То дождь, то снег... 3

Что меня не просто зацепило, но горюче царапнуло в своём отлучении в те 60-е-70-е?!
Так – судьбы-биографии отдельных акторов (субъектов-деятелей).
И здесь я – не столько о тех, кого унесла Волна эмиграции. При всём к ним «с пониманием» и, точно, без малейшего презрения. Бо сам – давний «несоветчик» (не путать с «антисоветчиком») и, уже со стажем, не «русскомирец». Бо – принципиально критичен (к властям-режимам, а заодно и к лизоблюдскому низкопоклонству-раболепию перед ними). Особливо к «крыважэрцам», «самообожествленцам» («снамибогам»), «победобесцам» и т. п. Но! Всё такое (если именно к «русскому миру») – без заносчивой (безапелляционной) «невзоровщины».
Бо (да свайго «адступніцтва»), хай і з некаторым спазьненнем, больш шчыльна вярнуўся да радавога. У сэнсе – да радзін. Да Спадчыны… Зноў-такі – без плявузгання ў бок таго (астылага, але ж не пастылага), да чаго захоўваю сваю ўдзячнасьць. Перш за ўсё – да канкрэтных асоб-чалавекаў. Апошнее не датычыцца самой «сістэмы», з яе самазванствам.
Так вот... К «царапнувшим». Оттуда...
Лидия Клемент (1937–1964).
Помню только отдельные её (в её исполнении) песни. «Карелия» (Колкера и Рыжова)…
Негромкая. Прозрачная…Чуть взвинченная лишь в одном месте припева.
Откуда помню я?! И так – чтобы именно с Клемент (после исполняли и другие: хотя бы – Пахоменко, которую частенько «склоняют» с третьей Р, в «пар», а то и вовсе не шибко благозвучное).
Радио?! – В 63-64-м телевизора у нас ещё не было.
Фрагмент с портала «Карелия официальная»:

[Еще собираясь в поездку, они понимали: для полного успеха нужна песня. Именно об этом крае. После очередного переезда остановились в крохотной гостинице прямо на берегу озера. Могучие кряжистые ели окаймляли синюю озерную чащу. Небо гляделось в нее, словно в зеркало, и неизмятые ветром облака чинно проплывали в недвижных водах. Стоял теплый, светящийся изнутри день, и дремотная тишь, изредка нарушаемая вздохом самой природы – криком ли птицы, плеском ли разыгравшейся рыбы в озере, – точно вбирала человека в себя, подчиняя его собственным ритмам.
День переходил в ночь не темнея. Стояли белые ночи русского севера.
Огромные валуны, поросшие мхами, нависали вдоль берега над густой малахитовой гладью озера, слабо светясь крутыми каменными лбами... Первозданная красота поразила воображение всех участников группы. Даже разговаривать стали чуть не шепотом.
Рыжов ушел на берег, к воде, покурил там всласть и вернулся «с урожаем». Листок бумаги исписан строчками:
Белая ночь опустилась безмолвно на скалы,
Светится белая ночь напролет,
И не понять –
То ли небо в озера упало,
И не понять –
То ли озеро в небе плывет...
Колкер прослушал стихи до конца, помолчал и, подхватив аккордеон, заперся в ванной.
Из беседы с Колкером:
– Какая-то искра словно прожгла сердце. Я не знаю, сколько прошло времени - десять минут, или сорок, или двадцать восемь. Музыка... Как будто я уже знал ее. И слышал. Отдельные обороты я потом подправил. Кое-что изменилось.
Действительно, кое-что изменилось. Можно было оставить строку; «Светится белая ночь напролет» как есть. Хорошая строчка. Колкер предложил ввести многократное усиление эпитета «белая», чтобы фраза затрепетала: «Светится белая, белая, белая ночь напролет!» Теперь и следующие строчки воспринимаются более рельефно – как вздох и успокоение:
Смущение души сменяется покоем. Как перехватывающий дыхание подъем – отдыхом па вершине. Как всплеск на озере – тишиной.
Несколько дольше писал композитор проигрыш к песне. Он нащупывал в его мелодических изгибах чуть-чуть северный, карельский характер. Может быть, лесную свежесть и чистоту. Кульминационная строчка припева «Остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер» – метафора Карелии. Редкое обаяние музыкально-поэтической формы песни – результат счастливой синхронности ощущений композитора и поэта, тонкого проникновения авторов в своеобычность миросозерцания народа, в самую стилистику пейзажа. «Карелия» вобрала в себя скромную красоту и негромкость чувствоизъявлении, присущих тамошнему человеку. В мелодике песни угадано очарование северной природы, целомудрие чувств, ею возбуждаемых.
Через несколько дней в Зеленом театре Петрозаводска состоялась премьера «Карелии» в авторском исполнении. По возвращении в Ленинград композитор вручил судьбу песни молодой, одаренной, не слишком известной еще певице Лидии Клемент. Запись на радио – и «Карелия» разнеслась по стране. Песню запели. Она стала «визитной карточкой» автора. Композитор усаживается за рояль, берет первые аккорды – весь зал, где бы это ни происходило, тут же, с энтузиазмом подхватывает «Карелию». Триумфальный успех песни авторы делили с ее исполнительницей.
Л. Клемент пришла на эстраду из художественной самодеятельности Ленинградского инженерно-строительного института. Позднее в Молодежном эстрадном ансамбле Дома культуры промкооперации она с успехом исполняла «Песенку почтальона» Колкера. Девушку быстро запомнили. Лучистые голубые глаза с золотыми искрами в глубине зрачков, прелестная улыбка, ямочки на щеках. Ее никогда не видели хмурой, взвинченной, рассерженной, хотя жизнь ее в общем-то не баловала. У Клемент небольшой по диапазону голос, но она хорошо понимала, о чем поет. Не заигрывала с публикой. Держалась с достоинством. Была увлечена песней. Этим и заражала. В ее исполнении – проникновенном без сентиментальности, легком без бодрячества – обрели популярность песни А. Петрова («Звезды в кондукторской сумке», «Осень»), Г. Портнова, Ю. Саульского. Однако вначале была «Карелия» – ее песня!
На Ленинградской студии телевидения кинорежиссер Н. Курихин снял фильм, куда вошла «Карелия» в исполнении Л. Клемент. Режиссер застелил пол студии стеклом, и лучи света, преломленные им, казались игрой солнечных бликов на воде. Певица исполняла песню на большом «валуне» возле «озерной глади». В финале она подымалась и шла прямо на камеру, на зрителя, а ее второе изображение, напротив, уходило в глубину кадра. Простой прием рождал поэтическую мысль: часть души остается здесь навсегда, растворяется в карельском пейзаже. Фрагмент с «Карелией» часто показывали по телевидению. А потом какие-то равнодушные люди сочли, что пленка устарела... И пленку уничтожили!
…Жизнь Клемент оборвалась внезапно. Певица сгорела как свечка. За две недели. Словно прощальные гудки пароходов звучали по радио ее песни. Памятник на ее могиле (архитектор Ю. Лобанов) – диск, напоминающий пластинку, а над ним горизонтально повисший брусок-топарм. Рядом – березка, два клена.
«Карелия» перешагнула рубежи страны. Ее запели в разных инструментовках в Финляндии, Швеции, Канаде. Для нас эта песня навсегда слилась с образом Л. Клемент.]

Сгорела (меланома)... Оттого – особенно колко.
Из других, с ней, больше помнится «Топ-топ...». Топает малыш... Пусть порой чуть перебивается то Кристалинской, то Пьехой.
Кто-то приписывает первое исполнение едва ли не Ирме Сохадзе – в её ещё «с бантиками». Ниии... Там достачно и «Оранжевого неба».
Вероника Круглова (1940–2024)?! Бывшая замужем и за Кобзоном, и за Мулерманом, и...
Не знаю... Мне западает с Лидией.
Ну, и... Пусть именно – отсюда. Станислав Пожлаков (1937–2003).
Его знаменитость-раскрученность отдают «Ребятам» (семидесятой широты). Задорно-романтичной. Но самого композитора больше тянуло к чему-то, не столь напористому. Мабыть, и под свой голос.

Туман, туман окутал землю вновь
Далеко-далеко за туманами – любовь.
Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны.
Мы не все вернёмся из полёта,
Воздушные рабочие войны.

Хроника пикирующего бомбардировщика (Наума Бирмана, 1967-й)...
С Олегом Далем (Женька Соболевский, стрелок-радист).
Опять – «Батюшки!». Я – о завихрениях своей памяти. И песню эту люблю, и... А фильм отчего-то перебивается-превращается... В «Торпедоносцев» Арановича (1983). С Нахапетовым, Болтневым, Жарковым...
Песня-то – не Пожлакова, а – снова Колкера и Рыжова. Но по фильму её доверили исполнять именно Станиславу. Это уже после её «прихватывали» от Хиля до Летова.
А в «Торпедоносцах» шла-звучала легкомысленная «Шофёрша Женя»...

Мы уже уселись по машинам,
На прощанье, Женя, помаши нам,
Или просто проводи до сада
Чтоб растаяла в груди досада.
А в саду лишь соловьи да вишни.
Мы припомним о любви давнишней,
Как бродили мы с тобой до вечера,
Как любили мы с тобой доверчиво.
Я люблю тебя так крепко, робко,
И в подарок от меня коробка,
А в коробке, например, манто вам
И стихи поэта ЛермонтОва!

Фольклор! Чьё – толком не поймёшь. Ясно, что «дразнилка» восходит к Михаилу Светлову («За зелёным забориком» – кстати, не без «тумана»). Под составные рифмы.

Я измученным лицом яснею,
может быть, увижусь вновь я с нею,
И тогда она со мной до вечера
будет песни рядом петь доверчиво.
И тогда под звуки мандолины
мы уйдём с тобой в туман долины,
Чтобы в медленном кругу гавота
терпеливо ожидать кого-то.

«Дразнились» многие. Ещё с довоенной поры. А в фильм (исполняло трио «Меридиан») собрали мешанку из нескольких вариаций.
А под песню из «Хроники» и я что-то «перебирал», притягивая то одно, то другое. Так, и в этом «сериале» (во второй частке) приводил. Под «колдовство». «Хроника пикирующего бомбовоза с эпилогом из сказки Пушкина» (май 2020).
А в ноябре того же выдал уже «Туман, туман... Хроника пикирующего вертолётчика». И тоже – с бабкой, но уже не у корыта, а у ящиков с отходами.

Беларусь моя в тумане!
Чёрных ящиков комплект.
У помойки баба Маня.
Завсегдатай и полпред.
Полномочный представитель
Богом брошенных людей.
Что она в тумане видит,
глядя в ящик эМВеДе?
Баба Маня выбирает…
А в помойке – сущий хлам.
В уголке сидит Караев.
Рядом кучка барахла.
Не ахти… – Вздыхает баба.
Шаг вперёд – а там ОМОН.
Из него торчит Балаба,
взгромоздившись на закон.
На лице печать отваги.
В кобуре – дубинка-честь.
Только бабке-бедолаге
эти доблести зачем?!
А БеТе даёт картинку:
вся в ажуре Беларусь.
Под омоновским ботинком,
Синеокая, не трусь!
(10.11.2020)

Полковника Балабу, похоже, наконец-то отодвигают... Доверили (под закат) курировать БФСО «Динамо».
А главный «вертолётчик» так и не угомонился. На седьмой круг пошёл. И пике (уже всю мою Синеокую) ожидает неслабое. В пристяжку к Единой Великой. Под все эти «русскомирские хорохоры». Во всю Дурь ивановскую (с непоправимой демографией и неизбежной технологической деградацией).
Войны-то (будь они все неладны!) бывают разные... Бывают и такие, что в полное бравое пике. В «ресентименто».
Увы! Это я – без «невзоровщины». Без потирания рук и снобистского причмокивания.
А у Станислава Ивановича (я – о Пожлакове) случилось своё. Грустное. Не пике, так угасание. Начиная уже с 80-х. После достойного взлёта.
Из особенно памятного мне...
При всей нелюбви (моей) к «красному делу» – «Песня красноармейца». Слова Окуджавы. Из фильма «Кортик» (1973). А хоть с Егором («Гражданская оборона»), назвавшим Пожлакова лучшим мелодистом своего времени.
А Песня-то – страшненькая! Я – о словах. И был ли тот «подвиг» благородным!? А время («золотое»), чай, так и не...
Пощады – не надо, а за меня – отплатят. Кто!? Кому!? За какое «отечество»?!
Так всё одно – Памятная... В романтику.
И Булату (при всём к нему уважении), за такое, я слегка навтыкал. За другое по-другому и откликался.

В Логове, однако, малость гОлодно.
Вот побрился. На стишках сижу.
Не по мне вызванивает колокол.
И пишу, скорей, для куражу.
Про зарницы-всполохи далёкие.
Не на ней я рухну, не на ней…
Дуй трубач в распахнутые лёгкие.
Ординарец, выводи коней!
Сабелькой играючи калёною,
Выйду с сотней к Дону на рысях.
Повстречаю выродка Будённого,
Если раньше пулей не сразят.
Бунчуки и прапоры заветрены.
Ладанки с крестами – в оберег.
Девочки, читающие вестерны,
Я – не вашей касты имярек.
И с Булатом мне не комиссариться.
Не на ней я рухну, не на ней!
Не с руки, однако, зряшно стариться.
Вот и грежу снова о войне.
(Почти сентиментальное, 26.08.2016)

Зарядил... Полетело на «Сентиментальный марш». Под моё (там) настроение, да под какую-то вожжу.
Будь они неладны (я – о войнах). Все! А с Булатом (в целом) у меня было по-доброму. Но то – уже как-то в иную тему.
Пожлаков...
«Зачем снятся сны» (Л. Лучкин, 1938–1970). С Пьехой.
Если с Майей, то... Снова – на слова Леонида. «Колыбельная с четырьмя дождями». Станислав сам ею дорожил. В память о погибшем друге.
«Песня о нежности». В тот же дуэт... Можно с Марией Кодряну.
Лучкин... Леонид Борисович.
Скончался 27 июля 1970 года от острого приступа сахарного диабета. При возвращении с загородной дачи в Ленинград. В автомобиле Пожлакова...
«Песня о добром человеке». А Слава – точно, злым не был. Эту – с Хилем (тоже – дружили).
К ней и автора слов не мешает вспомнить. Розалия Михайловна Амусина (1918–1972). Детская писательница-поэтесса.
«Приключения Зонтика». «Круглая корзинка»... – К слову («детское»).
Уроженка моего Витебска! Умерла в Ленинграде... А что ж так недолго!? 54...
Надо бы (из Пожлакова) и что-то на стихи Глеба Горбовского выбрать. Сотрудничали-союзничали крепко...
«Пора любви». С Сергеем Захаровым...
Да уж... Что Пожлакова – помню, ничего странного. Не думал, что так много. Сижу – пролистываю.
А угасание... Всему – своё время. Но что же его так все оставили!? Под накатившую занемогу.
Ладно – первая жена (Жанна). С творческими людьми уживаться непросто. Как на их пИке, так и в пикЕ.
Дочка (Юлия, «топ-топ»...). В воспоминаниях зла на отца не держит. Но – не более того.
Вторая жена (официально – с 1977-го). Певица Нина Мотлянская. Написал для неё – много. Пусть мне из того – всё мимо.
Обоих (Жанны и Нины) – тоже нет уже. Как и (до сих пор) памятника на могиле Станислава, что на Сестрорецком кладбище. С прислонённой к оградке мраморной табличкой.
Некому... Весь город – не расстарался.
А уж сколько песен он Ленинграду адресовал! И – вообще – сколько ему отдал (в блокаду из четверых ребятишек, в семье – выжил только он).
Россия!
Зато Сталина опять на пьедестал потащили-вытащили.

Пятьдесят восьмую дают статью,
Говорят: «Ничего, вы так молоды…»
Если б знал я, с кем еду, с кем водку пью, –
Он бы хрен доехал до Вологды!

Он живёт себе в городе Вологде,
А я – на Севере, а Север – вона где!
(В. В.)

Был побег на рывок –
Наглый, глупый, дневной, –
Вологодского – с ног
И – вперед головой.
(В. В.)
----------------------------------------

Губернатор Вологодчины, некто Жора Филимонов –
В сорок лет любовью к Сталину непорочно воспылал.
Френч, ничем не отороченный, в обрамлении карманов.
Ненавязчиво приталенный. Новой моды эталон.
Жора – доктор политический. Мягкой силою помечен.
Языками европейскими многократно оснащён.
Императорским Величеством он покамест не увенчан.
Но к тому найдутся веские из бытующих причин.
(Кикбоксинг под музыку, 30.01.2025)

Кому (о Георгии Юрьевиче) будет интересно – нарыть нетрудно. Там ещё и какое-то «сакральное дохристианское» (имя) им как бы придерживается-утаивается.
Мабыть, этот кикбоксёр и на место нынешнего дзюдоиста нацеливается?! Мабыть...
Умом не понять (да, понятно тут, в «особенную стать» – в основном), аршином не померить.
Но это (если к нашему «То дождь, то снег...») – опять, разве что по касательной.

9-10.02.2025