Аэросшивания в объятиях однозначности прачечной

Костлявая прачка от неги в гортани
Блюет языками
До трещин на связках,
Которые пали
Коростой изюмин,
И лоб подлатали
Вовеки, целуя
В надбровные бури,
Играя с рубахой,
Поджатой от глажки,
И проза Фоссе
В уши бьет вновь с размаху,
Качая зрачки даже тихой букашки,
Застывшей на стебле,
На тучной росе,
Вдоль движения гребли,
В чердачной свистящей грозе,
Словно чайник прилип к плите;
Не тексты в кармане,
Не пражская осень,
В застывшем дурмане
Пахучих туманов,
Никто и не спросит,
Не вырвет из раны
Печать от нирваны,
Бетховена гаммы;
Уж поздно рвать прачке
Конверты и письма,
Уж поздно кичиться своею простудой,
И пастор молчит,
Отрешенный от жизни,
Покуда любовь прозябает, покуда,
И будто пиит
Гипнотически стонет,
И будто велит
Уничтожить агонию
В скованном тоне
Сюиты, замкнувшей
Оркестр гармонии;
Язык монотонности
В памяти тонет,
Кораблик на воле,
Из прачечной - к морю,
К дешевому воздуху моря.