Дантес. Любовь, брак и дуэль по принуждению
Почти двести лет история смертельной дуэли А.С. Пушкина с французом Дантесом рассматривается как результат неосмотрительного поведения Натальи Гончаровой-Пушкиной, нахальных ухаживаний приемного сына посла Геккерена и предполагаемого участия Николая Первого. И вся эта история построена на сплетнях большого света. Логически получается, что и мы строим свою версию гибели Пушкина на великосветском злословии 1836 года. Других версий историки и биографы никогда не рассматривали. Но такой подход был понятен в СССР, где ненавидели Романовых и уверенно представляли царя главным виновником гибели гения. Тогда историки и биографы не вдавались в тонкости жизни людей в России в первой трети 19 века, с его законами, укладом, традициями, восходящими к правлению Рюриковичей. Этому русскому существованию к началу 19 века было четыреста лет – от правления Ивана Грозного. И то, что оно сильно отличалось от жизни советских граждан, не озадачивало советских исследователей. Они меряли жизнь и судьбу семьи Пушкиных с советской колокольни. Поэтому и сегодня Наталья Николаевна представляется замужней домашней хозяйкой, легкомысленной пустой женщиной, откликающейся на ухаживания «начальника» - царя и смазливого молодого распутного офицера.
Но если принять во внимание жизнь в России до 1917 года, тем более, в 1836 году, и войти в это время, мысленно присоединиться к обществу людей той эпохи, то многие обстоятельства жизни семьи Пушкиных мы увидим совсем не так, как нам представляют их советские биографы. А если ключевое событие в истории последней дуэли поэта – не измена Натали, а брак? Брак ее сестры Екатерины Гончаровой. Но чтобы принять к рассмотрению эту версию, нужно понять, что такое был брак до революции. А был он снизу доверху – от крестьянской семьи до императорской – экономическим, политическим, родословным проектом. Таким же, как, положим, покупка земли, имения, слияние и раздел капиталов, строительство фабрики, дворца и т.п. Чаще всего брак сохранял и увеличивал капиталы семьи, улучшал ее родословную, становился ступенью к дальнейшему существованию как семей жениха и невесты, так и их собственной. Если откровенно говорить о сватовстве Пушкина сначала к Анне Олениной, дочери директора Государственной библиотеки, а затем к Наталье Гончаровой, внучке владельца бумажной фабрики в Полотняных заводах, то закрадывается мысль о расчетах. Причем о расчетах, которые связаны с профессиональной деятельностью поэта и поэтому такая версия имеет право на существование.
Отец Анны Алексей Николаевич Оленин был человеком необыкновенным – он внес серьезный вклад в изучение Древней Руси и ее артефактов, являясь доверенным лицом Александра Первого и Николая Первого. Он был историком, археологом, рисовальщиком и библиографом. Был Государственным секретарем, членом Государственного совета, членом Императорской Академии Российской, почетным членом Петербургской академии наук, президентом Императорской Академии художеств и директором Императорской Публичной библиотеки с 1811 года. Трудился в Государственном ассигнационном банке, в Правительствующем Сенате, в Канцелярии Министерства внутренних дел, в Департаменте уделов, в государственной канцелярии. Ещё во время обучения в Германии Оленин начал собирать материалы для «Толкования многих военных русских старинных речений», составленного на основе древнерусских летописей и снабжённого пространными комментариями. За этот труд, оставшийся неопубликованным, Оленин был в 1786 году избран членом незадолго до того учреждённой Российской академии, президентом которой была Е. Р. Дашкова. По предложению графа А. С. Строганова1 сентября 1804 года «за отличную привязанность к изящным художествам и знания, сопровождающие оную» Оленин, будучи хорошим рисовальщиком, был избран почётным членом Академии художеств.
Наверное трудно сказать, кто больше был нужен Пушкину: Анна или ее отец? А отец в качестве близкого родственника мог бы сделать для него главное – обеспечить ему свободный доступ к обширным архивам и тем освободить от зависимости от Николая Первого, который позволял ему ими пользоваться лишь на условиях пребывания в должности в министерстве иностранных дел и проживания в Петербурге. Пушкин рвался работать с историческими документами, благодаря которым мир увидел и «Историю пугачевского бунта», и повесть «Капитанская дочка», а царь ставил на его пути шлагбаум с требованием служить. Именно поэтому у поэта появилась идея с помощью дуэли в виде наказания освободиться от ненавистной зависимости от царя. Это и есть главная причина его гибели, а не «плохая жена». Но Оленин отказал Пушкину.
Второе сватовство к Гончаровой тоже наталкивает на мысль о «бумажной» заинтересованности Александра Сергеевича в этом браке. На Полотняных заводах изготавливалась лучшая бумага в России, а Пушкин мечтал стать издателем. И действительно он получил от брата Натали бумагу на издание своего журнала «Современник». Если бы Пушкин остался жив, то и он, и его родственники на Полотняных заводах получили бы выгоду: об этом свидетельствовал огромный успех «Капитанской дочки», вышедшей в свет незадолго до гибели поэта. Повесть сразу же начали печатать во многих издательствах, а затем переводить и издавать в Европе. И этот успех не пропал и сегодня. Так что расчет Пушкина на выгодный брак тут был верный, хотя рассуждать на эту тему биографам считается предосудительным.
Двести лет исследователи гадают: был ли брак Натальи Гончаровой и Пушкина удачным и «правильным»? Исходя из того, чем кончился этот брак, сложилось единое мнение – он был неудачным, легкомысленным, несчастным, убыточным для семей Гончаровых, Пушкиных и самих Александра и Натали и неперспективным для их четверых детей, которым родители не смогли создать состояние для приданых и будущих выгодных браков. Одно то, что у них не было своего жилья и в 1836 году они пришли к такому положению, что платить за аренду им было нечем, а идти было некуда, приводило в глубокое отчаяние и Александра Сергеевича, и его жену.
В 1834 году им прибавляются новые заботы – две незамужние сестры Натали – Александра и Екатерина. Девушки, стремительно приближавшиеся к судьбе старых дев, были брошены на произвол судьбы матерью и братьями в поместье деда в Полотняных заводах. Проживая в глуши, они не имели никаких перспектив на замужество. Денег им не давали, дед тиранил, мать игнорировала. Дело дошло до того, что выезжали на прогулки на лошадях они в изношенных платьях. И вот тут Наталья Николаевна демонстрирует и семье, и свету свою уникальную доброту и одновременно сильный характер – она забирает сестер из деревни в Петербург и заселяет двух далеко не юных, некрасивых бесприданниц в свою квартиру с твердой надеждой устроить их замужества в столице. Муж после некоторых сомнений согласился. После четырех лет брака он верил жене и уступал ее рассудительности. Как раз к этому времени официальное положение поэта при дворе становилось определенным и было на подъеме: академик, статский советник, камер-юнкер. Все это давало ему возможность официально быть своим человеком в высшем свете и получать кредиты от состоятельных знакомых. Хотя, конечно, именно в это время Пушкина не радовали все эти регалии и он хотел от них бежать подальше, поскольку семья жила в долг, и он был огромен – сто тысяч рублей (сто миллионов «на наши» деньги).
Интересно, что Николай Первый и его супруга положительно отнеслись к появлению в большом свете сестер Гончаровых, и Екатерина вскоре стала фрейлиной, что улучшало ее положение немолодой бесприданницы среди других невест. Биографы пишут, что она была девушка образованная, умная и расчетливая. Да и возраста зрелого - 27 лет. К сожалению, и в Петербурге, спустя два года, женихи сестрам так и не объявились. А в начале 1836 года со своим интересом в семье Пушкиных появляется Жорж Дантес. Но у поэта возникает дуэльная история с графом Соллогубом, а Наталья Николаевна на сносях четвертым ребенком. Может быть, поэтому она не замечает ни ухаживаний Дантеса, ни интереса к нему Екатерины. В конце мая после родов Натали приводит себя в форму и летом появляется в обществе. Чувствует она себя неважно, но спешит посещать круг близких знакомых, среди которых семья Вяземских, где часто бывает Дантес. Почему она так спешит с выездами? Разумеется, у биографов нет иной версии, как ее влюбленность в приемного сына посла Геккерена и ее желания сблизиться с ним. И все до одного считают сватовство Дантеса к Екатерине случайностью, вызванной нежеланием стреляться с Пушкиным. А если все совсем не так, как выглядит?
Друзья Пушкина после его гибели провели свое расследование их отношений, описали встречи по дням и по часам, определили круг свидетелей, участие в деле Геккерена, привели тексты писем влюбленного француза… Все сходились на одном – Дантес и Натали были влюблены и довели дело до дуэли. Все действия жены поэта были признаны предосудительными и опасными. Они и в самом деле были такими, но, возможно, совсем по другой причине? Если взглянуть на события с точки зрения брачного проекта, который задумала Наталья Николаевна ради Екатерины, а супруг ее поддержал?
Если рассматривать события с этой стороны, то становятся понятными все поступки Натальи Николаевны в отношении француза. Все ее встречи с ним на балах летом и осенью 1836 года, танцы, беседы, вспышки смущения женщины и все более развязное поведение сына посла – это ради бесед о судьбе Екатерины. И здесь выползают наружу удивительные и очевидные вещи, которые совершенно неправильно истолкованы. Речь идет о тайном свидании Натали и Дантеса в доме ее родственницы Идалии Полетики под секретным приглядом Петра Ланского во дворе.
С конца сентября 1836 года Вяземские открыли свой городской дом для светских приёмов. Пушкины и Дантес постоянно посещали их салон. Биографы пишут, что приём у Вяземских 16 октября был самым заурядным. Ничего волнующего или из ряда вон выходящего на нём не произошло. Поручик притворялся весёлым, пытался шутить. Но встреча с Пушкиной потребовала от Дантеса предельного напряжения всех его сил. Кавалергард был в отчаянии. Владевшее им чувство вырвалось наружу, едва он покинул гостиную. В том же письме Дантеса читаем: «Вчера я случайно провёл весь вечер наедине с известной тебе Дамой, но когда я говорю наедине, это значит, что я был единственным мужчиной у княгини Вяземской, почти час. Можешь вообразить моё состояние, я наконец собрался с мужеством и достаточно хорошо исполнил свою роль и даже был довольно весел. В общем я хорошо продержался до 11 часов, но затем силы оставили меня и охватила такая слабость, что я едва успел выйти из гостиной, а оказавшись на улице, принялся плакать, точно глупец, отчего, правда, мне полегчало, ибо я задыхался: после же, когда я вернулся к себе, оказалось, что у меня страшная лихорадка, ночью я глаз не сомкнул и испытывал безумное нравственное страдание». Упоминание о лихорадке, по мнению профессора Серены Витале, свидетельствовало о начале болезни, уложившей Дантеса в постель. Из полковых документов известно, что поручик болел с 19 по 27 октября 1836 года. Дантес писал отцу следующее: «…если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, куда она меня заведёт, я сойду с ума». Кавалергард молил отца о содействии и одновременно «инструктировал» его, что следует предпринять.
Все эти события биографы описывают под знаком любовных отношений Натали и Дантеса. Именно с чувствами к ней связывают ощущения сына посла, полученные от общения с Натали 17 октября. Они задают вопрос: ещё недавно кавалергарда охватывало счастье, когда он оказывался подле избранницы сердца. Что же случилось в октябре? Они считают, что ответить на этот вопрос можно, обратившись к дневнику княжны Марии Барятинской. В октябре 1836 года княгиня Барятинская была взволнована известием, что Дантес намерен посвататься к её дочери. Жена кавалергарда М.Ф. Петрово-Солового, полкового приятеля Дантеса, встретилась с кузеном Марии Барятинской и спросила его, устраивается ли свадьба Марии с Геккерном? Вслед за тем госпожа Соловая заверила собеседника, что молодой кавалергард «был бы в отчаянии, если бы ему отказали». Мадам Петрово-Соловая очевидным образом зондировала почву для сватовства Жоржа. Брак Дантеса с Барятинской был желанным. Посол всемерно поощрял ухаживания сына за княжной. Княгиня Барятинская поспешила узнать, в чём дело, и обратилась к кавалергарду князю Александру Трубецкому. Примерно 22—23 октября дочь записала в дневнике: «Maman узнала через Тр.[убецкого], что его отвергла госпожа Пушкина». Трубецкой был ближайшим приятелем Дантеса по полку — следовательно, Барятинские получили информацию из первых рук.
Биографы считают, что дневник Барятинской объясняет причину рыданий Дантеса после встречи с Пушкиной в октябре. Незадолго до встречи поручик имел объяснение с дамой сердца, и она отвергла его. В дневнике речь шла не об отказе в танце на балу, а о серьёзном объяснении, происшедшем с глазу на глаз и приведшем к разрыву.
Никто не знает и никогда не узнает, когда и о чем Екатерина поведала сестре о своих чувствах и об отношениях с Дантесом. Но после свадьбы Екатерины и Жоржа узнали о подозрении в добрачном зачатии их первого ребенка. Этот факт дает повод предположить, что Наталья Николаевна узнала от сестры ужасное известие о ее или возможной, или уже состоявшейся близости с Дантесом. И Натали ринулась в бой за честь сестры. И за честь семей Гончаровых и Пушкиных. Несомненно к ней присоединяется муж, который теперь доложен пребывать в отчаянии от грядущей катастрофы, которая может погубить их репутацию и облить грязью всех. Саму Екатерину – это само собой. Но и ее мать, всколыхнув историю с Охотниковым и Елизаветой, ее безумного отца, томящегося в одиночестве взаперти в московском доме, ее незамужнюю сестру Александру, столичных теток Загряжских, которые выхлопотали Екатерине должность фрейлины при дворе. А что бы сказали государь и государыня, облагодетельствовавшие бедную сельскую девушку Екатерину во дворце?
Но главная беда грозила Натали и ее супругу, которые поселили у себя в доме в столице незамужних девушек, отняв их от родственников и взяв ответственность на себя за их поведение в обществе и не справились. С лета 1836 года положение Пушкина вообще могло стать двусмысленным, если бы обнародовался адюльтер Дантеса и Екатерины. Поэта, возможно, совсем не тревожили сплетни об увлеченности француза его красавицей женой, но то, что он мог оказаться в роли мужа и свояка двух женщин, которые занимались любовной игрой с одним и тем же молодым кавалергардом – это выходило за все рамки приличия и морали, могло поставить его в позорное и унизительное положение в обществе как мужчину и супруга. Судя по письмам Дантеса и Геккерена ситуация висела на волоске и вот-вот могла взорваться. То, что в свете считали увлеченностью Натали Жоржем, на самом деле был ее натиск на ловеласа и требование женитьбы. До тех пор, пока адюльтер был в тайне и родственники Екатерины ни о чем не подозревали, связь с двумя сестрами была для француза-гомосексуалиста циничной игрой, в силу своей сексуальной нетрадиционной ориентации он просто развлекался и потешался над двумя простушками и их влюбленностью. Но дело оборачивалось опасной стороной – Натали, по всей видимости, угрожала посвятить во все мужа и создать дуэльную ситуацию. В конце концов Дантес оказался зажатым в угол, из которого посылал слезные письма Геккерену, призывая его повлиять на Пушкину. И придумали довести до нее такой довод невозможности жениться Дантесу на Екатерине: он безумно влюблен в Натали и не может переступить эту любовь, он даже готов жениться на самой Натали… И Геккерен делал все, о чем просил его приемный сын, он бросился в борьбу против брака Екатерины и Жоржа. Он преследовал Натали, шантажировал ее, она, отметим справедливости ради, делала то же самое в отношении отца и сына. Дантес под натиском Пушкиной даже заболел в октябре 1836 года от страха жениться на Екатерине или умереть на дуэли, а Геккерен сообщал Натали, что он болен от безумной любви к ней и просил ответить ему взаимностью (видимо, рассчитывая, что она в любовной страсти забудет о желании выдать сестру за Жоржа). Но тут Дантес совершает роковую ошибку – он собирается сделать предложение княжне Барятинской, и та в восторге от счастливого известия. Но наперерез тут же бросается Натали и устремляется в дом к Полетике на встречу к Дантесу, чтобы узнать о его брачных планах. Возможно, при более удачных обстоятельствах, француз и сделал что-то такое, что погубило бы репутацию Натали и отвлекло внимание общества от Екатерины. Но свидание было подготовлено другими лицами – во дворе бдительно следит за происходящим Петр Ланской, а в доме вдруг появляется какая-то девочка – совсем ненужный свидетель. И Дантес отступает, а разъяренная Натали бежит к Вяземской и исполняет частично свою угрозу – рассказывает ей о чудовищном свидании с Дантесом. Не после ли этого Вяземская отчитала Жоржа и запретила ему разводить любовные интриги в ее гостиной? Видимо, в эти же дни Дантеса посещает Пушкин и пытается разобраться с письмами француза к Натали. Еще сильнее испугавшись, Дантес сообщает поэту, что письма адресованы Екатерине, и он собирается сделать ей предложение. Пушкин удаляется, унося на себе инфекцию больного Дантеса и заболевает. После его гибели друзья обнаружили рецепт на лекарства от 23 октября.
Кто знает, как бы обернулись события, была бы дуэль Пушкина и Дантеса или поэт отмел бы эту затею совсем, но пока попавший в брачную мышеловку Дантес размышлял, где найти выход, 4 ноября утром граф Соллогуб приносит Пушкину анонимное письмо с «дипломом рогоносца». Вечером тот посылает к Дантесу секунданта с вызовом на дуэль. При этом он обвинил в написании анонимки Геккерена. Что было нелогично: во-первых, посол не мог знать подробностей истории Елизаветы, Охотникова, Александра Первого и Нарышкиной-Четвертинской, о которых шла речь в «дипломе», во-вторых, зачем бы он стал ярить и без того обозленного Пушкина и доводить дело до дуэли? Видимо, и Пушкин это понимал, но решил обвинить Геккерена из мести за его письма и непристойное поведение в отношении своей жены. 16 ноября, после переговоров о соблюдении некоторых процедур, Дантес делает предложение Екатерине Гончаровой. И в этот же день поэт отзывает вызов. Но вход Дантеса в дом Пушкиных под строгим запретом. Однако свое отношение поэт все-таки сумел молча выразить, о чем свидетельствует Павел Вяземский. В предсвадебные дни он прогуливался вместе с Натали, ее сестрой-невестой и Дантесом по Невскому и вдруг мимо них промчался Пушкин, когда он обернулся, все увидели искаженное от злости лицо – так поэт высказал презрение Дантесу, который едва не навлек на семью Александра Сергеевича ужасную катастрофу, но вовремя был остановлен супругами Натали и Александром. Правда, задним числом в Большом свете поползли грязные слухи о добрачной беременности Екатерины, о связи Пушкина и сестры его жены Александры. Но эта чушь была вполне терпима и ничем не грозила. Свадьба накрыла все.
Но Дантес и Геккерен были настолько взбешены происшедшим, что не могли удержаться от грязных интриг и сплетен, возбуждая свет против Пушкина. И свет с готовностью включился в травлю поэта. За что? Здесь вернее бы спросить – почему? История с Дантесом и Пушкиным была не закончена. Потому что она была нужна Николаю. Если бы знали Геккерен и его возлюбленный приемный сын, в какую игру они ввязались, что их ждет, то подумали бы и съехали со двора. Но они не подумали и продолжили. И 10 января Пушкин отправил оскорбительное письмо Геккерену и вечером получил его обратно с вызовом на дуэль от Дантеса.
Получается, что к дуэли Пушкина и Дантеса подтолкнула именно Екатерина Гончарова, о чем в свете догадывались, но всей правды не знали. Однако подозрения остались, и впоследствии почти никто не хотел иметь дело с Екатериной, которая упивалась счастливым браком с любимым мужчиной. Но счастье продолжалось недолго, напрасно Геккерен огорчался в связи с браком приемного сына и говорил, что тем самым Жорж погубил себя навсегда. Посол сильно преувеличил – этот брак продлился всего шесть лет, Екатерина умерла в 34 года, оставив сиротами совсем крошечных четверых детей. Умерла сразу после последних родов от родовой горячки. Это удобный случай избавиться от женщины без последствий в подозрении в ее убийстве. Ну а чего еще можно было ожидать от гомосексуалиста, который, проживая со своим настоящим «мужем» или «женой» (а Геккерен постоянно проживал с семьей Дантеса после высылки из России) только и мечтал избавиться от ненавистного брака. И тут хитрая и умненькая Екатерина проиграла – погубив Пушкина и уничтожив репутацию сестры, она проиграла свою жизнь, сев за покерный стол с гомосексуалистом всех времен и народов – Жоржем Дантесом.
Хитренькая и умная Екатерина делала вид, что все это ее не касается и сумела вести себя так, что до самого сватовства заигравшегося французского «гусара» никто не мог ее ни в чем заподозрить, и это сватовство стало для большого света как гром среди ясного неба. Первая ринулась на разведку – узнать, есть ли любовные чувству у Дантеса к Екатерине – Софи Карамзина, которая везде совала свой длинный нос и разносила немыслимые сплетни. Но родня Екатерины решительно отодвинула всех любопытствующих от пары и довела дело до конца – 10 января 1837 года состоялось венчание. Натали победила. Но какой ценой! Это был брак на крови великого поэта.
Пушкины выиграли у Дантеса и Геккерена, но проиграли царю. А за всеми событиями стоял император. Если Пушкину Дантес был нужен как супруг свояченицы, а затем как участник дуэли для развязки поэта с Петербургом с помощью наказания, то Николаю Первому этот человечек тоже был очень необходим – но уже для больших международных целей. Вот чего не могли знать супруги Пушкины, затевая игру против Дантеса ради его брака с Екатериной. Как и Екатерина не могла знать ни намерений Пушкина стреляться с Дантесом ради его личной цели уехать в деревню и тем более – намерения царя заполучить крупную жертву ради большой международной игры. И только учитывая все это, можно понять, почему Екатерина сказала, уезжая во Францию, что она прощает сестру. Вероятно, она предполагала, что та знала о намерении мужа стреляться с Дантесом и скрыла это. Почему? Вероятнее всего потому, что Пушкин был не намерен никого убивать, как он делал это и на других своих дуэлях. И на самом ли деле он промахнулся и попал в руку противнику, а не в грудь, а не сделал это специально? Ведь на тот момент Пушкин еще не понял, что умирает и, возможно, пощадил Дантеса.
Можно предположить, что Николай Первый был потрясен смертью поэта, возможно, и он не предполагал, что дуэль будет смертельной, потому что знал – Пушкин на дуэлях не убивает и доводит все до символической мести. Да, собственно, и Дантес-то стрелял не в грудь противнику, а в ногу, но пуля «решила» по-своему и убила. Думаю, когда-нибудь современные биографы посмотрят на всю эту тяжелую и запутанную историю с более объективной позиции и проведут правильное расследование, а не констатацию великосветских сплетен при дворе Николая Первого.
Фигура Дантеса была нужна российскому императору для расправы над нидерландским послом Геккереном и не только. Летом 1836 года он совершил тяжелую ошибку – написал доклад о перемене отношения Николая Первого к вопросу независимости Бельгии, формально отделившейся от Нидерландов в ходе революции 1830 года, и послал его напрямую министру иностранных дел, а не королю Виллему Первому. Причем использовал высказывания русской императрицы у нее на приеме, которые касались невестки Виллема Первого – Анны, сестры Николая, а, значит, и ее мужа принца Оранского. Принц, получив известие о докладе Геккерена, был возмущен и предъявил претензии Николаю. Тот пообещал принять меры. Среди них было немедленное изгнание нидерландского посла из России. Причем не просто отставка, а скандал. И тут подвернулся Дантес с его любвеобильными поползновениями к жене Пушкина и ее сестре. Вот о чем не знали ни супруги Пушкины, ни рвущаяся в жены к Дантесу Екатерина Гончарова.
От графа Соллогуба царь узнал, что Пушкин ищет противника для дуэли и что Соллогуб едва не стал жертвой этих поисков. Тогда, можно предположить, Соллогубу устроили примирение с Пушкиным, а взамен подставили Дантеса, который к осени как раз дозрел до скандала. Но его кандидатура была нужна Николаю еще для того, чтобы лишний раз уязвить Францию, обвинив ее в неуважении к русской культуре и к русскому народу. Ведь именно так можно было бы говорить о французах после дуэли подданного Франции и известного русского поэта Пушкина. Такое обвинение хотел бы кинуть французскому королю Луи Филиппу Николай Первый. Луи Филипп пришел к власти в результате революции 1830 года и называл себя народным королем, в чем Николай видел посягательство на монархию и призыв к бунту. А этого русский император боялся больше всего в то время, потому что в тайне планировал промышленную реформу, а за ней и отмену крепостного права. Ему была нужна дружба с Нидерландами, откуда он предполагал получать кредиты и ради которых не пожалел карьеры Геккерена и его приемного сына. И нужно было держать в узде Францию, чтобы не искушала русских опасным либерализмом. Как увидим, ему это удалось сполна, особенно во Франции, которую весь мир обвинил в 1837 году в гибели великого поэта. И обвиняет и сегодня. Имя Дантеса стало проклятым на века.
Однако отец и сын жестоко отомстили России за свое изгнание и позор во время Крымской войны 1854 года. Став голландским посланником в Вене, Геккерн и там плел интриги против самого Николая I, на которого был обижен до конца своих дней. Репутацию в обществе он заслужил исключительно отрицательную. Например, графиня Дарья Фикельмон, знавшая Геккерна очень хорошо, характеризовала его как «лицо хитрое, фальшивое и малосимпатичное».
Накануне Крымской войны, в июне 1853 года, русский дипломат Павел Киселев доложил в Петербург: «…французское правительство употребляет все возможные меры давления на Австрию, вплоть до угроз возбудить против нее восстание в Ломбардии, и все это с целью вооружить Австрию против России. Интересно, что очень враждебную России активную роль в этих франко-австрийских секретных переговорах играл старый барон Геккерн, тот самый, который так гнусно и позорно вел себя в роковом деле поединка его «приемного сына» Дантеса с Пушкиным».
Несмотря на то, что Геккерн жил в Вене, а Дантес делал карьеру во Франции, «отец» и «сын» не забывали друг о друге и состояли в весьма увлекательной переписке. Благодаря Дантесу Геккерн постоянно находился на связи с французским правительством.
Франция тогда добивалась, чтобы Австрия примкнула к антирусской коалиции. Русское же правительство надеялось на австрийскую поддержку — в благодарность за подавление русскими венгерского восстания. В итоге Австрия осталась нейтральной и оставила Россию одну перед лицом враждебной коалиции. Геккерн, должно быть, ликовал.
В 1855 году австрийский император Франц Иосиф наградил Дантеса орденом Почетного легиона. Геккерн по этому поводу писал, не скрывая ликования: «Были три императора и один молодой француз. Могущественный монарх изгнал его из своей страны в самый разгар зимы, в открытых санях, раненного! Два других государя решили отомстить за француза. Один назначил его сенатором в своем государстве, другой — пожаловал ему ленту большого креста! Вот история бывшего русского солдата, высланного за границу. Мы отмщены, Жорж!».
Свидетельство о публикации №125021505990