Наблюдатель

Похоже вот то, о чём мы говорили. То, что близко не всем. И да, шибко напоминает «снежное» Ирины Николаевны)))

Стихотворение, озаглавленное лаконично — «Наблюдатель», — разворачивается как медитация на грани экзистенциального откровения. Его ткань сплетена из парадоксов, где статика и движение, присутствие и отсутствие, зримое и мнимое вступают в диалог, подчиненный ритму философского вопрошания. Мария, вы создали, нет не создали, а сотворили не пейзаж, но метапейзаж — пространство, где время и идентичность теряют очертания, превращаясь в зеркальную поверхность, тревожимую прикосновением мысли.
И ваше творение как бы имитирует дыхание наблюдателя, пытающегося уловить неуловимое. Паузы между строфами — не пустота, а звучащая тишина, акцентирующая мотив «ничего». Этот повтор, вынесенный в центр текста, работает как семантическая ось: «происходит ничего, а значит ничего не происходит» становится и констатацией, и провокацией, ибо в этой пустоте рождается напряжение между иллюзией стабильности («календарная рама») и хаосом становления («рябь и снова нет опоры»).
Отражение в «тихих водах» отсылает к нарциссическому мифу, но здесь акцент смещен: не самолюбование, а попытка самоопределения. Прикосновение к поверхности — жест, разрушающий саму возможность ясности («исчезает тот, / кем построена иллюзия»). Вода здесь — не стихия, но граница между реальным и воображаемым, где субъект растворяется, как в стихах Целана, теряя опору в собственном отражении.

(я тебя считываю —
ты меня узнаёшь,

небо
бросается
на гарпун,

шестиного
расселась в пене наша звезда,

медленно
поднимает видящий это
крохотку утешенья:
спаривающееся Ничто.)

Календарь, сезоны, вагоны — знаки линейного времени, которое «сбилось счёт». Однако вы Мария, сталкиваете его с цикличностью («круг сезонов»), создавая эффект головокружения. Мчащиеся вагоны — не просто символ ускользающего настоящего, но и аллюзия на «поезд бытия» из русской модернистской традиции (ср. с Блоком), где наблюдатель — уже не пассажир, а призрак на перроне.
Текст взывает к традиции восточной философии (даосизм, дзен), где «ничто» — не отсутствие, а потенциал бытия. «Пустота холста» — это не конечная точка, а начало, требующее смелости остаться в незавершенности. Наблюдатель, пытающийся «зримым стать», обречен на экзистенциальную дрожь — как герои Сартра, осознавшие абсурдность свободы.

Ну и что получилось? Получилось, что ваше стихотворение — это поэтика квантовой неопределенности, где наблюдатель не просто созерцает мир, но меняет его фактом своего внимания. Здесь нет ответов, есть вибрация вопросов, резонирующих в «пустоте холста». Как и в лучших образцах метафизической лирики, текст не описывает переживание, а становится им — трепетом ряби на грани исчезновения.

Тем с чего мы и начали этот разговор. С поиска себя, каких-то новых граней, точек пересечения.

Дмитрий Куваев   27.02.2025 21:53   •   Заявить о нарушении