Человек ящик мустафа ганижев

        ЧЕЛОВЕК – ЯЩИК         Мустафа Ганижев
                1

Дождь стих, зато поднялся ветер,
порыв его разносил брызги,
к телу приставал толстый свитер,
время поджимал, бия розги.

Непроглядная темень взывал,
служить ей немедля в ящике,
красный фонарь меня освещал,
мешая жить в картонном домике.

Дорога мне была знакома,
ходил я не раз своим жильем,
и стезя не мила у храма,
здесь я падал и вставал живьем.

Каждый человек выбирает,
нужные детали к пейзажу,
прекрасно представить, кто знает,
коль на остановки я сижу.

В то же время мог не заметить,
что рядом росли несколько ив,
когда в голове мыслью мерить,
странно не думать там наудив.

Зато мог подобрать спокойно,
валявшихся монет на пути,
один блеск их без родства тайно,
не давал мне прав поднять финти.   

Потому идя по дороге,
не обращают внимание,
что делается вокруг в остроге,
идешь себе сердцу бдение.

Другое дело, видя себя,
посмотришь через оконце
в прорезе ящика, не любя,
там выглядело все под солнце.

Там многообразия мира:
окурки сигарет, следы пса,
все занавески в окнах бара,
на вынос фанерная тара.

Видно: мешок цемента в камень, 
железная бочка  весь удел,
обручальное кольцо вся в грань,
что грязь под ногти остался с тел.

                2

Еще плохая крышка люка,
видите там, какой был пейзаж,
когда в моем ящике скука,
у меня, лишь тайной души страж.

Я смирился со своей тайной,
зачем мне такой пейзаж-мусор?
что поведет по пути вздорной,    
зачем в зеркало смотреть в укор?

Хоть моя общность здесь в ящике,
что  в зеркало смотреть, как вор,
жизнь свою продлит в переварке,
видя все вокруг, как до сих пор.               

Вдруг желал я, увидеть себя,
за что пойду к врачу в ящике,
увидеть в зеркале жизнь любя,
к своему двойнику не в мешке.
Врачу представился я такой,
в комнате находились люди –
две мужчины, я им был покой, 
мир мне был мозаичным в сути.

Я для них был насекомое,
в своем жите и своим котом,
с фасеточным глазом изгоя,
стоял я с  медицинским картам.

Из двоих люд, одна была врач,
смешно она была голая,
она видела  меня на матч,
в моем ящике, мне пухлая.

Чуть наклонилась мне, мой доктор,
и, исчез, появился ящик,
окажись я себе просто вор,
перед зеркалом душу резчик.

А это я в зеркале –  да, да – 
мой ящик, мой двойник, мой анфас,
что мне делать собой, быть рада,
пообщаться с ящиком как раз.

Поодаль стояла мой доктор,
она оставила-то меня,
нагая самим собой, на вздор, 
со своим двойником, быть родня.

                3

Зеркало выдало размеры
ящика, что у меня, точь-в-точь,
и чуткость ко мне из-за веры,
был ли соразмерено не прочь.

Такой ж ящик имел мой двойник,
с содержаньем моего врача,
мне ящик кажись, был проводник,
что встречал раньше, где встреча.

Со страстью к подглядыванию,
стало мне человек в ящике,
охота к высматриванию,
во всем не свете, дырок в мешке

Проделать не возможно ни как,
мой ящик, способ подсматривать,
с желанием убеждать всех так,
с нуждою к месту преследовать.

Я готов неотступно ходить
за ней по пятам – это мой долг,
каждый раз в праве ее ловить,
так я думал, дойдя её порог.

Это мой сосуд и пристрастье,
в обманной краже от двойника,
подумать нагота в возрасте,
она обаятельна в майке.

Никакой думой не угнаться
за реальной мочи с наготой,
она жива, до поры статься,
пока смотришь на нее с чертой.

Страстное желание одно,
любоваться, став недоступно,
оторви взгляд от нее рано,
она исчезнет с картин  важно.

Нагота и плоть – разные вещи,
для первой плоть, как материя,   
творение глазами для души,
для которой служит суеверия.
 
                4

Нагота с подкачкой, на волнах женщина,
опиралась на ногах вольно и легко;
ногата у кудесника, лента она,
бредший прямо к рукам фокусника мягко.

Что же привлекает меня в ее ногах?
И какой намек на нечто заветное?
Дело в моде, картина красива в торсах,
какие были ноги – диво светлое.

Бытие в ящике к нижнему обзору,
сделала из меня знатоком по ногам,
от женских ног рождаюсь я, идти в гору,
видя мягкие плоскости по изгибам.

Все в ней красиво и дорого для души:
и кости, и сухожилия, суставы,
растопятся в мышцах по форме ног суши,
никак не влияя на крале истовы.

И ноги были прикрытием сосуда,
того сокровенного, ценной накидкой.
Вот почему прелесть женских ног забота,
отрицает  их, только лицемер с маркой.

Потому я так с думами осязатель,
когда живу в своем ящике в том мире,
я – не анахорет, и ямской гадатель,
с сокровенными мыслями, что в сатире. 

Но эти ноги сужу своим двойником,
выйдя у врача, она нагая краса,
они не напоминали мужские там,
созвездие было в ней с первого раза.

Тут жалко мужчин, что носят все тяжести,
к тому, их земля притягивает больше,
где ноги им даны к практической цели,
сколько не заметишь ног больше и меньше.

Нашел ли я в ногах идеал ног женских,
может, пытался подвести под идеал?
Это отличье от страстей физических,
что может запасть на сердце на целый бал.

Ведь женщина красота, где все в ней влито,
особенно, поймай ее фруктом свежим,
округлость белых полушарии пито,
от центра тяжести, вдруг глазом пробежим.

                5

Разом приподнятое правое бедро,
так очерчено, как грудная кость птицы,
прическа, легкие волосы, как с утра
что свободно они лежат,  ветру куцы.

Бедра напряжены и живот наперед,
выдавался, кажись она, беззащитна,
с потылицей, плечи окинуты назад,
казалось торс, пронизан металлом вечно.

И она обхватила себя руками –
правой  у пупка, левой под ложечкой,
под грудью был след от лифчика с узлами,
над бедрами, как в полоске резиночной.

Видимо не так давно она разделась,
сброшенный наряд валялась у ее ног,
на медицинском халате трусик звалась,   
кажись они с ножками паука в комок.

Женщина прикусывает слегка губу,
но они уклонялись ловко от зубов,
прибавляя нежность лица ее к небу,
будто собиралась она молиться вновь.

Ее улыбка пронзала  мое сердце
копьем печали, от стеснившегося рта,
между губ возникал зримо язык танца,
в сей раз все начинался с нового старта.

Она глядит-то на моего двойника,
он – человек ящик, как я на злобу дня,   
к нему дело нет миру без проводника,
она же с лжечеловек-ящиком  родня.

Видать, мой двойник говорил ей приятно,
девушка, кивнув головой, шлет пара слов,
мышцы спины ее вытянулись ровно,
будто лента стальная отцвела с концов.

Она вперяется к моему двойнику,
не делай этого, кричу я про себя,
в горле все пересохло, хоть не к облику,
не с виду дыханье сперто, в чем-то губя.

Там девушка получила от ящика,
и, это был недопитый стакан  пивца,
когда она пила с его стаканчика,
мне было не по нраву, видеть хитреца.

Мои жилы могли  порваться на лету,
хорошо, что я не разбил стекло с боку,
и я не влетел, в ту комнату потому,
что она передала меня двойнику.

                6

Она втягивала лапшу, с пивом затрат,
там, вернув ящику, стакан для подливки,
большими шагами отступила назад,
поняв лжечеловек-ящика с приколки –

не покинет он своего укрытия,
осталось мне в своем ящике и с житом,
вздохнуть с облегчением для развития,
хоть плечи и спина в нагрузке стыли в том.

У себя на месте, она млела о чем-то,
подняла глаза к потолку высокому,
стала поглаживать поясницу к росту,
провинился по закону свободному.

Человек-ящик разговор снова завел,
но девушка слушала без интереса,
будто ушла из поля, его действия    
лжечеловек-ящик, как не имел веса.

Вдруг она повернулась спиной к мужчине,
я – человек-ящик сглажено высыхал,
мой соперник сильно подался к женщине,,
и стал медленно покачиваться на свал.

Земля под моими ногами уходил,
я потерял баланс, упал на колени,
и показался, что я не издал звука,
взвизгнула собака, а не земля с грани.

Собака соскучилась, лег у моих ног,
и ее прогнать было с трудом божиться,
я молчал, чтоб собака не залаяла,
но она в тревоге, стала мордой тыкаться.

Собака совала нос прямо в мой ящик,
напоминая мне мокрое мыло, мыть,
желая забраться, влезть ко мне как ежик,
я дырявил банку консервов, дал нюхать;

и бросил ее от себя, так подальше,
что собачке возиться будет до утра,
она лизала, нюхала  как бы дольше,
зубами об землю била так хитро.

Не кажись ей  весь мир непослушный зову,
из-за хлопот собачки, в разнице ума
с человеком. Здесь исходил все по праву,
кому что достанется под конец слома.

                7

Зеркало затмилось, от грязных рук людей,
захватное руками, потер рубахой,
снова определяю его удобней,
хоть все переменилось в комнате светлой.       

Лжеящик, не разорванный, не сломанный,
продолжал сидеть в той же позе в кровати,
он мог занять ее, перепроверенный,
не вылезая из него, что взаперти.

Женщина не нагая в углу комнаты,
и прислонилась к столу, что курит ящик,
у нее длинный халат, ноги скрыты,
совсем другой человек в своей пробе.

Супились брови, тянулась сигарета,
как она находилась в пальцах  заметная,
ногти девушки покрыты лаком зато,
не верилось, –  голая, вдруг одетая.

Неужели все отражалось в зеркале,
и было не более чем видением?
Такая картина близка не на земле,
кажись сказка, образ являлся с мнением.

Почему на деле не произошло все же,
чего ни в коем слуху не могло стрястись,
я не хотел, чтобы то случилось боже,
чтобы ящик овладел ею вывестись?

Я ощущал такую безумную боль,
может быть, потому что слишком уж часто,
меня обводят вокруг пальца, в этом соль,
понять свое и чужое, найти место.

Я через зеркало видел в комнате все,
где мне приходилось видеть за завесой,
эта была моей возможностью вовсе,
взвесить самого себя с двойником косой.

Девушка одной рукой тушила сигар,
а мизинцем другой прошила-то ухо,
слегка шатая головой, имея дар,
свет бил ей в лицо от светильника глухо.

Кажись глупости, все это мне известно,
она отталкивала от себя порой,
будто ждала обыск у себя не честно,
что становилась она в деле не родной.

                8

Жизнь тянулся по дороге накатанной,
эта женщина улыбалась своим ртом,
показывая зубы с блажью не родной, 
будто ребенок она, капризный притом.

Она закрыла рот, покачав головой,
ее нижняя губа кажись мне вспухшей,
видать, она делала это не впервой,
казалось, бьет она по шару воздушной.

Я понял, эта та женщина голая,
одетая уже, шагала легкостью,
как бабочка над цветочками, вольная,
ее легкость то рядом с потерянностью.

Когда лжечеловек-ящик сполз с кровати,
она открыла же дверь, и скрылась за ней,
лжечеловек-ящик бросился вслед идти,
он, похож пауку без лапки передней.

В отличие от меня на нем нет сапог,
даже он без повязки, на пояснице,
дверь захлопнулся, и он замер, как не мог,
свалившись, он с неба, тянувшийся в конце.

Мой двойник поплелся назад, качнув ящик,
будто обмочился, влек неловко ноги,
мне стало, смешно, видя в зеркале кубик, 
мысли становились, одиноко туги.

Теперь, как бы я ни думал вернуть деньги,
мой двойник не готов пойти мне навстречу,
пятьдесят тысяч иен я получил в долги,
с этой минуты я других правах тычу.

Я передал другому свои права жить,
настоящего человека-ящика
и превратился в поддельный лик, и не ныть,
так надобно мне все понять, брать излишка. 

Мое слеженье за походкой двойника,
в доме была копия моей поступи,
что немило было все, видеть дурашка,
в моем зеркале собственную копию.

Ящик игнорировал волю хозяина,
и делал все, что ему придет в голову.
Зачем двойнику не сбросить ящик-мина?
Может он пьяный, чумной, по делу к слову?

                9

Коль он в ящике прокис – не выйти ему,
я скажу: не хочешь – не вылезай, живи!
Может, я вылезу место тебя ко всему?
Кажись мне речь идет тут об одной жите.

Конечно, сделку придумала сама жизнь,
если вникнуть в ее думы, не случайно, 
что сама жизнь вознамерилась, свершить казнь,
упрятать человека в ящик, как смешно.

И тогда женщина свободна, сделки нет,
а что мне воспользоваться этим тоже,
развязаться со своим ящиком? Привет!
Какую жизнь судьба придумала мне в душе?

А пока что, мне нужно уйти отсюда,
не принимать вывод, что пало на темя,
Если я отважусь на это, не как всегда,
то смогу сбросить ящик любое время.

После того, как я соберусь с мыслями,
хоть завтра, мне можно прийти сюда снова.
Прежде чем уйти я гляну к ней глазами,
в покой, где я ее видел, голой нова.

Здесь мне препятствием небольшое стало,
я пересек дорожку, цветы и заросли,
думая заглянуть к ней в комнату вяло,
с ожиданием, не желая видеть после.

Я слушал, сколько мог –  реакции никак,
конечно, вылезти из ящика мог несть,
ничего не стоит, сидел пока, как рак
сколь ни стоит, столь нечего вылезть.

Оставались минуты к пониманию,
тут, хотелось протянуть кому-то руку,
как, только, это возможно по мнению,
в ящике я виден был моему богу.    

Вот, без звонка к поднятию занавеса,
драма  закончится наконец-то при всем,
теперь можно сказать, что я не ошибся,
хотя потерпел поражение совсем.

Девушка ушла, при захлопнутой двери,
оставив глубокую жалость в потери.
Между нами не было ни ссор, ни дури,
видать, она хотела сбежать к матери.

                10

За ней не наблюдал ни друг и ни филёр,
хотя лицо у нее чуть в усилиях,
мне все равно как она гонит свой суфлёр,
главное, чтобы она одета в перьях.

На нее платье без фильдекосовых чулок,
и не важно, когда она жила дитем,
уже два месяца нагой, как королек,
ведь я жил без одежды в ящике при  всем.   

В доме находилось двое нагих существ,
кроме нас, не было никого ни души,
табличка имен и вывеска смена чувств,
снят красный фонарь у ворот, как потуши.

Это все, обрыв чувств к ориентиру,
о временном прекращении приема.
Все равно, жизнь продолжается на веру,
раз в день, с ящиком, я выходил из дома.

Я, как человек-невидимка гуливал,
первое необходимое покупал,
ходил в разные магазины называл,
без повторных визитов я перебывал.

Я поднялся на второй этаж дома,
там в коридоре снял ящик и ботинки,
ждала меня женщина, своя дама,            
она шла ко мне голая, на трусики.

Эта были волнующие минуты,
мы прижались меж собой, дрожа, накрепко,
приятно пахли ее волосы с  фаты,
она прижималась ко мне еще крепко.

Она повторяла о сладости встречи,
что слова были просто излишние,
потом мы шли в кухню вместе, где нет мочи,
здесь в клинике для всех больных в тишине.

Все неудобства и грязь нас не волновал,
потому что прикосновение к коже
любимого человека нас радовал,
покойницкая, что рядом, не в чет даже.

Просто, мы отказались от всех чаяний,
Страсть – эта, как импульс к воспламенению,
При желании зажечься без горений,
Для нас не был тот реальный мир к жжению.

                11

С утра до ночи мы касались друг друга,
всегда мы были замкнуты в круге любви,
радиусом два с половины метра бега,
ведь мы привыкли в своем уме, не вреди.

В этой неудобстве была вся свобода,
хотя я был в глазах расчленен на куски.
Она видела  моей спине, природа,
она не заикалась с кем мои мозги.

Время становиться, слова теряли смысл,
все шло дни и недели, для жизни был круг,
как долго ни длился горенье за чисел,
если оно кончался, то был обрыв вдруг.

И вот я вижу, место голой  сегодня,
в платье она, одетая, что смотрела
на меня без смятения, лишь унынья,
осталось снова мне воротиться в дела.

Вернуться мне к своей унылой жизни лик,
теперь моя нагота, казалась жалкой,
будто за мной гнались, и я заполз в ящик,
замерев, стал ждать пока она уйдет в зной.

Она насупилась, сморить по сторонам,
но сделав вид, что меня не замечает.
Что же такое вдруг, в этом мире странном,
люди станут чужими, уму не вещать. 

Тут кажись, откуда запах шел в дурную,
она повернулась, пошла в свою комнату,
я тоже пошел, крадом в процедурную,
коль она хочет можно начать вновь без счету.

По слуху думал, знать, чем она занята,
ни духу, ни слуху, видать, она ждет, ждет,
пока я ей предложу вновь начать как то,
но сколь мы не начали один конец, нет.

Возврат один, каждый раз нам, в одно место, 
теперь - последний искренний, мой рассказ.
Что я слышал, был стуком ее двери то,
но дверь была забита мной, вначале  раз.

Значит, уйти она не могла с черный ход,
И там я засунул засов так накрепко.
Что разделяет нас эта проклясть с парад – 
блузка и юбка к замечанию прытко.

                12

Эффект одежды как раз и  исчезает,
стоит мне выключит свет, тут моя борьба.
Если ее не видать заманивает,
значит эта ее нагота до гроба.

В темноте она знает меня как слепца,
она снова станет мне нежной голубкой.
Тем я освобожусь от достатка с конца,
ломать голову над планом в тяжбе хрупкой,
в чем у меня нет духа, ослепить ее.

Вместо того чтоб вылезти из ящика,
навсегда, я лучше весь мир запру в него,
как раз сейчас мир замирает, как пташка, 
закрыв глаза, видя уединенного.

В ящике убрано, все рождающее,
в своем форме: чем необходим любой дом:
фонарь, спички, свечи, зажигалка еще,
кажется, наступил сон, и это мой храм.

Раз немного погодя свет я выключил,
и вошел в ее комнату, сняв свой ящик;
в маленькой темной комнате, я стоял,
растерялся от перемен, нет уборщик.

В комнате простор, здесь переулок строим,
с задней стороны лавок притык к вокзалу,
за дорогой дом по продаже недвижим,
с ним камера храненье, отдых к привалу.

Окажись тут не переулок, а тупик,
скорее тут ходили то помочиться,
проход загораживала всячина с домик,
куча ящиков, горшки, тазики мыться.

С какой целью исчезла моя дама здесь?
Коль она пришла за ящиком, как у меня,
то куда она мнила уйти отсель в спесь? 
Ведь не удержать мне ее, дать бы ремня.

Разгребая хлам, я прошелся к лестнице,
что, спускаясь вниз к бетонной площадке,
померил глазом виадуку страница, 
дальше ночной труд к поездам в поездке. 

Еще дальше все смешалось в пустоту,
я должен найти ее –  идти не могу,
эта была граница, запрет на мосту,
все же куда она исчезла, ей богу?   

               
            
                13

И так, душа и ящик к месту по слились,
уходя от людей тщедушие творить,
когда злобный мир всюду укоренилось,
подбивая на каждом шагу завалить.

Видимый мир, с видом в дьяволе облика,
в нем зиждиться суть все миры разом подмять,
Боже упаси от взгляда человека,
который охотиться, двуногих валить.

Оправдание у него в личной силе,
доводы у дьявола в одной правде змея, 
равного нет ему, в убийственном стиле,
дурнее гончей зверья, в чем душу грея. 

Боже, даруй силу всем найти свой ящик!
Умно и удобно его приспособит,
чтобы человек-ящик радовался в миг,
оправдаться в своем правоте полюбит.

Паук мертвит всех вокруг, для мертвой зоны,
по закону беса аристократично,
бес в охоте за двуногих в гегемоны,
чтобы всходить на трон царство лжи точно.   

Ящик панацея от бед, обычный куб,
с виду обычный, изнутри лабиринты
петлящими дорожками с ногтями рук,
тут не убежишь, тут родишь, лишь шепоты.

Сколько не пеки в ящике и не кичись,
в нем ещё слой кожи, покрывший твое тело,
там находят все новые дорожки крыс
в тех лабиринтах запутавшийся в дело. 

О, да, да! Где же она, что я ищу нагой?
где-то в этом лабиринте, что исчезла,
она не убежала, нет, просто я такой,
не в силах найти. Куда она пропала?

Теперь, мне ясно оправдаться перед всем,
я не раскаиваюсь, коль путей много –
пусть существует столько правд, как признаться,
сколько путеводных нитей нам итого.

Остаться один в злобном мире и в темноте,
вот путь опасный в тропе скользкой всегда!
Хоть нет повод, вешаться Иудой в наготе
или Смердом без веры уходить туда.

Тащиться в темных лабиринтах мне слепо,               
ставший человек-ящиком, могу сказать:
Нелепый человек звучит ли красиво,
коль человека абсурдного зовет смерть? 

В каждом мире, как любом ящике житье,
свое присутствие природой дано.
Слышите ли, вой волков и шакал в нытье?
Это не эхо всей правдой признано. 

Стоит ли одеть и тащиться с ящиком,
когда в стране гуляет КТО* весь круглый год?
Хотя террористов съели  давно с кишкой,
человек-ящик с вида умри за народ!!   
...            КТО* - контртеррористическая операция.
..                2020г