Щелкунчик

Отзвучала давно наша музыка - там, у причала;
Я твердила, сжимая перчатку: "бросай этот вздор",
Ты же морщился, хмурый, весь зыбкий, песочно-усталый
И смотрел на меня как Мария на Лизку Тюдор.

Феврали опояшут туманами мир в колыбели, -
Он младенцем беззубым, качаясь над бездной, вопит.
Мы с тобой повстречаться в пустыне - не помнишь? - посмели,
Мы посмели... Прощай, одалиска! - Прощай, мой пиит!

Если ждать, то неистово и, подыхая в разлуке,
Пачки писем строчить, да кормить ими жадный огонь,
И сдаваться тоске - горделиво-безжалостной суке,
Ревновать как Отелло: тот столб на опушке - не тронь!

Мой Щелкунчик, мой беглый герой, я тебя отпускаю
Вместе с сердцем и почками, в желчи потопленных вскользь;
Поселиться в твоей голове барабашкой мечтаю,
Набалдашником сделаться, - гривой венчается трость.

Одержимость - родная сестра той любовной услады,
Что царила за тысячу лет до того, как исчез;
Мне не больно еще оттого, что грозы перепады -
Это сущность моя, мой скелет - гипнотический бес.

Я брожу по пещерам забытой орфеевой тенью,
Персефону нервируя лязгом гремучих подков.
Не спускайся в Аид, ибо все здесь пропитано ленью, -
Я сама к тебе выйду - из смерти, из пасти грехов.