Её мальчик

Детям
Всё о Дзене
Вакансии
— Юля, ну у тебя же есть какие–то деньги! — Виктор потер лицо руками, застонал.

Юля мужа никогда таким не видела, испуганно смотрела на него, сидя на кровати.

— Не говори, что нет! — Виктор бросился к шкатулке, украшенной перламутром. Там супруги хранили деньги «на черный день». Открыл, сунул внутрь руку, хотя и так было видно, что шкатулка пуста. — Аййй! — Мужчина застонал. — Это конец, Юлька! Они меня закопают. Они же закопают меня! Ты останешься вдовой, а я… Я… Моей могилки ты даже не найдешь, не поставишь памятник своему разгильдяю–мужу, не всплакнешь. Они очень опасные люди, очень, Юлька! Ээээх, во что я ввязался!

— Витя! Ты что? Зачем ты такое говоришь? Да успокойся уже, слышишь?! — Юля свела бровки домиком, ей было не по себе. Муж говорил страшные вещи, да к тому же ни с того ни с сего!..

— Куда же ты всё дела, а? Куда? Тут лежало… — Виктор запнулся, вспомнив, что сам два дня назад выгреб всё до копейки. — Когда у тебя зарплата? Юля, когда? — Он полез к жене, обнял, уткнулся лицом в ложбинку на её плече, всхлипнул.

— Отпусти! — Юля боднула его, соскочила на пол. — А у тебя когда? Вить, мы твоих денег вообще не видели уж месяца три, не так разве? Ты вообще что на работе делаешь?

— Какая разница, Юлька! — Витя запустил руки в свои волосы, взлохматил их. — Ладно! Не хочешь спасти меня, так мне и надо, заслужил. Но что же придумать?..

… Играть в карты Виктор научился у тети Иры, с которой они жили, когда мать мальчика, Наташа, похоронив мужа, переехала с маленьким сыном в другой город.

Отданная в распоряжение Филимоновых комната была хороша. Обставленная старинной мебелью, с коврами на полу и гобеленовой вышивкой на стене, с напольными деревянными часами, чья дверца со вздохом открывалась, показывая миру висящие на цепях гирьки маятника, с инкрустированным серебряными вставками сервантом и комодом, похоже, видавшим ещё графов и графинь, с высоким изумительным потолком, лепнина на котором в виде растительного узора всегда вызывала у матери Вити тайный восторг, — всё это, и правда, было восхитительно. Опять же метраж комнаты, наличие двух кроватей, письменного стола, тоже большого, с зеленым сукном и пятнами разлитых бог весть когда на нем чернил, торшера, уютного, похожего на гриб под темно–оранжевой шляпкой, — такие вещи заставляли Наталью вздыхать.

Ирина Федоровна очень берегла своих постояльцев, не хотела терять свой доход.

Да и правда, ей, ох, как нужны были жильцы. Они платили, а она проигрывала все в карты. Играли где–то на Бронной, по–крупному, иногда ставки были так высоки, что у Ирины темнело в глазах. Раньше она всегда выигрывала. Говорили, что сам сатана стоит у неё за спиной, нашептывает на ухо что–то. Так это или нет, никто не знал, но деньги так и плыли Ире в руки. Но годы забирали у везучей женщины силы, падало зрение, даже как будто само чутье стало меркнуть, исчезать, того гляди, Ирина совсем разучится быть в выигрыше…

— Ты, Ирочка, стареешь. Ну посмотри на себя, милая! Пора и на покой! Надо вовремя уходить, уж поверь мне. Потом будет хуже! — лениво вынув изо рта мундштук, говорила Анна Абрамовна, идейный вдохновитель подпольного игорного клуба. Она была похожа на индюшку с худой шеей, обвисшими веками, морщинами по лбу и оттягивающими уши тяжёлыми серьгами, Ириными, между прочим. Янтарные, темно–желтые посередине, переходящие в рыжинку по краям, они болтались на маленьких мочках ушей Анны Абрамовны, как два куска застывшего жира. Ира с досадой наблюдала, как её богатство теперь украшает другую женщину. Но что делать… Лучше уж так, чем быть должником. Это опасно!..

— Ещё вас переживу! — пожимала плечами Ира, куталась в шаль. — Мой век долог. Я заберу всё, что попало к вам, вот увидите.

Анна Абрамовна усмехнулась такой дерзости. Ирка, без рода без племени, сирота, необразованная девчонка, бесенок, пусть хорохорится, с неё станется. Ещё не вечер!..

…Приучать к картам Наташиного сына Ирина не хотела. Но уж очень тот был любопытен. Есть в некоторых людях эта тяга, словами её не объяснишь, что–то потустороннее как будто. Видимо, и за его плечом стоит сатана…

Долгими зимними вечерами хозяйка, если не уезжала, то звонила подруге, приглашала в гости, непременно просила заглянуть в кондитерскую, принести что–нибудь сладкое, потом, встретив гостью в прихожей, улыбалась, и женщины садились за стол под люстрой с красным абажуром. Их лица от такого света становились как будто хищными, заострялись линии подбородка и скул, по щекам растекался нездоровый румянец. Ирина, перетасовав колоду, раздавала, гостья, выпрямив спину, следила за её руками. Обе заядлые картежницы, сведущие в подмене и мухлеже, всегда чуть не доверяли друг другу.

А Витя подглядывал через щелочку у двери. Его темный силуэт за стеклянной створкой был хорошо виден на фоне горящей в прихожей лампочки.

— Виктор! Это отвратительно, вот так подсматривать! А вдруг мы в неглиже?! — басила прокуренным голосом Ирина, резко распахивая дверь и заставая мальчика врасплох. Он испуганно шарахался в сторону. — Иди к себе, займись уроками, ленивый бездельник!

Мальчишка с досадой уходил.

Но как–то раз осмелел, упрямо поднял подбородок.

— Покажите! — попросил он.

— Что тебе показать? Неглиже? — рассмеялась квакающим смехом Ирина.

— Карты. Мама сказала, что играть в карты плохо, но у нас в школе старшаки так не считают. И я хочу быть лучше них.

— Лучше? То есть богаче? — с интересом глядя на подростка, прищурилась женщина. — Денег захотел?

— Ну а что в этом такого? — нахмурился Витя. Тогда ему едва исполнилось тринадцать, и он пробовал себя в роли свободолюбивого, не подчиняющегося глупым требованиям мужчины. От матери на карманные расходы ему перепадали гроши, а хотелось всё и сразу.

— А то, мой мальчик, — наклонилась к самому его уху хозяйка квартиры, горячо задышала, — что, начав однажды, ты уже не сможешь остановиться. Просто не сможешь, руки сами будут вынимать из кармана деньги, а глаза искать место, где есть такие же картежники, как и ты.

— А вы? Вы же тоже играете! Бросьте! Это лицемерие! — решил бороться до конца Витька. Мать почти отпустила его в летний лагерь, а там, по слухам, играли все, даже мелочь.

— Ого! Тигренок отрастил коготки? — улыбнулась Ирина Фёдоровна, нащупала нитку жемчуга в кармане халата, стала перебирать бусины, как четки. — Ты не понимаешь. Карты — это трясина. Из неё нет выхода. Стоит один раз выиграть, и тебе уже не спастись. Хорошо, если ты везучий, а если нет? Если поставишь на кон слишком много, и обратно уже не вернуть? Нет, даже не думай. Я — это другое дело. Хотя… Чем строже запрещаешь, там слаще плод! Чего доброго, ввяжешься в какую–нибудь пакость… Ладно, садись, — она указала мальчику на кресло, сама села в то, что стояло напротив, вытянула ноги, положила их на оттоманку, поморщилась. Её подруга, тётя Феня, улыбнулась, встала, попрощалась и ушла, не забыв захватить со стола свой выигрыш, небольшой, но всё же принесенный десерт она «отбила».

Ирина Фёдоровна не стала её провожать, не было сил. Ныли суставы, ныли так, как будто их выкручивали чьи–то сильные, беспощадные руки. — Зефир? Ты любишь зефир? Угощайся. — Она подвинула к мальчику стоящее на журнальном столике блюдо. — Я, кажется, всю свою сознательную жизнь играла в карты. Я родилась у заядлого игрока. Мой папочка проиграл в карты свою жену, меня и наш дом. Дико? Я вижу, что ты мне не веришь, но… Мы жили далеко от цивилизованных городов, очень далеко. Культура, нравственные ценности, законы, в конце концов, до нас не докатывались. Мы с матерью стали принадлежать другому человеку. И…

— Вы могли уйти, убежать! — нахмурился Витя.

— Могли. Но тогда бы отца убили. Запомни, Витя, лежащие на столе карты, любые, все, когда–то видели кровь. Если, конечно, это не картишки в доме престарелых у слабоумных бабулек. Господи! — Она возвела страдальческий взгляд к потолку. — Не допусти! Так вот, — перекрестившись, она опять посмотрела на мальчика. — Вступив в игру, ты принимаешь её правила. Сначала они кажутся детскими, наивными, рубль, два, три… Если твои соперники хитры и знают, что у тебя есть, чем поживиться, они водят тебя за нос, дают выиграть. А потом лишают всего. Как моего отца. Да, тогда он встретился с настоящими аферистами, не смог победить…

— Зачем тогда играть? Можно просто отобрать деньги, и всё, — пожал плечами Витька. Так делали хулиганы на пустыре, через который Витя ходил в школу. Ребята караулили чистеньких школьников и, пригрозив кирпичом, приказывали отдать всё, что есть. Малышня пугалась, послушно выворачивала карманы. О ворах родителям не рассказывали, боялись возмездия.

— Так, как ты говоришь, делают люди другого толка, так проще. А карточные игроки — люди мыслящие, их мозг любит работать, складывать цепочки выводов, продумывать комбинации. Это другая каста. Но и в ней не обходится без насилия. У меня был знакомый, Костя, Константин Веперский. Из богатого рода, конечно, всё потерявший, но тем не менее. Так вот, он проиграл однажды, влез в такой долг, что не приведи, Господи! Отдать не смог, расплатился жизнью. Он похоронен под Толбино, оттуда родом. Так что подумай ещё раз, надо ли это тебе.

Вите было надо, просто потому что в унылой и скучной его жизни больше ничего и не происходило. Да и от Ирины Фёдоровны веяло чем–то особенным, опасностью напополам с романтикой…

— Примечай, мой мальчик, когда играешь. У людей всё написано на лице — хорошая карта в руках или нет, на коне твой противник или сейчас лицом в грязь упадет. Наблюдай, но сам не выставляйся, сиди смирно, равнодушно. Карты любят смелых и хладнокровных. Дашь слабину — съедят, предадут, отвернутся… — рассказывала Ирина, дымила сигаретой, вздыхала. Что она делает, что творит?! Наташка опять станет ругаться, но… Но колесо судьбы уже запущено, Витя родился с этой тягой, и лучше, если знания он получит от хорошего мастера. Так безопасней. — Оценивай противника. Если тот на голову выше тебя по достатку, связям, то не лезь. Ни к чему это. Сейчас можно заработать и обычным способом, а вот расстаться с жизнью случится только один раз. Жалко будет…

Витька схватывал всё на лету, работал головой, да и Ирину научился «считывать», хотя уж она–то, кажется, настолько хорошо владела своим лицом, что ни один мускул на нем не дрогнет. А поди ж ты…

В старшей школе Виктор уже оттачивал свои умения, подбивал друзей поиграть, сначала просто на интерес, потом стали выставлять деньги. Кто всегда был в выигрыше? Конечно Виктор!

Он приходил домой и тайком хвалился Ирине Фёдоровне, а та мрачно качала головой. «Я разбудила в тебе демона, Витя… Демона!» — твердила она. А потом опять называла его ласково: «мой мальчик», её родной по духу человек, рисковый, смелый… Игрок, как и она.

Всю жизнь Ирина играла с судьбой. Обмануть отчима так, чтобы он ничего не понял, забрать у него из кармана рубль, купить на него что–нибудь матери — игра, да ещё какая! Попадешься, потом вся спина разукрасится полосками и станет гореть, точно её углями гладят. Пойти в дом, где все свалились с тифом, ухаживать за парнем, которого любишь, и не заболеть самой — игра. На выживание. Опасная игра, без правил. Похоронить мать, любимого человека, сбежать в город без гроша в кармане и тут же, на вокзале, выиграть десять рублей, а потом бежать, сама не знаешь, куда, лишь бы кости не переломали, — тоже игра. В этой требовалась ловкость и выносливость.

Вся Ирина жизнь была соткана из игр. Выкраденные в трамвае документы и устройство по ним на работу, замужество, бездетное, гнетущее, но подарившее Ире эту квартиру, игра с самим Богом, если хотите, которая началась тогда, когда ей сказали, что жить осталось недолго, а она, Ира, вот! Коптит небо, глупая, ещё и мальчишку вырастила, считай! Наташа всегда на работе, Витя при Ирине Фёдоровне. Она учила его не школьным премудростям, в этом была не сильна. Жизни учила. Иногда, встав у окна и глядя на густую пелену вихрящегося февральского снега или слушая, как барабанит дождь по стеклам, она рассказывала что–то из своего прошлого. Как жили в бараке, а отец работал на лесопилке, как потом он их проиграл, и пришлось уходить, как работала в доме моделей (устроил муж), и как она выиграла у костюмерши шубу. «В карты, представляешь?! — улыбнулась Ирина. — Совершенно казенную шубу выиграла. Ходить в ней, конечно, на работу боялась, куталась в пальтишко, но потом просто перешила, и дело с концом.»

Рассказывала, как думала, что у них с мужем будет ребенок, но судьба отняла у неё это право. Так вышло, никто не виноват. Воспаление легких, осложнения, антибиотики…

«Зря я тебе всё это говорю, Витя, да и не интересно тебе, но ты пойми, это всё моя плата за везение в картах. Не повторяй моей судьбы, слышишь? Не надо. А то потом, когда состаришься, так над картами и помрешь, и никто не станет сожалеть. Никто…»

Наконец Наташа с сыном переехали в свое жилье. Ната была рада расстаться с Ириной Фёдоровной, называла ту «темной личностью».

— Не надо, мам. Ты ничего про неё не знаешь! — заступался Виктор.

— Да?! А ты знаешь, можно подумать! Да она, поди, ни дня не работала в своей жизни, и никому она не нужна именно потому, что плохих людей сторонятся, Витя! Чем она жила, какие люди у неё были? Подозреваю, что не очень хорошие. И хватит, я не хочу о ней слышать. Уехали, и слава богу!

Уехали, это правда. Впору об Ирине Фёдоровне забыть. Но Витька продолжал тайком ездить к бывшей соседке, авантюрной и интересной женщине, иногда играл в «подкидного» с Ириными знакомыми, так, не всерьёз, его как будто жалели, ставки были копеечные.

Однажды у неё дома оказалась Анна Абрамовна, зашла просто так, попить кофе, как она объяснила свой визит.

— Да что ты! — усмехнулась Ирина. — Не боишься? Отравлю ещё!

— Да что ты, Ирочка! Как можно?! Мы же подруги. Вот, конфеты тебе принесла, «Раковая шейка», как ты любишь. — Гостья протянула кулек, Ира нехотя приняла. — А до твой шейки я ещё доберусь, — добавила Анна Абрамовна уже тихо, пока хозяйка ставила турку с кофе на огонь.

Сели, Ирина поставила перед гостьей маленькую кофейную чашечку, почти игрушечную, плеснула в неё черного, густого напитка, потом уселась напротив, пристроив у стула свою трость с рукояткой в виде змеиной головы, изящной кобры, хранящей в своем укусе смертоносный яд. Трость подарил Ирине один поклонник, весьма уважаемый человек. Она когда–то спасла его от разорения, отыграв и преумножив его деньги. Он предлагал своей спасительнице всё, весь мир, но в качестве любовницы, она отказалась.

— Палку мне лучше подари. Ноги не слушаются совсем! — пошутила она.

И вот на следующий день к ней домой принесли длинную узкую коробку, в которой и лежала на бархатной подложке эта трость, легкая, но очень прочная, обвитая искусно вырезанной змейкой с позолотой и изумрудными глазами.

— Ну палка так палка… — хихикнула Ирина в трубку, когда дозвонилась наконец до своего благодетеля. — Спасибо…

И сейчас змея смотрела на Анну Абрамовну своими узкими, холодными глазами, как будто готовая в любой момент броситься на защиту хозяйки.

— Говорят, ты прикормила какого–то мальчишку, и он неплохо перенял твое искусство? — пригубив напиток и поморщившись, спросила Анна. — Поглядеть бы.

— Зачем тебе? Мальчишка еще совсем маленький, не бери в голову, — отмахнулась Ирина Фёдоровна, но тут Витя сам позвонил в дверь.

Ира нехотя впустила его, велела ждать в соседней комнате.

— Не стоит стесняться меня, молодой человек! — рассмеялась Анна Абрамовна. — Заходите. Ну что же вы?! Я тоже играю. Не составите мне компанию?

— Нет, он не составит. Виктор, иди домой, мне некогда! — строго приказала Ирина.

Витя пожал плечами, развернулся и ушел.

Весь тот вечер Ира курила, глядя в черноту окна. Думала, как быть с Витей. Завистливая Анька не должна его заполучить, а ведь попытается! Точно! Нет, надо Витю прогнать, так всем легче будет.

Виктор заявился к ней дня через четыре, в пятницу, приехал сразу после школы.

Ирина Фёдоровна встретила его в нарядном платье, торжественно.

— Я ждала тебя, — начала она. — И вот что хочу сказать… Отлично, Витюша, усвоил ты мои уроки. Тебе, конечно, легче, ты мужчина, рисковать проще. Нам, женщинам, тяжелее, но тоже, как видишь, ни в убытке живу. — обвела взглядом Ира свои покои. — Но в игру без надобности не лезь, живи настоящим, работой, семьей. Но если придется, не бойся, в тебе есть всё, чтобы выиграть. Матери не говори ничего, не расстраивай. И вот ещё… — Она говорила так, как будто прощается, и Витя испугался, не помирать ли собралась Ирина Фёдоровна. — Ставки делай только своим, своим, слышишь?! Ни у матери, ни у будущей жены ничего не бери. Понял? — Витя кивнул. — Ладно, ты ко мне больше не ходи, а то беда будет, — вдруг сказала Ирина, решительно встала и распахнула дверь, приглашая Виктора уйти.

То ли он ей надоел, то ли дать ему она больше уж ничего не могла, то ли опять ныли суставы…

С тех прошло столько лет! Витю закружила студенческая жизнь, было не до карт и всей остальной чепухи, он играл на гитаре, встречался с девчонками, участвовал в самодеятельности, писал статьи, печатался в как–то мелких журналах, его имя уже знали многие редакторы, намекали, что возьмут на постоянную работу, когда Витя окончит институт…

С Юлей они познакомились в кино. Она стояла, ждала подругу, но та не пришла. Виктор залюбовался красивой девчонкой, тоненькой, как тростиночка, легкой.

— Почему вы грустите? — подошел он к незнакомке. — Не надо! Вы собираетесь в кино?

— Да, но… Словом, уже нет, — покачала головой Юля. На эту вылазку она согласилась только из–за подружки, а теперь не знала, куда себя деть.

— Давайте пройдемся. Меня Виктором зовут, я уже видел эту картину, поверьте, не самая сильная работа. Не тратьте время, лучше погулять, правда!

Они гуляли, Виктор рассказывал о своих поездках на Кавказ, Урал, на Финский залив. Юля восторженно слушала. Она мало где была, рано пошла работать, потому что надо было кормить себя и больную маму.

— А отец? Он вам не помогает? — спросил Виктор. Девушка тут же вырвала свою руку из его ладони, нахмурилась. — Простите, это бестактный вопрос. Юля, я не хотел.

— Нет… Ничего… Просто мой папа умер. Убийство. Виновных так и не поймали. Это ужасно и… И я не хочу вообще об этом говорить…

Да, её отца убили. Он не смог отдать долг. Проиграл большую сумму кому–то в скором поезде, ехал в командировку, выпил, ввязался в игру… С тех пор Юлькина мама стала болеть, а сама Юля ненавидела карты. Отец пытался научить её играть, потом, после его смерти, друзья в музыкальном училище, знакомые в санатории… Но она физически не выносила вид карт. Они отобрали у неё папку, любимого, ласкового папку. Каждое утро он, дождавшись Юлю, говорил ей: «Привет, лисенок, девочка моя! Нас ждут великие дела! Завтракай быстрей, и вперед, покорять этот мир!»

Она покоряла, а он лежал в могиле. Из—за каких–то денег, тонких кусочков бумаги, мятых, побывавших в руках сотни тысяч людей, ничтожных и таких всесильных…

Юля научилась ценить деньги, беречь их, когда стала главной кормилицей в семье. Тратить с умом, откладывать на «черный день», составлять список и планировать расходы, уметь ударить себя по рукам, если захотелось купить какую–то красивую безделицу, но на неё не выкроен бюджет… Юлька умела всё это и представить себе не могла, как можно просто выложить свои деньги на игральный стол, рискуя их потерять.

Про то, что Витя тоже любит иногда поиграть в карты, он ей не говорил, предупредил друзей, чтобы при ней не смели даже упоминать азартные игры, спрятал карты далеко в комод.

Ему так хотелось познакомить Юлю с Ириной Фёдоровной! Очень глупо и наивно, но Ирина стала для Витьки как бы крестной, но в другой ипостаси что ли. Обычные крестные принимают детей из купели в храме, а Ира облачила Витю в крестильный наряд своего жизненного опыта, вырастила. Она была уже частью его жизни, вздорная, позволяющая себе выражаться и курить, чем, кстати, жутко раздражавшая Витину мать. Но этим Ирина и влюбила в себя Витьку, которому было слишком тесно под маминым крылом.

Виктор пару раз звонил Ирине, но она так и не взяла трубку. Ну что ж, значит, так тому и быть…

И вот Юля с Витей женаты уже два года, Юлька устала от бедности и ждет от мужа умножения их благосостояния.

— Ты же талантливый журналист, умница. Вон, какие статьи пишешь! Вить, ну что ж такое? — очередной раз заглянув в шкатулочку, вздыхала жена.

— А что? — отвернувшись к стенке, спросил Витя. Сейчас она начнет его пилить за то, что мало зарабатывает, что не хватает ей, кокетке, денег на новые чулки и французские духи.

Юля выступает на концертах в филармонии, замечена достаточно известными музыкантами, ждет, что ей предложат что–то лучшее, чем просто преподавание фортепьянного искусства. И поэтому она должна выглядеть отлично, покорять, убивать своей красотой, — так она иногда говорила, перебирая свои унылые, заношенные платья.

А Витьку не печатали. Совсем. Всё как–то вдруг оборвалось, сразу после веселых новогодних праздников у друзей на даче.

— Ты потерял хватку, Витя. Надо тебе сменить вектор, так сказать, подумать, — отводя глаза, оправдывался главный редактор. — Ну скучно тебя читать, право слово! Нет, я тебя не увольняю, пока поработаешь в редакции с чужими текстами, глядишь, переродишься.

Виктор всё никак не «перерождался», отсылал свои труды в другие издательства, журналы, сборники, но везде слышал один и тот же ответ: «Возможно, потом. Сейчас, увы, нет. Извините!»

А Юля хотела и то, и это, и в ресторан, и шубу, и украшения. «Словом, всё, что хотят бездетные красивые женщины!» — рассмеялся в ответ на Витины сетования его знакомый, Роман Николаев.

— Ром, ну вот что мне делать? Я Юльку люблю, понимаю, она ждала, что с неба начнут сыпаться золотые монеты, я ей наобещал, а вот, нет их, монет. Я её подвожу, она меня бросит, так? — Виктор пнул ногой лежащий на асфальте мелок, забытый, видимо, каким–то карапузом.

— Ну… Продай что–нибудь, выручи денег, — рассеянно пожал плечами Николаев.

— Что я продам?! Ромка, у нас ничего нет! Живем, как все! Я даже за границей ни разу не был, чтобы оттуда привезти что–то, а потом продать! Эх…

— Тогда выиграй, — Роман закурил, стал рассматривать летящий высоко в небе самолет.

— Чего?

— Ничего, говорят, что ты хорошо играешь, что талант у тебя. Я в такие вещи не верю, но попробовать стоит. — Рома зашагал вперед, как будто заинтересовавшись лотком с мороженым.

— Да с кем я сыграю?! Это ж надо сразу большой выигрыш! Да ну тебя, шутник! — Виктор махнул рукой, пошел вслед за другом.

— Ну… У меня есть люди на примете, я думаю, они будут не против сыграть с тобой. — Николаев развернул фольгу, принялся за мороженое. — Свести?

Витя пожал плечами. Это же форс–мажор! Ему надо как–то спасать свой брак! Ирина Фёдоровна не стала бы ругаться!..

... — Анна Абрамовна? Приветствую, дорогая! Как ваши дела? Отлично, отлично! Что? Ах, да, я хотел сказать, что Виктор согласен. Ну да, всё по плану. Воробышек очень огорчен тем, что не может приодеть свою женушку, поэтому готов на всё. Да, сегодня в девять, конечно! Приятно было вас слышать, до свидания! — В трубке послышался старушечий смех. Роман вылез из телефонной будки, приподнял воротник плаща. Моросил дождь, похолодало, как бы не схватить ангину! Николаев очень боялся ангины, ведь говорят, она дает осложнение на сердце…

Витя, захватив всё, что было в их с Юлей шкатулке, пришел по указанному адресу. Это была чистенькая, хорошо обставленная, светлая квартира. Много стекла, пейзажи на стенах, уютная гостиная, круглый стол с белой столешницей, статуэтки на подставках по углам. Откуда–то из другой комнаты лилась приятная музыка, видимо, запустили патефон.

Играли как будто шутя, смеялись, пили, обсуждали последние новости культуры…

«Не думай, что это настоящее! Все разговоры за игрой — это часть самой игры. Не слушай, читай между строк!» — говорила где–то в сознании Ирина Фёдоровна.

Виктор очень старался, но все пошло совсем не так… Первый раз в жизни он не владел ситуацией, не мог предугадать, рассчитать… Ничего не мог.

— Ну что же, Виктор, не везет вам сегодня, — развел руками хозяин квартиры, некто Петр Петрович, расправляя проигранные Витей купюры.

— Я просто давно не играл. Но это скоро пройдет! — Витя был сбит с толку, потом, правда, догадался, что перед ним обычные шулеры. Ирина Фёдоровна предупреждала. Но деньги проиграны, прибыли нет ни копейки, как теперь идти домой — не понятно.

— Пройдет? Это хорошо. Люблю оптимистов! Приходите завтра, попробуем! — подмигнул Петр Петрович. — Только ставки будут повыше, учтите. У нас аппетит приходит постепенно. Ну, полно, до свидания, Виктор Юрьевич…

Когда он пришел домой, Юля спала, болтала что–то во сне, улыбалась. Не знала ещё, что их с Витей «черный день» уже близко…

Второй вечер начался весьма неплохо, Виктор отыгрался и даже кое–то приобрел, но потом…

— Молодой человек! Витя, стойте! Ну куда же вы? А долг? Вы проигрались вконец, малыш, надо отдавать! — догнал на лестнице своего гостя Пётр Петрович, костлявый, похожий на Кощея мужчина со шрамом у носа. — Или Ирина Фёдоровна не объяснила вам правила? — усмехнулся он.

— Тётя Ира? При чем тут она? Ну… Ну дайте мне время, я не могу собрать такую большую сумму, поймите! Мы с женой не зарабатываем столько, я же… — Виктор зажмурился. Перед глазами всё плыло, а лицо Петра Петровича виделось ему в какой–то радужной рамочке.

— Это не мои проблемы, дружище. Если завтра не принесете, то станет ваша жена вдовой. До свидания, Витя, до скорого свидания!

Пётр Петрович юркнул в свою квартиру, а Виктор так и стоял на лестнице, пока его не спугнул подымающийся по лестнице почтальон…

— Юль, ну они же меня убьют! — Когда Витька сказал это вслух, то испугался как следует, до самого нутра, почувствовал, как сердце уходит в пятки. Нет, Ирина Фёдоровна в нем ошиблась, он не был талантлив, так только, выскочка, паяц, не более. Она просчиталась, а он ей поверил.

— Да что ты несешь, Витя? Ввязался во что–то? А ну–ка говори?

Виктор рассказал.

Юля слушала, не перебивала, а потом залепила мужу пощечину.

— Зачем, Витя?! Зачем это всё? Господи, да я просто так говорила, что хочу красивой жизни, просто… Просто тут недавно одна женщина к нам в училище приходила, странная, серьги у неё такие огромные, янтарь, совсем ей не идут. Мы разговорились, она мне и наговорила, что надо брать от жизни всё, льстила, сказала даже, что порекомендует меня кому–то… Я уши развесила, но не думала, что ты… Господи, Витька! Они тебя, как папу… Как… Нет! Я у мамы возьму золото, у неё что–то есть — кольца, сережки, часики. Ну, можно еще наши обручальные колечки тоже отдать, правда? Не в них же суть! — Юля прижалась к мужу, закрыла глаза. Опять… Вся повторяется, она как будто опять на похоронах своего отца, и за её спиной шепчутся о картах и бедах, которые они приносят…

— Подожди. Янтарные сережки. А сама женщина похожа на птицу, нос как клюв, и шея тонкая, с обвисшей кожей, да? — выпрямился Витя.

— Ну да, есть немного. Да какая разница?! Витенька, не в этом дело! И…

— Нет, подожди. Мне надо кое к кому съездить. Я быстро. Ты ничего не бойся, слышишь? Всё будет хорошо.

Виктор быстро собрался и ушел, а Юля принялась звонить матери…

…— Ну что же вы, Петр Петрович, не пригласили? — в прихожую вошла, опираясь на тросточку, Ирина Фёдоровна. Хозяин хотел вытолкнуть её обратно, но она размахнулась и больно ударила его по ногам своей палкой. — Не мешай, дружок. Что, приятно волкам ягненка щипать, да? Играете с ним? Я тоже поиграю. Пропусти! — гаркнула Ирина, вошла в прокуренную гостиную.

Сидящие за столом повернули к ней головы, потупились. Кто–то ринулся к дверям, кто–то отвернулся, но Ира заметила всех, узнала.

— Господи! Весь цвет собрался! Браво! — хихикнула она, уселась на свободный стул. — Ну что, где наша прима–балерина? А? Опаздывает? Старость…

— Ну что ты, детка! — Анна Абрамовна появилась из—за ширмы, ей едва удавалось скрыть свою растерянность, но потом женщина взяла себя в руки. — Что, твой мальчик нажаловался? Пришла разобраться? Не выйдет. Он проиграл, он отдаст. Тебя здесь не ждали. Уходи, старая карга!

— Ой ли?! Аня, ты забыла, кто вытащил тебя из канавы, дал шанс на нормальную жизнь. Мой муж, Анютка! Он! Сердобольный Мишенька не понял, какая ты… Ну да ладно. Начнем, друзья! У меня еще много дел, очень много!

Она положила на стол пачку денег. Игроки закивали. Ирина Фёдоровна, похоже, в отличном настроении, можно не бояться ее гнева.

Ира курила, прищурившись, разглядывала лица сидящих напротив мужчин, улыбалась. Она видела их насквозь. Их жесты, едва заметные кивки, прицокивания, даже быстрота их дыхания — всё же как на ладони. Витя, Витя… Ты попал в змеиное гнездо, растерялся, запутался… Бывает. Ничего, пока жива Ирина Фёдоровна, всё поправимо!

Когда она выиграла, у них рты поотрывались. Ну а что, Ира тоже умела хитрить, и у неё тоже была припрятана нужная карта. Как она это делала? Никто так и не понял. Но когда Ира собирала в сумочку выигрыш, туда отправились и янтарные сережки.

Анна Абрамовна, крепко сжав зубы, наблюдала за цокающей своей тростью старухой, пока та не развернулась и не бросила на пол несколько крупных купюр.

— Это за Виктора. Аня, пойми, всё то, что ты делаешь, это так мелочно. И ведь всё из зависти! У меня был прекрасный муж, а у тебя — нет, ты только мечтала его у меня отобрать. Но не вышло. У меня была работа, ты пришла, наговорила гадостей, распустила слухи. Меня уволили. Рада? Надеялась, что и муж от меня отвернется? А он, знаешь, что сказал? Что ему вообще плевать, кто я. Он меня любит, и всё. Ну что ты, улыбаешься, Аня? Это глупо, так вести себя! Как маленькая, ей–богу! У меня есть Витя, опять обошла я тебя, так ты решила потопить его. На работе у него ты постаралась? Мокрица! Запомни, подруга! Я за него грудью встану. Почему? Не знаю. Просто так, и всё. А теперь откланяюсь. Аннушка, если вздумаешь безобразничать, то за тобой придут. Я договорилась. Благо, связи в Комитете у меня остались, спасибо мужу. Бывай.

Про Комитет и связи Ирина соврала, но уж очень хотелось посмотреть, как вытянется Анькино лицо и задрожат губы. Анна Абрамовна очень боялась тюрьмы, до трясучки. Она сама говорила Ирине, что если попадет в камеру, то не проживет там и дня. Вот пусть теперь ходит и оглядывается. Может, раньше надо было её на место поставить, но было как–то ни с руки…

А ведь сережки свои Ира, как и обещала, отыграла, будет теперь, что отметить вечером. Виктору надо позвонить, волнуется же, бедолага!..

Она звонила, но Филимоновых не оказалось дома. Юлю повезли в больницу, угроза выкидыша. Витя поехал с ней, забыв, что вообще–то у него долг, проблемы, и тетя Ира куда–то пропала…

… Он приехал к ней через два дня, с цветами и её любимым вином.

Ирина Фёдоровна открыла, приказала ему не расшаркиваться.

— Полно, Витя. Не люблю этих благодарностей. Но отныне карты забудь. Не по зубам тебе они всё же. Я приняла желаемое за действительное. Живи спокойно, остальное приложится. Я тебя люблю, Витька! Обещай, что больше не впутаешься никуда. Обещай!

Он кивнул.

— Я уеду, Витя, — продолжила женщина. — Надоело мне в городе, хочу на природу. Ты уж береги Юлию свою, живите хорошо. Матери привет. Наташа хорошая женщина, правильная, я рада, что тогда помогла вам. И вот ещё что, ты меня прости, что втянула тебя во все это. Ну, уж жила, как умела. Может, неправильно.

Она как будто опять прощалась. Виктор стал что–то ей отвечать, но Ирина Фёдоровна только покачала головой.

— Садись пить чай, Витя. Я пирог испекла.

Она никогда не пекла пирогов. Никогда! Но сегодня был, видимо, особенный день…

Больше они не встречались. Ирина уехала, адреса не оставила. Её прошлое могло помешать Витиному будущему. А так нельзя. У её мальчика вся жизнь впереди! Долгая, счастливая жизнь. Пускай и без неё, тети Иры…

Через несколько лет посыльный принес Виктору завернутую в бумагу трость с искусно вырезанной на рукоятке головой кобры. Она смотрела на Витю своими зелеными изумрудными глазами. Только они уже больше не горели таинственным, исходящим изнутри светом. Кобра уснула, как и её хозяйка…

Благодарю Вас за внимание, Дорогие Читатели! До новых встреч на канале "Зюзинские истории".