Потерявшийся. Или Пути Господние неисповедимы

ПЕРЕКРЁСТКИ. Книга третья.
Глава 5/51. Потерявшийся. Или «Пути Господние неисповедимы»

Осень в Кабарде удалась на славу. Поля и огороды были убраны. Лишь чёрные вороны ходили по ним своей гордой походкой, как ходят прославленные модели на всемирных подиумах под завистливые взоры неравнодушных зрителей. Вороны считали неубранные остатки полевых и огородных плодов своей законной пищей, дарённых им всемилостивым Аллахом, раз поля эти и огороды он расположил в мусульманской Кабарде, кабардинцам дарованные. И хоть вороны, на взгляд кабардинцев, были безграмотные, как и многие кабардинцы, но видимо они считали, что где-то в Коране, на такой – то странице, а может даже в самой мечети, красивой вязью должно быть прописано первым долгом воронье право, а потом уже и всех обитателей Святой Кабардинской Земли.
Близлежащие и далеко удалённые горы вдруг раскрасились в разные, преимуществом тёплые цвета радуги. Разве только далёкие, сливающиеся с небом, мерцающие горы были более размытые и выглядели волшебной, но Божьей декорацией для выкрашенных в белый цвет, с чуть заметной синевой, кабардинских саклей.
Со многих дымоходов, уютно примостившихся на саклях горного аула подымался ультрамариновый с прожилками серого волчьего цвета дымок. Но он не прямо шёл в святое кабардинское небо, никуда не сворачивая, как ему и положено. Он, дымок, делал некоторые кульбиты параллельными земным тропам Святой Земли, всплесками, и отдельными всклоченными нитями. Его, дымные зигзаги, кое где разрастающиеся в пузыри, как выдутые волшебным стеклодувом, на секунды задерживались, чтоб тоже полюбоваться красотой, дарённой Аллахом Кабарде, разукрашенных так искусно кабардинских горных просторов.
По всему аулу, вдоль его склонов, уходящих в неизвестную даль, тянуло приятным Кабарде горелым кизяком. Очень странно, что кизяк, при изобилии лесных массивов в горах, а следовательно и наличии дров, не употребляли как удобрение скупые на урожай кабардинские земли, а сжигали его в печах и даже пепел употребляли редко в качестве удобрений малоурожайной почвы.
Считалось, что кизяк – это продолжение жизни любого аула и с ним нянчились ак с ребёнком. Сушили, складировали и несколько раз перекладывали, чтоб к осени и зиме он был сухой и готовый к употреблению. Кизяк временно соревновался с кукурузными стеблями, но они, кукурузные стебли, сжигались в основном в осеннее время, а кизяк, как полновесный хозяин зимы и тепла каждой кабардинской сакли, сжигался в основном зимой. Он с достоинством производил тепло и с таким же достоинством хранил его, долго тлея и краснея отдельными угольками в кабардинских печах и лежанках. Его горелый запах приобретал в аулах святость. Его далеко чувствовал запоздалый путник и был он для него как путеводная звезда к теплу и уюту, чашке свежей воды, а может даже лепёшке, замешенной доброй кабардинкой и испечённой в кабардинском тандыре.
Сегодня, в святой кабардинский день, (а в Кабарде все дни дарённые Аллахом святые), некий путник в старой дырявой хламиде с заросшей, года два не стриженной и даже не чёсаной бородой, сильно хромая на одну ногу, опираясь на два костыля, появился на уже построенном мосту аула. В ауле проживал, мы знаем, Терский казачий полковник Букрат, в народе уже считавшимся Баем. Он и построил мост.
Путник с трудом присел у перил, рядом положил костыли и порылся в своей походной нищенской суме. Но там было пусто. Однако он сделал жест как будто положил в рот найденные хлебные крошки. На этом успокоился и прилёг головой на костыли. Задремал. Что ему снилось – может далёкая и красивая юность – мы не знаем. Знаем только, что юность всегда бывает красивая, в любом её проявлении.
На мост пришел со сбитой в грязные комки шерсти, сплошь в репейниках, бездомный серый пёс весьма преклонного возраста. Он обнюхал спящего путника, зевнул и видимо почуя в нём такую же гонимую, но родную душу, лёг рядом. Пёс положил морду на передние лапы и принялся изучать глазами окружающий мир. Мост был новый, и главное через него можно уже перебираться, из пусть не очень далёких мест, но в обжитый аул. А там если даже никто ничего не даст, то можно покопаться в муссорниках и выудить что-то съедобное. Ему не впервой! Точно так же не впервой было и дремлющему спутнику. – Два сапога – пара! Оба гонимые.
Даже безродный бедняк, имеющий полуразрушенную саклю и сухарь на обед, считал себя господином к подобным путникам, еле передвигающим ноги по белу свету. Но «пути господние» неисповедимы. И не знает никто, что над каждым висит «Домоклов меч» на тоненькой ниточке, а она в любое время может оборваться.
Может и дремлющий нищий был когда-то кем-то значительным и сильным, да когда-то стал то-ли случайно, то-ли по неверному расчету не на ту тропинку и Путеводная Звезда показала ему не то – враждебное ему направление.
Мы пока не знаем кто он ,приблудившийся старый немощный человек пришедший на новый мост через безыменную речку. В ней, речке, только неделю как появилась вода, переворачивающая мелкие камешки с места на место. В горах пошли осенние дожди и оживили много мелких безыменных речушек и ручейков.
Мост для аула через речку был новшеством и необыкновенной человеческой дерзостью, доколе невиданной в этом ауле. Поэтому много людей во времена редкого осенне-зимнего безработья приходили просто поглазеть и постоять над текущей водой. Интересно опереться на не очень устойчивые перила, чуть-чуть балансируя и смотреть вниз на бесконечно текущую ленту бурлящей воды. Как-никак речушка была горная и вода в ней текла быстро, в отдельных местах с небольшими водоворотами. Попадала щепка в такой водоворот и крутилась, не в силах вырваться из своеобразного заколдованного круга.
Видимо и наш путник, пусть и не по своей воле, попал в своеобразный людской водоворот, из которого выбраться потом почти невозможно. А особенно, когда ты несешь на своих плечах много прожитых лет. И нет чего из тебя больше взять! Такой вот ... закон жизни!
Посмотреть на бурлящую воду прибежала на мост стайка ребятишек. Мальчики. Девочки сидели по домам и заплетали, и расплетали свои косички. – Это Кабарда!
– Смотрите опять серый пришёл – закричал мальчик на своём языке. – указывая пальцем на собаку.
– Да видим ... чего ты кричишь? – урезонил его старший мальчик, рассматривая спящего старца. – Пришёл потому что мост построили, а так бы он сюда и не сунулся. – Наверно вместе с дедом. Наверно поводырь. Рассказывала мне бабушка как собаки старцев водят.– От детских голосов проснулся путник, привстал и протёр глаза. Потом, то ли с интересом, то ли с опаской посмотрел на мальчиков. Он помнил, что во многих селениях, где он проходил малыши на него бросали комками грязи. А будучи хоть человеком и добрым, но особенно в своём теперешнем положении, всё же их приходилось отгонять костылями. Такой вот антагонизм. А как же! – Рассказывают же мудрецы, что он, антагонизм, двигатель прогресса! … Многое рассказывают …
Однако, несмотря на некоторое напряжение и неожиданность – увидев на мосту старика с костылями один мальчик спросил –
– Дедушка, кушать хочешь? На вот тебе кусок лепёшки. – и он не доходя до старика метра полтора, чего-то боясь, кинул ему кусок лепёшки, выудивши её из кармана..
Кусок подхватил пёс, подошел к старику и прежде чем начать есть положил на землю. Посмотрел в разные стороны. Старик дрожащими руками поднял спасительный кусочек, разломил пополам, одну половинку отдал псу, а другую, отщипывая маленькими кусочками, отправлял в рот и долго жевал. Видимо не только с ногами, но и с зубами у путника было не всё в порядке.
Старик, не дожевал до конца небольшой кусочек лепёшки, шепелявя спросил –
– Где мечеть?
Ему пришлось повторить ещё два раза, чтобы ребята поняли его желание.
– Дедушка, я проведу вас – сказал мальчик давший ему кусок лепёшки. Тот кивнул головой и сделал попытку подняться. Уже двое малышей подошли, чтоб помочь ему встать. Их ещё не совсем посетила кабардинская гордость – общаться только с равными. Старик помощь категорически отверг и с третьей попытки стал на костыли.
Мечеть находилась недалеко. Через пол часа старик опустился на землю возле дверей мечети, махнул мальчику рукой, чтоб тот шёл по своим делам и под нос пробурчал: «Вот здесь и найдёт меня моя Смерть. До своего аула и своей сакли я не дополз». Лёг на спину и устремил свой взор в Небо. Мальчик постоял ещё минуты три, виновато улыбнулся и убежал. Своим приятелям, придя обратно на мост, он рассказал, что старец пришёл к мечети, чтоб умирать. Туда же прибежал и серый пёс. Наверно умирать будут вместе.
Дети возле воды набрали камушек, побросали их с моста в воду, немного поозорничали и ушли каждый в свою саклю. Дома рассказали увиденное на мосту, а домашние тут же поспешили поделиться с соседней саклей. И уже через два, два с половиной часа весь аул знал, что к мечети пришёл старый человек за своей смертью. Как будто он когда-то забыл её там. Ну так – пусть так! – Знать так хотел, или так на роду написано – пусть умирает. Мулла потом знает что с этим делать. Это дела, Твои Господи, муллы и самого старика. Каждый в своей сакле потолковал минут пятнадцать над редким в Кабарде явлением и аул, вначале разбуженный как улей с пчёлами, быстро успокоился. – Все мы смертные …
Такие сведения дошли и к большой сакле полковника Букрата. Но по всем высказанным приметам пришедший старец был кабардинцем. А небольшое, в принципе – в зародыше революционное движение в Кабарде осуществлялось приезжими русскими агентами. И, как правило, вяло доходило к столице и некоторым районам. До аулов оно не дошло и доходить будет долго.
Тем более, что пришедший был очевидно очень старый человек и на возмутителя общественного мнения никак не тянул. Букрат махнул рукой и пробурчал: «К мечети он пришёл, это поле деятельности муллы, пусть он и разбирается». На том и успокоились.
Успокоились, да не все. Перед заходом Солнца подошла к нему «Амазонка» и сказала –
– Милый …
– Что, моя радость? Слушаю тебя …
– А что если этот старый несчастный человек окажется твоим, или моим отцом? – Тогда как?!
– Тогда это вообще из разряда самых небывалых фантазии! Твой отец не кабардинец, а мой давно погиб. В его полку даже запись есть о его гибели. Успокойся и выбрось из головы. Мулла знает, что нужно делать. – Она сделала вид, что успокоилась, но через десять минут вновь подошла к мужу.
– Милый, я готова согласится, что это не мой и не твой отец, но он ведь всё равно чей-то отец. Тогда как?
– Тогда пусть его дети и думают что делать. – и он отвернулся. Но «Амазонка» подошла вновь и сказала –
– Знаешь, меня беспокоит этот случай. Ведь не случайно он пришёл в наш аул. И не случайно здесь захотел умереть. В нём кроется какая-то тайна. Разреши мне посетить его … Букрат на неё долго смотрел. В его душе бушевали две силы. Одна – что жена вдруг возражает кабардинцу, вторая – что такое событие редкое и почему вдруг в его ауле. Победил на этот раз разум.
– Хорошо, возьми двух казаков и в форме капитана езжай. Я умываю руки. – Первый раз она ответила с лёгкой досадой –
– Они у тебя всегда чистые. Но какая-то сила спасла тебя когда разорвало снарядом. Я чувствую, что эта сила рядом. С тобой …
Подъехала она на карете. Возле старца уже стоял мулла и разводил руки.
– Мы не достаточно молимся и не достаточно умасливаем нашего Аллаха дарами, вот и послал он нам прокажённого человека, чтоб напомнить. Нужно собрать молебен всего аула и умаслить нашего Аллаха дополнительными дарами. – И он поднял взоры к небу.
Амазонка подошла к старцу. Их глаза встретились. Она увидела в его взоре огромное страдание без никакой просьбы. Взяла его руку, закатила рукав. Рука была грязная, но без язв.
– Нет у него никакой проказы. Я его забираю. – И сказала двум казакам перенести его в карету. Они повиновались. Но запротестовал мулла.
– Аллах послал его в нашу мечеть, чтоб обогатить её! Если заберёшь – будешь проклята!
– Святой хазрат, если вы окажете ему бытовую и медицинскую помощь, я его оставлю. Но вы этого не сделаете. Поэтому вот вам золотой рубль и мы уезжаем. – Рубль вызвал на лице муллы мимику немного напоминаемую улыбку и карета со старцем уехала. Мулла ещё долго стоял в размышлении – как-так случилось, что он согласился на малую плату? И подумал: «Правильно о ней говорят – Шайтан а не женщина! Но кака-а-я!.. Грешно о ней думать, но мулла был уверен, что Аллах его мысли не прочитает.
В построенном двухэтажном доме для обслуживающего персонала и временного размещения купленных лошадей, в заготовительном отсеке для кормов старику на сегодня в пристройке возле конюшни соорудили что-то вроде кровати, накормили и напоили, а выяснения обстоятельств оставили на завтра.
Амазонка была довольна и рассказала всё мужу. Он безразлично сдвинул плечами и ничего не ответил. Она продолжила –
– А знаешь, когда я спустилась из кареты и подошла к нему, то увидела над его головой светящий нимб. Потом он повернулся посмотрел на меня и нимб исчез. Я в Индии такие нимбы видела над головами монахов, а иногда даже у их священных коров. Ты не смейся. Я не говорю, что они там были, но я их видела. Это материя очень тонкая. Что-то подобное связано и с этим стариком. Я уверенна! –
Букрат притянул её к себе, поцеловал в обе щеки и тоже ничего не сказал. Это означало, что я здесь взрослый, а ты ещё дитё. Она поняла и допустила к своему сердцу небольшую обиду, но тут же справилась с чувствами и обида исчезла.
На следующий день за старика по поручению «Амазонки» приступили две медсестры и казак.
Первым долгом остригли волосы и бороду и сожгли волос, потому, что в них кишело много насекомых. Устроили ему баню. Одежду дали новую, но по приказанию «Амазонки» над старой провели санитарную обработку и законсервировали. Вдруг по ней прийдётся, как по маленьким песчинкам дополнительно, восстанавливать происхождение старика. Букрат не то что не поддерживал начинания своей жены – он просто не был активным. И в душе посмеивался над ней. – «Чем бы дитё не тешилось!».
Вести беседы со стариком для восстановления его личности поручили опытному майору, прибывшим вместе с «Амазонкой» в эти края. Тем более он уже был в годах и очень много чего на свете видел.
Добился пока он мало. Старик не помнил своего имени и откуда он явился. Было видно, что это не притворство, а полная амнезия. И выводить из неё старика придётся долго, если вообще возможно. Он только говорил о корабле, о катастрофе, о Турции и при слове Турция показывал на своём лице и своем теле рубцы от ран.
Букрат так и не пришёл с ним познакомится. Он не мало видел на своём пути шатающих нищих обездоленных людей. Всех в одночасье и в одиночку не обогреешь. Ну раз уж попал старик в пределы его общего двора, если греют его и ухаживают за ним жалеющие неравнодушные люди, то вольному воля. – Он не возражает.
Так прошло больше двух месяцев. В Кабарде начались дожди. Погода испортилась и о приблудившемся нищим почти все позабыли. Живёт он в уголочке хозяйских строений – и пусть живёт.
Однажды мать Букрата порезала руку и пошла в хоз-пристройки к медсёстрам. Ей ранку промыли молодые медсёстры, перебинтовали руку, поговорили о том о сём. Она спросила не приглянулся ли им какой ни будь кабардинец, чтоб выйти замуж. Те посмеялись не ответили ни да, ни нет. И мать Букрата ушла.
Но Когда она проходила мимо конюшен, случайно вышел приблудившийся старец. Они посмотрели друг на друга и мать Букрата остановилась как поражённая молнией! Она вскрикнула, протянула к нему руки и впала в обморочное состояние. Вышли служивые люди, развели руками и послали за медсёстрами и Букратом …