Вчерашняя свеча
Одр болезни –
самое место душеполезное.
Самое место, чтоб захотелось
сбросить в нети бедное тело,
такое умученное...
Да и памяти о плачевной участи
лучше бы кануть в Лету!
А души, похоже, при этом теле
уже и нету.
То ли в небо высокое отлетела,
то ли сгинула...
– По-любому, для душ могилы
не предназначены.
Лишь у скелетов
есть входные туда билеты.
Может быть, гибнут души
жалких таких старушек
неизбежно,
если Бог столько боли на них обрушит?
и дыханьем Своим небрежно
разворотит тихое их убежище?
– Невзначай... А может быть, и нарочно:
чтоб проверить грозным ударом прочность.
Вещи, вселенной не слишком нужные –
души убогих таких старушек.
Рядом с Богом, который солнце,
свечечки эти не обнаружить.
Разве спасется
трепетный огонек,
там, где дышит Бог…
В Божьем мире гаснущих искр хватает.
Просто не только снег
по весне,
но и пламя на солнце тает.
Вряд ли снег прошлогодний
богоугоден.
И когда о свече вчерашней
день, что нынче, решится спрашивать –
только слезы воска, увы, обрящет.
И никем из ангелов, присных Его,
для охраны людишек на землю присланных,
не замечено:
свечка-то нимбом святым увенчана!
2
…У последней черты,
где тупик любимой земной дороги –
у пустоты
или жизни иной на крутом пороге –
выворачивается судьба
наизнанку.
Там дорожный знак, до того не знаемый:
распад.
Не для всех:
для кого-то хватает привычных вех:
вправо в рай,
влево в ад.
Кому вновь в дорогу – тому пора!
Для остальных – безвыходность.
Чад вдохнул, но не можешь выдохнуть.
…Мама, ведь у тебя не так?
Ты не там, где тщета
всего сущего!
Где ни прошлого нет, ни будущего.
Мама, ты ведь уже ушла!
Знать бы, в какие дали...
То, что тут, в тупике осталось –
только шлак.
Шлак, которому очень больно…
и еще не черный, а раскаленный.
Что еще не отмучился, не отмаялся.
Мама моя, Майя…
Ведь и в мире ином тебя еще нет…
Ты в умирающем, жутком сне.
Мама, ты так беспомощна.
Ты моя детка солнечная.
Детка из тех "особых",
что и мычать не всегда способны.
С рук детишек таких сбывают.
Их старательно забывают.
Что же,
я забыть постараюсь тоже.
Ибо ты – не эта руина,
что в печальной долине
смертной тени.
Не это высохшее растение.
Не эта кожа да эти кости.
– Ты слеза и улыбка.
Ты свет и совесть
– пусть совсем не с иконным ликом.
3
…Ты,
уже не совсем земная,
у последней своей черты,
и сей миг меня охраняешь
от большой беды:
отвернуться в скорби своей от Вышнего….
В час, когда веру из сердца вышибли
вроде бы вовсе!
И мой ангел-хранитель уже за меня не просит,
– мама,
только ты запрещаешь сойти с ума мне:
в чью-то спину камни швырять упрямо –
и называть его Богом,
не опознавши личину рока.
– Тот, кто в горе,
бывает, смиренно стонет…
а бывает, с ворогом спорит!
– Камни – яростные укоры.
…Рок их взглядом не удостоит,
даже если б в него я метала горы.
…Ты,
что почти нигде,
мне смогла немыслимо порадеть:
свою дочь отвела от края.
– Значит, нет меня – сироты.
Мы с тобой в дочки-матери так играем.
Свидетельство о публикации №125021107310