «Паровоз» за 2024 год скоро появится на сайте журнала ФОРМАСЛОВ.
А пока — моя подборка. Выбрал стихи и составил её Владимир Мисюк, основной редактор издания, я бы и сам лучше не сделал))
Поклон ему и всем составителям!

* * *

Земная красота невыносима.
Пока моя береза не одета,
Я понемногу выдыхаю зиму,
Легко вдыхая будущее лето.
 
Куда б меня ни гнало, ни носило,
Везде искал не золота, а света.
Порой ломался, выживал насилу,
Искал вопросы — находил ответы.
 
Что слезы городского человека,
Когда шагнет он в мир другой, белесый,
Но все же обернется, уходя! —
Его удержат хлебный запах ветра,
Земная красота, моя береза
И дом в объятьях легкого дождя.
 
МУСЯ
       Маме
 
Из ада везли по хрустящему льду
Дрожащую девочку Мусю...
Я к этому берегу снова приду,
Теряясь, и плача, и труся.
 
Полуторка тяжко ползла, как могла,
Набита людьми, как сельдями,
И девочка Муся почти умерла,
Укрыта ковром с лебедями.
 
А там, где мой город сроднился с бедой,
Где были прохожие редки,
Еще не знакомый, такой молодой,
Отец выходил из разведки.
 
Над Ладогой небо пропахло войной,
Но враг, завывающий тонко,
Не мог ничегошеньки сделать с одной
Почти что погибшей девчонкой...
 
Встречали и грели на том берегу,
И голод казался не страшен,
И Муся глотала — сказать не могу,
Какую чудесную кашу.
 
РОВЕСНИКУ
 
Мой отец, корректировщик минометного огня,
Спит — кричит, встает — не ропщет, только смотрит на меня.
А когда глаза закроет — то в атаку прет, как все,
То опять окопчик роет на нейтральной полосе,
То ползет и провод тащит, то хрипит на рубеже...
Папа, ты меня не старше, мы ровесники уже.
Слезы обжигают веки, эту боль в себе ношу.
Ты остался в прошлом веке, я все дальше ухожу.
Отчего ж не рвется между наша общая судьба?
Это я огонь кромешный вызываю на себя,
Это я с последней ротой, с командиром на спине,
И в Синявинских болотах сердце выстудило — мне.
Голос твой — не громче ветра... Не расслышу, не пойму...
Почему же я все это раньше не сказал ему?
 
* * *

Мой внутренний Ленинград истаял и обветшал,
Он давно не прикрепляется к пространствам и вещам,
Но там, на Петроградке, словно крепкий зуб, мой дом,
И братья мои еще не сгинули за кордон.
 
Крылатые львы, озябли вы на мосту,
Вскрикиваете простуженно: в Москву, мол, летим, в Москву!
Разбрызгивая позолоту, раскалываете пьедестал.
Пришел бы я к вам, родные, но выдохся и устал.
 
Мой внутренний Ленинград, осыпающийся с холста,
Печальны твои кварталы, и невская гладь пуста,
Вываливаются из рамы, обугливаются края...
Но можно там встретить маму с коляской, в которой я.
 
* * *

Наверно, там, где все мы будем вечно,
Мои собаки и мои коты
Замолвят за меня свое словечко
Без пафоса и бренной суеты.
 
Поскольку будет времени навалом,
Покуда перечтут мои грехи,
Мы пролистаем нашу жизнь с начала,
Освободив от всякой шелухи.
 
Пусть ангелы считают каждый атом —
Мы в небе растворимся без следа
И побежим по облакам пернатым,
Не подождав решения суда.
 
* * *

Там, где поле заброшено, борщевик и березки,
И асфальтное крошево вместо годных путей,
Ветер лупит в лицо, заполошный и резкий,
И, свиваясь в кольцо, бродит пыль без затей.
 
Там живут старики, там не трудится время.
Камыши у реки, как последний редут.
Я доеду туда, снова буду со всеми,
Ничего, что беда, прислониться дадут...
 
Ты дождись меня, дом, сотню лет одолевший,
Пусть дышу я с трудом, непонятный чужак.
Я вернусь в эту тишь, я лохмат, словно леший,
Ты поймешь и простишь, а иначе никак.
 
* * *

На ранней утренней прогулке,
Когда стада деревьев гулки
И под ногами гибнет снег,
Плутает между веток эхо.
Уже сугробам не до смеха,
И дышит смертный человек.
 
Идет себе, глазами в душу,
Что видит он — подумать трушу.
За эти семь десятков зим
Такое пережить случалось!..
И помнит он любую малость —
Все это тащится за ним.
 
Болит простуженная память.
В минувшее привык он падать,
Как в детстве — в холод легких вод.
Но птичья радует потеха,
А что там наболтало эхо —
Сам черт его не разберет.
 
* * *

Там, где мы играли с пустотой,
Берег был осенний, золотой.
По воде бежала водомерка,
Проплывали рыбы в черноте,
Карта неба плавилась и меркла,
Звезды загорались, но не те.
 
Это был не наш, но славный мир,
В детстве весь зачитанный до дыр,
Мы о нем мечтали, забывая.
Мальчик, сквозь кусты сбегу к реке,
И, лягушек разогнав у края,
Поплыву и скроюсь вдалеке.
 
А на берегу смешная тень
Будет плакать, провожая день,
Зная: отражение остыло.
Небо громыхнет издалека...
А вода — она давно забыла
Слезы на глазах у старика.
 
ВОДА В СТАКАНЕ
 
На закате сгорит облаков череда,
Задрожит от испуга в стакане вода —
Все почувствует мудрая влага.
Для того ли немыслимый разум ей дан,
Чтобы страхом и трепетом полнить стакан
В час, когда не поможет отвага?
 
И она, как антенна, все ищет волну,
И проходит сквозь стену, и рыщет по дну,
Там, где стонет подводная лодка,
Где людей обращают в моллюсков и рыб,
А они и любить, и скитаться могли б,
Только жизнь оказалась короткой.
 
Что за странность — томиться в тюрьме из стекла,
Но услышать, как чья-то душа истекла
Из пробитого сильного тела,
Видеть красный ручей, пробежавший к реке,
И завидовать капле на мертвой руке,
Потому что с небес прилетела.
 
ЛУННАЯ ДОРОГА
 
1
Идет зеленая волна
В мои глаза — до края,
И что-то наподобье сна
Меня в себя вбирает.
Земля уходит из-под ног,
Я становлюсь все меньше.
И говорит: «Привет, сынок»
Отец, давно умерший.
И, словно детский петушок,
Во рту секунды тают,
И так без боли хорошо,
Как вовсе не бывает.
Но удержаться я не смог —
Лицо собака лижет,
И возвращения порог
Становится все ближе.
Я принимаю эту боль —
Пусть ноет звуком альта…
Не беспокойся. Я с тобой.
Давай вставать с асфальта.
 
2
Это осень, господа!
Это ветер с Ленинграда
Гонит облачное стадо
К нам, в слепое никуда.
 
Говорит мой пес: «Беда,
Стынут лапы, мокнут ухи!»
По двору летят старухи,
Исчезают навсегда.
 
Вот такая ерунда —
Бесполезно здесь кусаться...
Настигает ленинградца
Ленинградская вода.
 
3
Когда я по лунной дороге уйду,
Оставлю и боль, и любовь, и тревогу,
По лунной дороге, к незримому Богу
Искать себе место в беспечном саду,
По лунной, по млечной...
И легок мой шаг,
Пустынна душа, этим светом омыта,
По лунной дороге, вовеки открытой,
Легко, беспечально, уже не спеша,
Уже не дыша…
И мой голос затих.
Два пса мне навстречу дорогой остывшей,
И юный — погибший, и старый — поживший,
И белый, и рыжий. Два счастья моих.
И раны затянутся в сердце моем,
Мы вместе на лунной дороге растаем —
Прерывистым эхом, заливистым лаем.
И все. Мы за краем. За краем. Втроем.
 
ВЫГОРАЯ ДОТЛА
 
Как бы ни было холодно в нашей стране,
Мы согреем друг друга последним теплом.
Не бывает судьбы веселей и странней,
Чем бороться с добром и мириться со злом.
 
На излете стрелы, на изломе веков,
В том краю, где пустой не бывает судьбы,
Мы теряем друзей и находим врагов,
И не прожитый день отдаем без борьбы.
 
Только петь, даже если дыхания нет,
Только жить — даже если свеча оплыла,
Не надеясь, что тихий останется след,
Выгорая дотла, выгорая дотла.