Огонь и стужа

Увезли меня на север дикий. Снег густой под колесами, липкий.
Ни к тому я привыкла видно, лишь к ручьям и широтам дубрав.
А я чувствовала, как задыхаюсь, здесь в сугробах и вьюгах гибну!
Нянюшка ныне окликнула, потянув за широкий рукав.

Этот край незнакомо-холодный, где кричали беззвонно метели.
– Такова же у женщин доля - опустить перед мужьями взор! -
Няненька причитала, бранилась: всю дорогу пока мы ехали.
Не поймет же меня в самом деле, что окончен наш разговор.

– Не упрямься, и пред ним склонися. Перед варваром этим северным
Свои своевольные очи опусти же немедленно в пол!
Я вцепилась в подол, словно дикая:
– Он не будет мне мужем верным,
Так зачем же тогда стараться? Разве будет от этого толк?

Нянька сникла, главой качая, и я не слушала речи те больше.
Зазвучал у ворот тяжелый: стук копыт лошадей моих.
Я ведь думала, что всё: погибель! Что судьбе моей станет так горше,
Что когда его только увижу, нож воткну ему прямо под дых.

Вышел он, как бескрайний север, и во взгляде его плавали льдины.
У меня бледнеют ланиты. Губы сжала, как и сжала кулак.
Он повесил мне бусы на шею со здешней покрасневшей рябины.
Будто ветер хлестнул наотмашь: я невольно шагнула назад.

Выйти к нему мне – всё же пытка!
- Вот и приехала южная птица!
Говорят, мол южане все пылки? Исправь меня, если не прав.
Я молчала. Глядела открыто. Я ждала, когда он разозлится.
Нянька шепнула: «Поди-же ты! Или получишь за вздорный нрав!».

Молвил он тогда громко, да что б слышали: «Ты горишь, хоть кругом снега.
Не возьмёт тебя наша вьюга. Ты же мне равная, не слуга.
Не хотел я чьей-то согбенной доли. И мне не нужно смиренных рук.
Можешь спорить со мной без боли. Ведь я не изверг, а твой супруг!».

По венам голубым огонь и стужа - наши узы скрепили кольцом.
Перед бурей не кланяясь мужу, я стояла, не пряча лицо.