Георгий Иванов

В широких окнах сельский вид,
У синих стен простые кресла,
И пол некрашеный скрипит,
И радость тихая воскресла.

Вновь одиночество со мной...
Поэзии раскрылись соты,
Пленяют милой стариной
Потёртой кожи переплёты.

Шагаю тихо взад, вперёд,
Гляжу на светлый луч заката.
Мне улыбается Эрот
С фарфорового циферблата.

Струится сумрак голубой,
И наступает вечер длинный:
Тускнеет Наварринский бой
На литографии старинной.

Легки оковы бытия...
Так, не томясь и не скучая,
Всю жизнь свою провёл бы я
За Пушкиным и чашкой чая.
1958

Над розовым морем вставала луна,
Во льду холодела бутылка вина.
И томно кружились влюбленные пары
Под жалобный рокот гавайской гитары…

(положено на музыку и спето Александром Вертинским)


    Для меня Георгий Иванов начался с его жены, Ирины Одоевцевой, я прочитал о её возвращении в Советский Союз в 1987 году, и честно говоря, меня тогда это сильно удивило. Одоевцевой дали квартиру на Невском, и она опубликовала свои мемуары (ссылки в Приложениях). Вообще-то, вернуться в 90 лет неизвестно куда – это знаете ли поступок. Тогда же я и прочитал некоторые стихотворения Георгия Иванова, ясные, запоминающиеся стихи, но тогда у меня голова была забита совершенно другим: я готовился к годовой командировке в Бельгию, так что кроме работы я торчал в Ленинке и пахал как папа Карло над физическими журналами и книгами. А Иванова я прочитал по своей давней привычке: раз уж встретился человек, нужно разобраться. О воспоминаниях Одоевцевой я более подробно напишу.
    Первым браком Георгий Иванов был женат на француженке Габриэль Тернизьен, танцовщице театра Мейерхольда.  Она была подругой сестры Георгия Адамовича, близкого друга Георгия Иванова (их даже звали «два Жоржика»). В 1915 году Георгий Иванов и Габриэль Тернизьен поженились, по мнению Ирины Одоевцевой, второй жены Георгия Иванова, скорее всего по глупости. Пожениться их уговорил Георгий Адамович. Тернизьен больше времени проводила с сестрой Адамовича, чем с мужем, даже после того, как у них родилась дочь Елена в 1917 году. В 1918 году супруги окончательно разошлись, и Габриэла, забрав ребёнка, уехала во Францию.
      Вторая любовь Георгия Иванова, она же, и вторая его жена, русская поэтесса и писательница Ирина Одоевцева (настоящее имя Ираида Густавовна Гейнике). Георгий Иванов прожил с ней 37 лет. Ирина Одоевцева известна своими воспоминаниями, да и шутка ли, она написала о своих встречах с Игорем Северянином, Николаем Гумилёвым, Георгием Ивановым, Осипом Мандельштамом (см. http://stihi.ru/2023/03/09/389), Андреем Белым, Зинаидой Гиппиус, Дмитрием Мережковским, Иваном Буниным (см. http://stihi.ru/2025/01/23/734), Александром Блоком (см. http://stihi.ru/2024/11/10/7086), Владимиром Маяковским (см. http://stihi.ru/2025/01/26/7833), Юрием Анненковым, да с кем она только не общалась!
   Как начинающая поэтесса она ходила на занятия к Гумилёву, а он общался с молодыми поэтами довольно жестко. Как-то он прочитал на публике её стихотворение, скомкал и выбросил его в так называемую «Братскую могилу неудачников». Ирина Одоевцева в слезах выскочила из аудитории. Многие улыбались ей в след:
- Такая куколка, а тоже в поэты записалась!
- Поплачет и вернется, - резюмировал Гумилев и перешел к следующему поэту.
Но она перешла к другим учителям, а по рукам пошло ее новое стихотворение, дававшее отпор слишком уж возомнившему о себе Гумилеву:

Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я, как на сан архимандрита,
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я маленькая поэтесса
С огромным бантом.

   Прочитав это стихотворение, Гумилев выследил студентку между лекциями и схватил за рукав. Что он ей сказал, никто не знает, но после этого вся Петроградская богема узнала, что у Гумилёва появилась любимая ученица. Больше всего Гумилеву нравилось, что Ирина не была похожа на культовую Анну Ахматову и совсем не собирается ей подражать! «Грибами-подахматовками» он называл тех, кто пытался копировать стиль его бывшей жены. Безусловно, Одоевцева была необычна, и к тому же способна на самые разные авантюры. Как раз Гумилёв познакомил Одоевцеву с Ивановым. Гумилев сказал ей: «Самый молодой член цеха и самый остроумный, его называют «общественное мнение», он создает и губит репутации. - И предложит: - Постарайтесь ему понравиться».
«Наверное, высмеет мою молодость, мой бант, мои стихи, мою картавость, мои веснушки», - думает Ирина Одоевцева. Две-три случайные встречи ни к чему не приведут. И она решит, что он, с его снобизмом и язвительностью, не в ее вкусе. Но, как-то Гумилёв устроил у себя на квартире прием-раут в честь прибывшего в Петербург Андрея Белого.
Одним из трёх поэтов, приглашённых Гумилёвым, была Одоевцева, был на встрече и Георгий Иванов. Она прочитала свою балладу «Толчёное стекло», и поэма понравилась Иванову. Он, «разрушитель и создатель репутаций», провозглашает «Балладу» «литературным событием» и «новым словом в поэзии». В десятках рукописных отпечатков «Баллада» расходится по Петербургу. Автора объявляют «надеждой русской поэзии». Теперь она не понимает, как могла быть равнодушна к нему. Только один Иванов был в ее мыслях, если верить её воспоминаниям. Гумилев просит её не выходить замуж за Георгия Иванова, и уже не понятно, в шутку или всерьёз он это говорил. Через некоторое время Гумилёв сказал Одоевцевой: «А вы нравитесь Жоржику Иванову. - Правда, тут же и охладил возможный пыл: - Но не надейтесь. Он ленивый и невлюбчивый мальчик - ухаживать за вами он не станет». Тем не менее, в 1921 году Иванов и Одоевцева поженились. К этому времени Ирина Одоевцева приобрела известность в литературных кругах. Кроме того, об Одоевцевой написала Лариса Рейснер, а затем и Лев Троцкий.
    26 сентября 1922 года на пароходе «Карбо» Иванов выехал в Германию. Одоевцева покинула Россию в декабре 1922 года, она перебралась из Петрограда в Ригу. 12 октября 1923 года Иванов и Одоевцева встретились в Берлине.

Итак, Георгий Иванов. Георгий Владимирович Иванов (29 октября (10 ноября) 1894, имение Пуке-Барще (Пуки;) Ковенской губернии, (сейчас - Мажейкяйский район, Литва) - 26 августа 1958, Йер-ле-Пальмье, Франция) - русский поэт и писатель. Акмеист, один из крупнейших авторов первой волны русской эмиграции.
Иванов Родился в семье потомственного военного, ветерана Русско-турецкой войны, капитана из витебских дворян Владимира Ивановича Иванова. Мать Иванова - Вера Михайловна Бренштейн из дворянской семьи потомственных военных, а, по воспоминаниям Ирины Одоевцевой, была баронессой Бир-Брау-Браурер фон Бренштейн.
Мать, из обрусевших голландцев, была красавица, любила светскую жизнь.
    Детские годы частично прошли в имениях Пуке-Барще и Студёнках Минской губернии. В 1905 году семья переехала в Петербург, и в том же году Иванов зачислен в Ярославский кадетский корпус. Затем в 1907 году перевелся во 2-й кадетский корпус в Петербурге.
   В 1909 году Иванов начал рассылать по газетам и журналам свои стихи, и тогда же познакомился с Александром Блоком. С 17 марта 1911 года заведует художественным отделом еженедельника «Gaudeamus». 25 октября «уволен из корпуса на попечение родителей» (из 5-го класса) «согласно прошения его матери». В декабре выход первого сборника «Отплытие на о. Цитеру».
В 1912 году Георгий Иванов приобрел известность в петербургских литературных кругах. В «Бродячей собаке» он познакомился с Николай Гумилевым, Анной Ахматовой, Осипом Мандельштам. Весной 1912 года Иванова приняли в «Цех поэтов». В 1913 году печатается в различных газетах и журналах Питера, в то же время Иванов был вольнослушателем Петербургского университета.
       С 1914 года Иванов стал постоянным сотрудником журнала «Аполлон», занял в нём место Николая Гумилёва, ушедшего добровольцем на Первую мировую войну. С 1916 года - участник 2-го «Цеха поэтов». В третьем «Цехе поэтов», возглавляемом Гумилёвым, играл вместе с Адамовичем видную роль. После расстрела Николая Гумилёва Георгий Иванов возглавил Цех.
     Заметим здесь, что Иванов был вместе с Гумилёвым участником подпольной монархической организации Таганцева, при этом остался неразоблачённым.
     После переезда в Париж Иванов стал одним из самых известных представителей первой эмиграции и сотрудничал со многими журналами как поэт и критик, писал прозу, в числе которой был неоконченный роман «Третий Рим» и «поэма в прозе» «Распад атома» в 1938 году. В эмиграции Георгий Иванов делил с В. Ходасевичем звание «первого поэта», хотя многие его произведения, особенно мемуарные и прозаические, вызвали неблагоприятные отзывы как в эмигрантской среде, так и в Советской России.
    В 1930-х годах вместе с Г. Адамовичем был основным сотрудником журнала «Числа».
В начале Второй мировой войны вместе с женой Ириной Одоевцевой жил в Биаррице на вилле, полученной ей в наследство от отца. С лета 1940 года город был оккупирован немецкими войсками. В 1943 году немцы отобрали у Иванова и Одоевцевой виллу и реквизировали её, а в 1944 году она была разбомблена во время авианалёта. Тем не менее, Иванов и Одоевцева оставались в Биаррице до 1946 года. Общественная позиция, взгляды на события Второй мировой войны, которых придерживался Иванов, вызвали обвинения его в германофилии, антисемитизме, коллаборационизме и привели его к конфликту с Георгием Адамовичем (который, в частности, рассказывал о приёмах для немецких офицеров, которые якобы давали в своём доме супруги Ивановы). Однако всё это -потрясающая глупость и вранье, и тут нужно разобраться. На самом деле есть две вещи о Георгии Иванов в конце его жизненного пути, очень печальные, одну надо прояснить, а во вторую я не верю.
    Действительно, Георгий Иванов и Ирина Одоевцева были уверены, что репутацию им испортил именно Георгий Адамович. По словам Одоевцевой, репутация их была испорчена в начале второй мировой войны, когда Ивановы жили в Биаррице: «Однажды мы устроили большой прием, на котором был даже английский адмирал. Перечень всех гостей появился в газете. Наш друг, «спарженька» Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн-Фельзен, названный «Спаржей» Ириной Одоевцевой), бежавший с матерью из Парижа и пробиравшийся в Швейцарию, нашел у нас эту самую газету с отчетами, прочитал и ахнул: «Вот как живут наши». Этим открытием он решил поделиться с Адамовичем.» Но Адамович получил это письмо только через несколько месяцев, когда он его получил, «то решил, что мы принимаем немецкий генералитет, и оповестил об этом всех знакомых, украсив рассказ «цветами своей фантазии». А именно, что я разъезжаю с немецкими офицерами верхом и играю с ними в теннис. Хотя я и с английскими офицерами верхом не ездила и в теннис не играла. Все поверили этому и отвернулись от нас, даже такие друзья, как Керенский, который бывал у нас с женой и, прощаясь, целовал нас и крестил. С этого и начались все наши несчастья».
   Дальше больше, сразу же после войны Алданов запрашивал Г. Адамовича о Г. Иванове и интересовался, может ли он дать «гарантии», что Иванов ни в чем предосудительном с политической точки зрения не замешан. Георгий Адамович, не смог покривить душой и 28 июля 1945 года пишет Алданову: «О Г.В.Иванове. Скажу откровенно, вопрос о нем меня смущает. Вы знаете, что с Ивановым я дружен, - дружен давно, хотя в 39 году почти разошелся с ним. Я считаю его человеком с такой путанице в голове, что на его суждения не стоит обращать внимания. Сейчас его суждения самые ортодоксальные. Но прошлое не таково. Я был бы искренно рад, если бы Вы послали ему хоть десять посылок, но дать то ручательство, которое Вам нужно, не могу. Писать мне это Вам тяжело. … По всему тону Вашего письма я чувствую, что не имею права отнестись к поставленному Вами вопросу легкомысленно. Пусть официальной причиной моего отказа дать гарантию останется общее нежелание их давать. Остальное - строго между нами. Не скрою от Вас, что мне было бы неприятно, если бы о нашей переписке по этому поводу узнал сам Иванов. Он истолковал бы мое поведение, как недоброжелательство. А недоброжелательства нет».
Люблю доброжелательных друзей!!! Как всё это знакомо.
   В 1946 году Иванов и Одоевцева вернулись в Париж, не имея достаточных средств к существованию. Несколько лет единственным источником доходов пары были публикации в эмигрантском ежеквартальном «Новом журнале». В 1948 году Одоевцева выпустила свой послевоенный роман «Оставь надежду навсегда», а в 1951-м вернулась к поэзии. Те попытки получить какие-либо средства или пенсии для Георгия Иванова, просто слёзы, и копейки, которые Одоевцева и Иванов получали тогда, не могут не возмущать, эти последние годы Г. Иванов жил, по сути, на милостыню. К сожалению, всё это одна и та же история о конце наших гениев в эмиграции, Бунин, свихнувшийся от голода и ненависти на весь свет, Бальмонт, к которому никто не приехал в Нормандию, и гроб которого пришлось притопить в могиле, очень уж сильный дождь был, и так далее.
    С 1951 по 1954 год с перерывами Иванов и Одоевцева жили в небольшом городе Монморанси к северу от Парижа, в пансионате для русских эмигрантов, называвшемся «Русский дом». Последние три с половиной года жизни Георгия Иванова прошли на юге Франции в городе Йер, он с Ириной Одоевцевой жил там в пансионате для апатридов, лиц без гражданства, не имеющих собственного жилья, находясь на государственном обеспечении.
    Последние дни Георгия Иванова описала Берберова, и я этот фрагмент приведу, хотя сразу скажу, Нина Берберова - известная фантазерка, я упоминал когда-то о ней в очерке о Владиславе Ходасевич (см. http://stihi.ru/2024/05/16/107). У Нины Берберовой: «Последняя стадия его началась в Иерее… В этом старческом доме, где он умер, до сих пор живут люди, бывшие при его смерти… Руки и ноги Иванова были сплошь исколоты иглой, по одеялу и подушке бегали тараканы, комната неделями не убиралась… депрессия его почти не оставляла, она была с ним все последние годы… Когда ему говорили, что надо умыться, что комнату надо прибрать, сменить на постели белье, он только повторял, что не «боится грязи». Он, видимо, этой фразе приписывал не только моральный смысл… но и физический. Смерти он всегда боялся до ужаса, до отчаяния. Она оказалась для него спасением, пришедшим слишком поздно».
     Состояние здоровья Георгия Иванова в Йере ухудшилось, и продолжало ухудшаться. И хотя в курортном городе климат был мягкий средиземноморский, но в летние месяцы там царила жара, иногда не одну неделю, которую Иванов совершенно не переносил. В то же время, несмотря на тяжёлое материальное положение и ухудшавшееся здоровье, в последние годы Иванов создал свои лучшие лирические произведения. Весной 1958 года его состояние стало резко ухудшаться. Обследование, проведённое в местном госпитале в марте, не выявило причину заболевания, врачи не смогли установить диагноз. Внешние проявления болезни Г. Иванова, сохранившиеся по описанию в письмах его жены, более всего напоминают лейкемию. Георгий Иванов был помещен в госпиталь в августе 1958 года, где и умер 26 августа, похоронен в общественной могиле на муниципальном кладбище города Йер. 23 ноября 1963 года останки Г. Иванова были перезахоронены на русском кладбище Сент-Женевьев-де Буа под Парижем (могила N 6695).

Александр Блок о Георгии Иванове.
«…меня очаровала музыка поэзии Георгия Иванова. А также, то свойство, которое акмеисты называли «прекрасной ясностью». Было ещё одно качество, которое я там уловил. И позднее, когда познакомился со всеми его ранними сборниками, это я понял как особенность, которую назвал бы «светопись». Он, как живописец, который работает и играет красками. В его стихах виден этот дар работы со светом, игры цветом. И ещё — непринужденная культура стиха, естественность без натяжки, без нарочитых усилий, никакой надуманности».

Стихи Георгия Иванова

«Хорошо, что нет Царя»

Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.

Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.

Хорошо — что никого,
Хорошо — что ничего,
Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.
1930 г.

«Глядит печаль огромными глазами»

Глядит печаль огромными глазами
На золото осенних тополей,
На первый треугольник журавлей,
И взмахивает слабыми крылами.

Малиновка моя, не улетай,
Зачем тебе Алжир, зачем Китай?
Трубит рожок, и почтальон румяный,
Вскочив в повозку, говорит: «Прощай»,
А на террасе разливают чай
В большие неуклюжие стаканы.

И вот струю крутого кипятка
Последний луч позолотил слегка.
Я разленился. Я могу часами
Следить за перелетом ветерка

И проплывающие облака
Воображать большими парусами.
Скользит галера. Золотой грифон
Колеблется, на запад устремлен…

А школьница любовь твердит прилежно
Урок. Увы — лишь в повтореньи он!
Но в этот час, когда со всех сторон
Осенние листы шуршат так нежно
И встреча с вами дальше, чем Китай,
О, грусть, влюбленная, не улетай!
1920 г.

"Драгоценные плечи твои обнимая"

Распыленный мильоном мельчайших частиц,
В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире,
Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц,
Я вернусь — отраженьем — в потерянном мире.

И опять, в романтическом Летнем Саду,
В голубой белизне петербургского мая,
По пустынным аллеям неслышно пройду,
Драгоценные плечи твои обнимая.

«На портьер зеленый бархат»

На портьер зеленый бархат
Луч луны упал косой.
Нем и ясен в вещих картах
Неизменный жребий мой.

Каждый вечер сна, как чуда,
Буду ждать я у окна.
Каждый день тебя я буду
Звать, ночная тишина.

Под луною призрак грозный
Окрыленного коня
Понесет в пыли морозной
Королевну и меня.

Но с зарей светло и гневно
Солнце ввысь метнет огонь,
И растает королевна,
И умчится белый конь.

Тосковать о лунном небе
Вновь я буду у окна,
Проклиная горький жребий
Неоконченного сна.

Приложения:
1. Лекция. «Поэты Серебряного века: Георгии; Иванов и Ирина Одоевцева История любви»
https://www.youtube.com/watch?v=Nbm9Lfm4hZ4
2. Ирина Одоевцева. На берегах Сены. Часть 1
3. Ирина Одоевцева. На берегах Невы. Часть 1
https://www.youtube.com/watch?v=Q22vO2XLiPw&t=1803s
    Фото: Георгий Иванов. Портрет кисти Ю.П. Анненкова

11.2.2025