Дачные места

                ДАЧНЫЕ МЕСТА               
                Пьеса в двух действиях

                Действующие лица

Анатолий Аркадьевич Перхуров
Надя — его жена
Славик — их сын
Данил — племянник Перхурова
Борис — дальний родственник Перхурова
Людмила — его жена
Светлана Михайловна — соседка по даче
Нелли — её дочь
Петр — сосед по даче
Два парня мотоциклиста

                Действие первое               
                Картина первая

На редкость выдавшееся майское утро. На сцене солидная не полностью достроенная дача, хорошо обработанный участок, парник, небольшой сарай, цветы, зелень садовых кустов и деревьев, словом, все, чего так недостает горожанину для отдохновения души. Надежда работает в парнике, Данил в сарайчике постукивает молотком. На крыльцо, щурясь от яркого солнца, выходит Перхуров. Он в больших калошах, старенькой ковбойке, спортивных штанах, пузырящихся на коленях.

Перхуров. Эх, хорошо! Благодать! (потягивается, делает несколько приседаний) Мать, а мать? Где ты?
Надя.  (раздраженно из парника) Тут я! Чего раскричался?
Перхуров. А-а… Ну ладно… Работай, работай. Я так… (прислушивается) Даня уже поднялся. Ишь ты! Работящий парнишка. (потянулся, сошел с крыльца, увидел Петра). Утро доброе, сосед!
Петр. Доброе, доброе.
Перхуров. Как делишки? Может помочь чего?
Петр. Да нет. Спасибо. Помаленьку сам… В то воскресенье Захару помогали… Так уже того… помер.
Перхуров. Да что ты говоришь? Надо же! На вид такой крепкий и… помер. Хм… А что с ним?
Петр. Да инфаркт, говорят. Пака скорая в наши края, сам понимаешь.
Перхуров. Перетрудился что ли?
Петр. А кто его знает.
Перхуров. (с горечью) Надорвался, видать. Э-хе-хе… Жизнь! (махнул рукой) Чего там. Живи и радуйся. Сегодня здесь, а завтра там. Светлая память…. Вот так, брат. Хм… Мне бы вот тоже орота поставить надо.
Петр. Да и у меня работки хватает. Я вот потихоньку. Чужих нанимать, денег не наберешься. Я вот потихоньку. А куда торопиться? На тот свет всегда успеем. Все там будем.
Перхуров. Это ты, как в воду….
                Постоял, помолчал, сокрушенно покачал головой.

Да, брат. Не ожидал. Вчера приехал и такие новости. Не к добру, говорят.
Петр. А чего раньше-то не приехал? Я здесь недели две наслаждаюсь по выходным.
Перхуров. Да работы много. И там не бросить и здесь невпроворот.

                Увидел проходящую мимо Светлану Михайловну.

Здравствуй, Светлана. Ты чего это в черном?
Светлана. Мишеньку похоронила.
Перхуров. (оторопело) Не может быть!  Да что ты говоришь? Несчастье какое. Как же ты одна? Почему мне не сообщила? Все же не просто так. За одной партой, елки-моталки.
Светлана. До тебя разве дозвонишься. Домашний отключен, на работе не соединяют. Занят ты уж больно очень. Не подступиться. Добрые люди помогли, а мне, я… Не спрашивай лучше. Я — ничего. И сорок дней уже… Всё Нелли, она. На ней. А я до сих пор в себя прийти не могу.
Перхуров. Ты подумай! Как же я-то не знал? Эх, Мишка, Мишка. Может тебе помочь чего? Ты говори, говори, не стесняйся. Я, сама понимаешь, сделаю. Ну, лады? Но-но-но! Ты это… не раскисай. Не раскисай, говорю. Держаться надо. Что же теперь поделаешь? Не вернешь. Жизнь — она такая штука— ждешь одно, получается другое. Все мы под богом.  Суетимся, все нам больше всех надо. А главного-то не видим. А оно вот оно, рядом. В тишине, в зеленых листочках, в этом утре. Ай! Да что это я? Сама знаешь. Захар — вон та дача, третья от моей… тоже того… помер. Как не посмотришь — мужик. Бабы — они везучее, что ли. Или напасть на мужика какая. От чего Миша-то?
Светлана. Сердце, сердце. Обширный инфаркт. Скорую долго ждали. До больницы не довезли. В машине и умер.
                Появляется Нелли, высокая, стройная девушка.
Нелли. Здравствуйте Анатолий Аркадьевич.   
 Перхуров. Здравствуй, Нелли. Давненько не виделись. Совсем взрослая стала. Красавица. В мать пошла.
Нелли. Пойдем, мама.
Светлана. Уснул и не проснулся.
Нелли. Снова? Пойдем. Вы извините, Анатолий Аркадьевич.
Перхуров. Да… Как-то все это… Был человек и нет… Может тебе машинку торфа подбросить?
Светлана. Ой, что ты! Куда мне одной. Не до огорода теперь. Все на Мишеньке было. А мне теперь ничего не надо.
Нелли. Мама! Прошу тебя. Пошли. Нельзя тебе волноваться.
Светлана. Господи, это я виновата. Расплата, расплата. Я хотела как лучше. Пойдем, доченька.
Перхуров. Увидимся еще.
Светлана. Увидимся, увидимся.
Нелли. До свиданья, Анатолий Аркадьевич.
Перхуров. Пока, пока.               
Нелли. Ну сколько тебе говорить? Надо себя беречь. Ты, как маленькая.

                Светлана и Нелли обнявшись, уходят.

Перхуров. М…да… Пойти что ли торф побросать?

                Перхуров уходит за дом. Надя выносит ящик с рассадой, направляется к теплице. Из дома выбежал Славик.

Славик. Мам! Ты чего так рано? Помочь?
Надя. Не надо. Последний ящик. Не тяжелый. Отец собирался ворота ставить. Ему помогай, а я сама разберусь.
Славик. Ворота? Будет сделано! (прислушивается). Данил уже пилит. (кричит) Данька, ты что боишься на хлеб не заработать?
Надя. Не тронь его.

                Тишину разрезала танцевальная музыка. Это Нелли вышла с магнитофоном                поразмяться. Славик увидел, подбежал к ней.

Славик. Привет. Потанцуем?
Нелли. Перебьешься.
Славик. А ты ничего стала, ватрушка. Нет, пирожок с изюмом.
Нелли. (продолжая танцевать) Кончай треп. Кого из себя воображать решил? Смелый какой.
Славик. Я ж от чистого сердца! Без задних…
Нелли. Тусуйся в другую сторону!
Славик. Ну ты даешь! Не подступиться. С другом детства! (хохочет).
Нелли. Гуляй, гуляй, братишка! Разинул варежку.

                Вошла Светлана с ведром воды. Нелли выключила магнитофон, подошла к матери.

 Мама, дай ведро. Чего мне не сказала? Тяжелое. Нельзя же тебе!
Светлана. Да оно не полное, доченька. Не волнуйся.
Нелли. Не волнуйся! Все равно тяжелое. (смотрит в упор на Славика) Вот чего он ко мне пристает?

                Уносит ведро в дом.

Славик. Здравствуйте, Светлана Михайловна.
Светлана. Доброе утро, Славик.
Славик. Шучу я! Просто шучу, без всяких там. Настроение хорошее. Эх!
Светлана. Шутишь, говоришь? Шути, шути. Да не от каждой шутки веселее становится. (покачав головой, уходит в дом).
Славик. Я не волшебник! Только учусь.

                Махнув рукой, идет к своему дому.
                Из парника выходит Надя, поправляет тыльной стороной руки прядь волос.

Надя. Сынок, там банка с тушёнкой стоит на столе, открой, чайник поставь. Да! И яйца поставь варить. Мне совсем немного осталось. Закончу с рассадой. Отец скоро завтракать придет. Он за домом работает.
Славик. Айн момент. Будет сделано. (убегает в дом).

                Из-за дома вывернул Перхуров. Вид у него усталый. Подходит к жене.

Перхуров. Что, мать, всё копаешься? Я вот торф покидал. Натуральное удобрение. Чаем-то напоишь?
Надя. Славика послала поставить. А тебе надо бы поберечь себя. Нельзя перетруждаться. Не молодой уже. Что тебе Башилов говорил? А он врач от бога!
Перхуров. Что говорил, что говорил.  Я чувствую себя — ого… как!  (вздохнул полной грудью, с наслаждением потянулся). Вот для чего людям дача? Скажи, для чего?
Надя. Своё, без химии вырастить.
Перхуров. Сил набраться! От города — в себя прийти. К истокам своим прикоснуться. Мы — все из этой вот природы, этой красоты и произошли. Мы — её дети и она нас кормит, врачует.
Надя. Да, врачует. А у меня голова начала болеть. Как приеду сюда, кислорода надышусь, так и мучаюсь головной болью.
                Оглядывает участок. Заметила сухие листочки. Оборвала. Подняла палку, из кармана передника достала красную ленточку, присела подвязать цветок. Перхуров направился к сарайчику.
Перхуров. Дань, а Дань! Чего притих?
               
                Из сарайчика вышел Даня. Он — по-мальчишески худ, невысок, но с уже наметившимся мужественным выражением лица, заставляющим как-то сразу уважительно к нему относиться. В руках, узорчато выпиленная, деревяшка.

Даня. Здравствуйте… Вот. (протянул деревяшку).
Перхуров. (рассматривая) Да-а. Брат… Даешь. Даешь стране угля! Талант! Ничего не скажешь, талант и все тут! Это для наличников? Ишь ты. Петухи какие! Откуда в тебе это? Брат мой, царство ему небесное, ничего этакого с роду не проявлял. Мать, а ну иди посмотри, что выделывает. Иди, иди! И как у тебя такая красота получается?
Даня. Не знаю. Как-то вот так. Само собой.
Перхуров. Да это же какая работа!

                Подошла посмотреть Надя.
Надя. Молодец.
Перхуров. А я что говорю? Вот она преемственность! Где-то там… В глубине веков наши с тобой, Даня, предки отличались, а в тебе — проявилось. Взросло, как говорится, пышным цветом. Давай, давай, трудись! (похлопал Даню по плечу). В обиде не оставлю. Чего мать-то говорит? Небось, в эксплуататоры меня записала?
Даня. Нет. Она не возражала с самого начала … и теперь…
Перхуров. Это она правильно. Я тебе помогаю развить дарование.  Работай, говорю, не на страх, а на совесть. Для души — устал, иди на озеро, рыбу лови, загорай. Хотя и здесь можно. Ты из сараишки-то выходи на солнышко, сочетай приятное с полезным. Выходи, выходи, не стесняйся. Здесь и пили. А пока чайку пойдем попьем.
Даня. Спасибо. Я потом.
Перхуров. Давай, давай! Все вместе. Мы тебя ждем (подходит к парнику, кричит жене) Пошли, мать! Слышь? Я тебя жду. Кончай спину гнуть! Давай, давай быстрее!

                Выходит Надя. Платок на её голове сдвинулся набок. Она вытирает руки о края фартука, щурится от солнца.

Тут с утра такие новости, понимаешь ли… Миша-то, оказывается, умер
Надя. (охнула) Да не может быть. (присела на край ящика).
Перхуров. Уж и сороковины справили.
Надя. Что же нас-то обошли. Не сказали. Нехорошо как-то. Светлане одной с дочкой… (качает головой) Кто бы мог подумать.
Перхуров. Обошли, обошли. Говорит, дозвониться не могла. Ни… не могла, а не захотела.
Надя. Вроде бы ты ему не мало сделал. И дачу рядом помог и дочку его в лучшую клинику устроил… Нехорошо.
Перхуров. Ладно, ладно, мать! Не на свадьбу же. Не попрощался, в последний путь не проводил, прощения не испросил, вот это — нехорошо!
Надя. Нехорошо, нехорошо. Ой, как нехорошо! Не к добру.
Перхуров. Да что ты, мать каркаешь — не к добру, не к добру. Будет тебе верить приметам. Не бабка же? Слушай, я вчера Бориса на Невском встретил Еду… Ба! Он… и не он. Вроде бы он. Остановил машину и бегом. Ели догнал! Он! Точно Борька! Скрывался, подлец. А тут я его и прихватил. Лет пять, а то и больше, пожалуй, да больше, не виделись… Так и живет с Людкой. Тоже никакой благодарности. Ели бы не я, так и ходил до конца жизни в холостяках, ёлки-моталки. Сегодня обещались приехать.
Надя. За язык тебя дернули?
Перхуров. Родная все же кровь. Как-никак — племянник.
Надя. Седьмая вода на киселе. Ты лучше скажи, колодец завтра придут копать?
Перхуров. Ну ты заела, совсем мужика заела! Я же тебе говорил. Приедут, приедут! И деньги уже приготовил. Пятьсот рубликов. Замучила ты меня, совсем замучила. Ноешь, ноешь, понимаешь ли. Сам я не знаю, не стараюсь?
Надя. Да ладно тебе. Напомнить хотела.
Перхуров. Напомнила уже. Пошли. Чаю-то дашь?               
Надя. А про Бориса чего раньше не сказал. Приготовились бы.

                Перхуров грозно глянул на жену.

А что я не права? Не права, скажи?

                Уходят в дом. Даня послушался совета Перхурова, разделся, пристроился у сарая работать. Подошла Нелли Некоторое время наблюдает за ним.

Нелли. (робко) Работаешь?
Даня. Нет, отдыхаю. Совмещаю приятное с полезным.
Нелли. Здорово! Дай я переведу этот узор. Ты их сам сочиняешь?
Даня. Как получится.
Нелли. Можно?
Даня. Еще испачкаешься.
Нелли. В чем дело?

                Быстро сбрасывает белые брючки, кофточку. Остается в купальном костюме. У неё прекрасная фигура и она неотразима своей юной прелестью.

Я готова!
Даня. (глянул и тут же отвел глаза) Переводи, если не лень. У меня лучше есть.
Нелли. Давай в городе встретимся?
Даня. Для чего?
Нелли. Так… В киношку сходим.
Даня. Я работаю.
Нелли. Так после работы.
Даня. С работы чуть живой тащусь. Целый день у станка.
Нелли. (сокрушенно вздохнула) А хочешь, я тебя после работы встречу? У проходной Балтийского завода? Время не терять. И пойдем.
Даня. Смотреть нечего. Такая ерунда идет.
Нелли. Столько кинотеатров в Ленинграде! Подберу что-нибудь, а? Подходящее.
Даня. Тогда ладно. Валяй, если тебе не лень.
Нелли. Тогда, тогда…

                Она, изогнувшись, потянулась за мелком, не удержала равновесия и оказалась на коленях у Дани. Тот инстинктивно прижал её к себе.

Даня. Ты что?
Нелли. Мелок хотела взять.
Даня. Возьми.
Нелли. Так ты не пускаешь.
Даня. Кто? Я?
Нелли. (весело) Не я же!
Даня. При чем здесь я?
Нелли. Так ты меня держишь. Обнимаешь.
Даня. Я держу? Вот смотри. (развел руки в стороны).
Нелли. (неохотно поднимаясь) Спасибо. А ты это… реакция хорошая. Я бы грохнулась. Мерси! Странный ты. Другой бы целоваться полез. Не упустил бы момент.
Даня. Ты разочарована?
Нелли. Совсем уже?
Даня. Мне в армию осенью.
Нелли. А… тогда понятно. Боишься — не дождусь? (смеется)
Даня. А дождалась бы?
Нелли. А вдруг?
Даня. (серьезно) Вдруг не считается.
Нелли. Шиз. Ну, шиз! Если в армию и поцеловать нельзя? Знаешь какие мальчика за мной бегают.
Даня. Пусть. Меня это не касается.
Нелли. А вот и врешь! У тебя сердце готово было выпрыгнуть. Скажешь я тебе ни капельки не нравлюсь? Ты разве не из-за меня ездишь к дядюшке вкалывать по выходным? Скажешь нет?
Даня. Скажу — нет. Я работаю. Дядя мне платит. А мне деньги нужны.
Нелли. Да что ты! За деньги?
Даня. За деньги.
Нелли. Во дает! А зачем тебе деньги? Столько. Ты же на заводе работаешь. Сколько там у тебя?
Даня. Нормально. Сто шестьдесят — средний.
Нелли. Неплохо… И у дядюшки четвертной?
Даня. Около того.
Нелли. Куда тебе? Прикид у тебя — не дай боже. На наркотики?
Даня. Ты что спятила?
Нелли. Да нет… Я пошутила. Ты что ни разу не пробовал?
Даня. Что?
Нелли. Ну сесть…Понимаешь… (переходит на шепот) на иглу, дубина?
Даня. Ну знаешь что! Извини, мне пора.

                Встал, одел рубашку, направился к дому.

Нелли. Ты надолго? Я тебя подожду.
Даня. (не оглядываясь) Как хочешь.

                Уходит в дом.


                КАРТИНА ВТОРАЯ

 Не успела Нелли пристроиться позагорать, как послышался рев подъезжающих мотоциклов. На сцену выходят два парня со шлемами в руках.

Первый парень. Привет. Ели обнаружили. Пойдём, поговорить надо.
Нелли. И здесь сойдет.
Второй парень. Раскудахталась. Сказано — идем. Курица.
Первый парень. Ладно. Оставь её. Времени в обрез. Короче… Фрэнк не хочет больше ждать. Должок гони. За тобой пол куска числится.
Нелли. Сейчас не могу.
Второй парень. Я тебе говорил. Кошка черная дорогу…
Первый парень. Заткнись! (приближается к девушке) Ты меня слышишь? Деньги, гони!
Нелли. Ну нет у меня! Чего привязался? Говорю же — нет!
Первый парень. За товар платить надо. Мы как договаривались? Ты клялась, обещала, а теперь?
Нелли. Ну еще недельку, а? Я придумаю что-нибудь.
Первый парень. Месяц и так дал. Ради Валерки. А ты злоупотребляешь. Нехорошо получается. Я тебя понимаю, сочувствую, но и ты пойми нас. Ты же знаешь, не от меня зависит. У Фрэнка большие неприятности, свирепствует. Мы тоже рискуем. Он и так без процентов дал. Так что… сегодня в десять у озера. Последняя цифра. И не дури! Поняла?
Нелли. Ну, где я возьму?
Первый парень. А вот это нас не касается. Это твои дела. Впрочем, я жалостливый. Если ты в прорыве, то могу устроить. Ты мне нравишься. Ну… это… ночь и…
Нелли. Ну и скот ты!
Первый парень. Последний шанс. (пытается поцеловать) Слышишь?
Нелли. Гадина ты порядочная!
Первый парень. Ну как знаешь. Как бы не пожалела потом.

                Кивнул второму парню. Тот подошел, взял руку девушки чуть выше запястья и Нелли застонала от боли.

Тише. Сегодня в десять у озера. Где ива. Последняя цифра. Если бабок не будет… Смотри, мы тебя предупредили. И не вздумай легавым стучать. Хуже себе. Усекла? Или тебе жить надоело? Фрэнк шутить не будет.
Нелли. Пусти! (пытается вырвать руку) Больно. Пусти, болван! Чтоб тебе…
Первый парень. Ладно, ладно… А ты язычок попридержи. Еще понадобимся.
Нелли. Сдохну, а больше — ни разу!  Я не для себя.
Второй парень. Не для себя… (хмыкнул). Знаю я для кого. И не звякни ментам. Мы с тобой чикаться не намерены. Дошло?
Нелли. Пошли вон! Гады! Ублюдки… Твари!
Первый парень. Ну и работка! Такого наслушаешься, мама родная. Чао, бамбино! И чтобы без этих… Сама понимаешь.
                Кивнул второму.

Пошли отсюда. Придет. Никуда не денется.

                Через минуту взревели моторы, вздыбились на задние колеса, унеслись, оставляя запах гари и ещё чего-то неуловимо разрушившего пьянящую чистоту воздуха, тишину загородного здорового утра, безмятежное щебетание птиц.
Нелли скорчилась в беззвучных рыданиях, царапая ногтями доски сарая, прижимаясь щекой к сухому теплу дерева.

Нелли. (неразборчиво) У-у-у…  А-а-а… На что я уродилась… Боженька… О-о-о… Не могу больше. Не могу.
                На крыльцо вышел Даня, подбежал к Нелли, обнял, прижал к себе.

Даня. Ну-ну, успокойся. Они уехали? Я слышал мотоциклы… Пойдем отсюда.
Нелли. Подонки! Я бы таких из автомата! Скоты! Мразь!
Даня. Тихо, тихо. Успокойся. Все… Хватит. Услышат же. Я тебя в обиду не дам. (достает носовой платок) Вытри слезы. Вот так. Вот и хорошо. Успокойся. Все будет хорошо. Ты мне веришь?
Нелли. Не знаю, не знаю…
Даня. (мягко с силой) Пошли. Не надо чтоб тебя видели… пошли… такую.
         
                Уводит Нелли в сарайчик.      

               
                КАРТИНА ТРЕТЬЯ
               

               
      На сцене появляются Борис и Людмила. Он — субтильный. Выше среднего роста, с бородкой. Она — с приятными чертами, округлыми формами. Оба одеты просто.
Людмила. (оглядываясь) Вроде эта. Да. Сорок девять. Я же говорила. Издали видно! Как же… Перхуров и неприметная дача. Не шик. Но и не из последних. Главное — место отличное. На возвышенности. Издали видно. Строится. Может, сам понимаешь, зря мы. У него туго с финансами?
Борис. Да ну? У меня с детства впечатление — от их из воздуха. Так говорили, во всяком случае.
Людмила. Да мало чего говорят. На чужой кусок не разевай роток. Деньги всякому тяжело достаются. Скажешь… ну… сборник ленинградских поэтов. И твои, мол, войдут.
Борис. Мои допустим могут и не войти. Это бабушка на двое.
Людмила. Может, в конце-то концов, без протеже можно? Говорила тебе — ходить надо, мозолить глаза, чтобы тебя в лицо! Привыкли к тебе! Ой, сил моих больше нет.
Борис. Не могу я, не могу! Ты знаешь! И… хватит!
Людмила. Хорошо. Успокойся, не можешь. Другие могут.
Борис. (взорвался) Кого ты из меня хочешь сделать? Лизоблюда? Натура моя не та! Не та! Понимаешь? Из другой породы! Зачем душу травить? Да меня всего наизнанку выворачивает, при мысли! Сколько можно говорить?
Людмила. Ну и сиди в нищете. Ходи в рваных штанах. Другие в сто раз хуже и ничего. Печатают. Сиди, жди. Может в ножки покланяются, а? Дорогой Боренька, мы вас умоляем, будьте так любезны, Мы бы вам были очень признательны, если бы вы соблаговолили предоставить несколько ваших замечательных произведений в нашем журнале. Ты этого ждешь? Как же! Жди, жди. Не пройдет и полгода.
Борис. Ну зачем ты меня по сердцу скребком ржавым? Прошу, не лезь в мои дела. Я работаю не для славы, черт дери! Я верю в свой талант, свою звезду. Верю! И в этом смысл!
Людмила. Ну зачем, скажи, я сюда ехала? Ссориться? Мы же обсудили. А ты трусишь.
Борис. Вот еще!
Людмила. А видеть мне его — нож острый. Сам знаешь.
Борис. Да… Сейчас не то время, и не то место. Извини.
Людмила. Вот всегда так! Успокойся. Ты весь вибрируешь и мне передается. Заражаешь своим волнением. Расслабься, не нервничай. Ну вот.  (пытается заглянуть в лицо) Ты, что, ребенок? Точно ребенок!
Борис. Я все, я все… Смотри — расслабился. Видишь? Как же ты меня понимаешь. Хорошая моя, единственная, неповторимая.
Людмила. Да нет, не совсем.
Борис. Что, что?
Людмила. Не совсем расслабился.
Борис. Откуда, ну откуда ты знаешь?
Людмила. По себе чувствую. Ладно, пошли уже. Мне тоже кое-что надо сказать ему.

                Уходят в дом.

               
                КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

    В сарайчике у Дани порядок. В углу — мишень, сделанная из распила бревна. Нелли и Даня сидят рядышком на аккуратно сложенных досках.

Нелли. Х-холодно.
Даня. Возьми куртку.
Нелли. Да, нет, не надо. Обойдусь.
Даня. Перегрелась на солнце.
Нелли. Чего?
Даня. После загара всегда потом озноб. Надо согреться. (осторожно накидывает куртку на плечи).
               
                Некоторое время молчат.

Нелли. (кивает на мишень) Зачем тебе это?
Даня. Так…
Нелли. Тренируешься?
Даня. Разминаюсь.
Нелли. А ну ка, метни.
Даня. Неохота. 
Нелли. Интересно… Попадешь?

                Встает, берет нож. Прицеливается. Метнула.

Мазом! А ты? Метни, а? У меня не получилось.
Даня. Не хочется.
Нелли. Боишься… это… в моих глазах, чти ли? Да? Брось. Мне как-то, пуфику.


                Даня встает, со спокойной снисходительностью берет нож, прицеливается. Нож вонзается в центр мишени.

Нелли. Ух ты! Классно.
Даня. Могу со спины.

Встает спиной к мишени, с резким поворотом туловища метает. Нож вонзается в середину мишени.

Вот так как-то. (смущенно улыбается).
Нелли. (восхищенно) Тебе в цирк надо! Представляешь… смертельный номер! Я стою обнаженная, в одном купальном костюме... (сбрасывает с плеч куртку, встает к мишени) Костюм весь переливается блестками, на запястьях — браслеты, на ногах — тоже. На веках — яркие тени, тоже с блестками. Я смотрю на тебя гипнотическим взглядом. На губах — улыбка. Звучит мелкая дробь барабана — тата та -та… Ты — в черном трико, черной полумаске, как Ален Делон в фильме «Черный тюльпан». Ты, кстати, чем-то на него похож, берешь с круглого столика нож, зритель затаил дыхание и…! Зритель выдыхает — ха-а! Нож вонзается всего на пол сантиметра выше моего правого уха, едва его не задев. Зал взрывается — а-а-а! И… снова тишина.

                Глаза Нелли загорелись, щеки зарумянились.

Метни, а? Ну один разочек. Пожалуйста. А?
Даня. Ты совсем…того?
Нелли. Трусишь? Ну, пожалуйста. Ты же — ас!
Даня. (с иронией) Ас. Тоже мне скажешь.
Нелли. Ас, ас! А мне себя хочется проверить. Испугаюсь? Способ избавить от страхов. Ну же!
Даня. Плохой способ.
Нелли. Для меня — самое то! Я в фильмах видела подобные трюки.
Даня. В фильмах и есть трюки, в цирке — тоже. Думаешь по-настоящему? Да кто бы стал рисковать?
Нелли. А ты как думал? Я верю, верю и переживаю.
Даня. Это твое дело. Рисковая ты.
Нелли. Хорошо! Тогда давай проведем эксперимент, попробуем по-настоящему. У нас точно получится. Ну же! Итак… дробь барабана… я смотрю в твои глаза, ты берешь нож. Бери же нож!

                Даня берет нож.

 Так…молодец. Спокойно, уверенно целишься… и!

                Неожиданно для себя Даня метнул нож. Нелли вскрикнула, зажмурила глаза, боится пошевелиться.

Даня. Всё! Концерт окончен! Зритель рыдает, ты в истерике.

                Нелли бросается к Дане, бьёт кулачками в грудь.

Нелли. Дурак! Дурак! Дурак! Зачем ты это сделал? Я же пошутила. Сумасшедший, придурок, ненавижу, ненавижу! (рыдает)
Дана. Сама просила. Успокойся. Все же хорошо. Удачно получилась.
Нелли. Дурак, шизик, точно повернутый!
Даня. Успокойся. Если бы я в себе не был уверен, не поддался бы твоим дурацким фантазиям. Ну извини, извини меня. Дурак, конечно, дурак, а ты тоже хороша. Цирк тебе подавай. Успокойся, смелая ты, оказывантя. Доказала и себе и мне. Давай вытрем слезы. Вот так. Ты же на меня больше не сердишься?
Нелли. Сержусь. Сержусь и ненавижу. А если бы ты промахнулся? Страшно подумать. (снова заплакала.)
Даня. Не промахнулся же? Ладно, плачь. У тебя нервный срыв.
Нелли. Что я маленькая? (вытирает слезы).
Даня. Успокоилась? Молодец. Тогда… иди.
Нелли. Чего? Ты меня гонишь?
Даня. (уклончиво) Мне работать надо.
Нелли. Работай. Кто мешает. И все же ты… дурак! Самый настоящий дурак! Шуток не понимаешь.
Даня. Зачем ты так? Не хочешь нормально?
Нелли. Нормально? Я-то нормально, а вот ты… Это ты не такой, как все!
Даня. Я и не хочу как все.
Нелли. (с иронией) Может у тебя и цель есть?
Даня. Ну, скажем, есть.
Нелли. Надо же! Интересно знать. Какая, если не секрет?
Даня. Обыкновенная.
Нелли. Жениться, обзавестись детьми, денег накопить, колеса купить?  М-м-м… что там еще?
Даня. Детей людьми вырасти.
Нелли. А это как?
Даня. Честными, благородными, ответственными.
Нелли. Ха! Удавиться можно. Детей он собирается воспитывать. Шизик. Пай мальчик! Надо же! И откуда ты такой выискался? С другой планеты?

                Неожиданно закричала. Размахивая руками.

Не верю таким как ты! Никому не верю! Все с виду чистенькие, а чуть копнуть — грязь и вонь, смердеть начнут! Изображают добреньких… там. Прикидываются. Я не права? Любого возьми. Хотя бы дядю твоего! Ты на него батрачишь за гроши, а он тебе красивые слова распевает. Я не права? А дача у него? Да он по блату все! По знакомству! За государственный счет! Ты мне, я тебе. Воровство одно кругом! Воровство и круговая порука! Да он, дядя твой, в зависимости всех держит и маму мою. Сначала из-за меня. Я болела… он в клинику меня, к профессору пристроил. Папа не смог, а твой дядя — пожалуйста. А к этому профессору запись за полгода. Потом отцу лекарства импортные, дефицитные… И что думаешь? Просто так, по старой дружбе? Как же, держи карман шире! Разве такие могут за так, по доброте, без выгоды? Удавятся скорее! Я тебе скажу, я тебе такое скажу… Ночью проснулась — мама плачет и папе: последняя надежда и осталась на него, на дядю твоего, значит. Доченьку спасать надо. Он её устроит к этому… светиле, а то, врачи говорят, потеряем. И плачет. Ты меня, Мишенька, прости. Даже если бы ты мне запретил, я бы вопреки твоей воли…  это. Не запрещай, Мишенька, прости. Тебя люблю. Вот так! Такое услышала. Случайно. Я истерику тогда закатила. В клинику не хотела. Меня силой от смерти спасали. Лучше бы умереть. Весь мир другим стал. Все перевернулось. И папа? Думаешь ему легко было? От чего он так рано? Переживал. А виду не показывал. В себе держал. Мучился и мама мучилась. Между ними Перхуров встал со своим могуществом. И это одноклассник! За одной партой сидели. Друг детства. Чего ещё? Несколько раз из дома убегала, скиталась, где придется. Все равно было. Оцепенение какое-то. Безразличие. Ну… Понимаешь. Попала к ребятам… балдели, убивали время. Чувствовала — деградирую. Уйти — сил не хватало. Затягивает. Время, знаешь, так растягивается, растягивается, никаких мыслей, все до фени. Клёво. Это когда наркотики. Сначала вино, а потом… Я пару раз попробовала, за компанию, всем вместе чуть счастливее стать. Мы же такие несчастные! Но я не совсем дура. Сразу прочухалась — куда ведет. Завязала. Это Вовочка. Он спас меня. Он был уже того… два раза лечился. Вообще-то больница не особо помогает. Лежать там, говорил, не дай боже! Он меня увидел и влюбился. С первого взгляда! Таскался за мной, как пес, в ногах валялся, умолял, проклинал судьбу. До меня любви, говорил, не испытывал, а тут любовь вдруг. Хотя я не особо верила. А ему захотелось жить, быть счастливым, жениться, иметь детей, как у всех. Но уже не мог. Поздно, говорит, ты пришла, спасительница. С меня клятву взял, чтобы я никогда ни под каким видом не употребляла наркотики. Следил, сцены устраивал, ругался. Я для себя сама решила — никогда, чтобы там не случилось. Жизнь же не дается дважды. И прожить её… Деньги у него всегда водились. Родители у него из этих… Потом предки как-то узнали, перестали бабки давать, а он уже не мог и дня. Жалко мне было видеть, как он мучился. Я ему доставала… В долги залезла… А тут взяли легавые одного через кого можно было… И все! Он с ума сошел. Корежило его трясло, жуть… Ломка началась. Не дай боже! Я смотрела на него и плакала. Представляешь, смотрю и реву, как дура. А чем помочь? Скорую? Он запретил. Когда, наконец, нашла кого надо, принесла… Он это… схватил ампулы, у него хватило сил самому, он всегда делал сам, только сам… Руки у него гуляли, тряслись… Может не рассчитал, больше нормы, или еще чего… Это я виновата! Не проследила. Надеялась на него, его опыт. Не могу! (закрыла лицо) Отец, а через неделю он… Единственный человек, которому я была нужна, который любил меня!  В церковь начала ходить… Знаешь… вроде чуточку и легче. Помолюсь и отпускает.
                Пауза. Даня встает, берет нож, с силой метает.
Я всё! Поклялась. Мне бы только рассчитаться.
                Даня выдергивает нож, снова метает.
Ты веришь? Я никому… Тебе… вот, как на духу. Ты… ты мне веришь? Данечка, миленький… Я не могу, не могу! Боюсь не выдержу. Я боюсь не выдержать.
 Даня. Я не священник. (метает нож)
Нелли. Я… Я думала…
Даня Сколько ты им должна?
Нелли. Пол куска.
Даня. Сколько?
Нелли. Пятьсот, пятьсот рублей.
Даня. В понедельник получишь.
Нелли. (недоверчиво) Откуда у тебя?
Даня. Неважно.
Нелли. Скажи правду, иначе не возьму.
Даня. У тебя выхода нет.
Нелли. Все равно! Не хочу тебя подставлять.
Даня. Не волнуйся. Мной заработанные.
Нелли. Я тебе отдам. Не сразу, но отдам. Так откуда такая сумма?
Дан. Отцу на памятник откладываю. Мраморный. В понедельник тебе привезу.
Нелли. В понедельник поздно. Мне в десять сегодня. Последняя цифра. У озера. Знаешь… ива?
Даня. Да поздно. У дяди разве, перезанять.
Нелли. Дохлый номер.
Даня. Попытка — не пытка.
Нелли. Какой ты… (напевает) Как часто вижу я сон, мой удивительный сон, в котором осень нам танцует вальс бостон.

                Подходит к Дане, кладет руки ему на плечи, некоторое время молча танцуют… Неожиданно прижимается всем телом, обнимает целует.

               

                КАРТИНА ПЯТАЯ.


На крыльцо выходят Перхуров с женой, Борис с Людмилой.

Надя. Выпили бы чайку с дороги.
Людмила. Спасибо, спасибо! Мы сыты.
Надя. Хорошо. Тогда попозже.
Перхуров. На озеро хотите сходить? Тут рядом. Да можно и здесь позагорать. (горделиво оглядывается) Пока ещё не доделано, но в общих чертах…

                Из дома выбегает Славик.

Славик. Мам, давай цветы срезай. Время.
Надя. Может ты? Не видишь разве? У нас гости.
Славик. Цветы, мамуль, по твоей части. Ты знаешь какие и сколько. (подает садовые ножницы)
Надя. (недовольно) Ничего сами не могут. Пленку неси!
Славик. Айн момент!
                Убегает.

Перхуров. Сын… Во какой, а? Надежда и опора! Для него и живу. Женился полгода как. Жену взял работящую, не белоручку там какую, а из деревни. Ни тебе фигли-мигли. На днях ездил к теще, жену отвозил, так и забор поправил, крышу подлатал. Чин-чинарем! Орел!
Людмила. Молодец.
Перхуров. Парень, что надо. На все сто. Высшее получил. Инженер-строитель.
Людмила. Хорош, хорош. Ничего не скажешь.
Перхуров. Знали, что делали. Мы брака не любим. Верно, мать?
Надя. (отмахнулась) Да иди ты.
Перхуров. (Людмиле) Фундамент посмотри. Из цельного камня. На века.
Людмила. А резьбу кто выполняет? В лучших традициях сделано.
Перхуров. Нравится? Вот так-то. Знай наших!
      
                Возвращается Славик с пленкой.

Славик. Мам, помоги мне. Вдруг не так сделаю.
Надя. Ладно. Пошли. (мужу и гостям) Я ненадолго.
Перхуров. Ждем, ждем. Как же без хозяйки?

                Надя с сыном уходят.

Людмила. Так кто же мастер? Смотришь и душа радуется.
Перхуров. (неохотно) Да… племянник мой. Вон Борька помнит — Данька. Ну… сын Мирона, брата моего.
Людмила. Да, Борис рассказывал, а не помню видела ли… Он тогда совсем маленьким был.
Перхуров. Надо же! Живем, вроде, в одном городе, а видимся раз в сто лет. Так выходит. Что за люди. Мирон умер три года как, царствие ему небесное, вы болтаетесь по квартирам. С огнем днем не сыщешь. Чего родни чураетесь?  Скажи кому — засмеют.
Людмила. Борису нужно уединение, чтоб не мешал никто. Для сосредоточения. Когда он погружается в это состояние, стихи, говорит, сами приходят. Так и льются, но достичь этого безумно трудно. Вот и приходится скрываться от родни, от друзей. Так что…
Перхуров. Ой ли! Печатают?
Людмила. Пока нет, но… в скором времени…
Перхуров. Так какого рожна? (насмешливо) Я-то думал деньги лопатой гребешь, может и мне подкинешь? А, Борь? Дача да машина все сжирают подчистую, все жилы вытягивают, черт их дери!
Борис. Вдруг дачу строить… возраст уже того…
Перхуров. Какие наши годы! Шестой год как на пенсии, а работаю. Не сидеть же сложа руки. След-то должен оставить какой. Моя половина так сюда и рвется, дни считает. Мы ведь оба из крестьянских семей, как ни как. Корни наши в деревне. И твои, Борька, значит, а ты вот, шельмец, стишки пописываешь. Чего ты там на калякал? Почитаешь?
Борис. Охота тебе?
Людмила. Почитает, почитает.
Перхуров. Само собой. Мы люди современные. Культурой интересуемся. В театры ходим, на выставки, литературу почитываем. Словом — в курсе. Нос по ветру…
Борис. Вот именно. Флюгеры — круть, верть.
Перхуров. А почему бы и нет? Время меняет обстоятельства. Все мы, в некотором роде, флюгеры.
Борис. Не надо равнять! Только вот не надо приравнивать… под одну гребенку.
Перхуров. Да что ты понимаешь, молокосос! Видел ты что? Мал еще старших поправлять, уму учить.
Людмила. Конечно, конечно. Ничего он не видел. И хорошо, что не видел.
Перхуров. Да ты бы тут же в штаны наложил. Не такие ломались. Еще рассуждать смеет. Все вы горазды поговорить, а чуть что — в кусты.  Молоко на губах не обсохло, а туда же!
Людмила. Что это за дерево? Как называется? Такие, вроде бы как, на юге растут. Боренька, принеси мне, дружочек, водички, пожалуйста. Пить хочу, умираю.

                Борис неохотно уходит.

Ой, прелесть какая! Так как называется?
Перхуров. Туя.
Людмила. Туя, да туя. Надо же. Прижилась?
Перхуров. Куда ей деться? Подрастут, как пирамиды стоять будут. А вот эти кусты… смотри. Я их завез недели две как. Точно не угадаешь.
Людмила. На крыжовник не похоже. Что же может быть? Затрудняюсь.
Перхуров. Ещё бы! Небось, в глаза не видела. Облепиха. Целебная ягода будет. Своя. Почище крыжовника.
Людмила. Да ну! Надо же! Первый раз вижу.
Перхуров. Знай наших! Это тебе не хухры-махры.  А тут, смотри, клубника! В этом году ранняя. Наденька утром собрала, угостит со сливками.

                Входят Надя. В её руках огромный букет, завернутый в целлофан. За ней — Славик.

Надя, (сыну) Принеси, пожалуйста. В кухне висит белая тряпка, с раковиной рядом. Найжешь. Хорошенько намочи, стебли укутать. А я пойду клубнички для гостей нарву. Уходит.

                Славик бежит исполнять просьбу матери, в Дверях сталкивается с Борисом.

Славик. Привет! Не ожидал.
Борис. Здравствуй, молодежь! В трудах все?
Славик. Стараюсь. (уходит в дом)


                Борис подает стакан с водой Людмиле.

Людмила. Спасибо. Тебя разве что за смертью. (пьет воду)
Борис. Стакан мыл. Вода еле бежит.
Перхуров. А вон там скворечник. Смотрится? (показывает рукой)
Людмила. (несколько смутившись) Снаружи — очень даже. Веселенькая раскраска.
Перхуров. Да ты иди, внутри глянь!
Борис. Государством не охраняется?
Людмила. (Борису) Глупая шутка, извини.
Перхуров. Внутри — импортным линолеумом отделали стены, а пол — плиточкой выложили. Красота! Воду пока не подвели. Потом и в доме, теплый поставлю. Моя-то и зимой не прочь здесь жить. Вот так-то, такие пироги… Не сидели сложа руки.

                Вернулся Славик с матерью. Обертывает мокрой тряпкой стебли букетов. Борис нервно прохаживается взад-вперед.

Что я все о себе, да о себе. А у вас как дела?

                Подходит Надя с миской, доверху наполненной клубникой.

Надя. Вот набрала. А пахнет как. (подносит миску к лицу Людмилы) Эльсанта.
Людмила. Эльсанта? Слюнки потекли.
Надя. Голландская селекция. Отличный сорт. Для вас собрала.
Людмила. А…
Перхуров. А вы-то как живете?               
Людмила. Лучше не бывает. Стихи, вот Борины к печати готовятся. В сборник Ленинградских поэтов подборка пойдет.
Перхуров. Да ну! Вот те нате! Слышь, мать? А то говорила… А мы было уж рукой махнули, в бумагомаратели зачислили. Сын, ты погоди в город. Ворота поставим, пообедаем, стишки Борины послушаем. А то неровен час, того гляди, выделается в знаменитость, а мы без внимания.
Славик. Как скажешь, батя. Я не тороплюсь. (продолжает возиться с цветами)
Перхуров. Ямы выкопаны, забросать землей, утрамбовать. Цементом потом зальем. Работы — всего ничего. Мать, а ты иди. Обедать скоро пора. Приготовь там чего-нибудь.
Надя. Да. Картошечки отварю, салатик, буженины нарежу.
Перхуров. Вот, вот! И выпить не забудь поставить.
Надя. (махнула рукой) Без этого, конечно, нельзя.

                Уходит в дом.

Перхуров. (вслед) Да ведь гости у нас в кой-какие веки!
Людмила. А вот с выпивкой поосторожней. Борис чуть выпьет — сам не свой.

                Из сарайчика выбежала Нелли.

Нелли. Здравствуйте!
Перхуров. Вот те на! Никак резьбой по дереву начала интересоваться?
Нелли. (вспыхнула) А что? Нельзя?
Перхуров. Ты мне парня с толку не сбивай.
Нелли. Вас не спросила.
Перхуров. А то и спросить придется. Я за него в ответе. Нечего парню голову морочить. Думаешь рядом дачи и все возможно? Между прочим, дачный участок твоему отцу я помог, рядом с моим, приобрести. По старой дружбе… Людмила, извини! Порядок наводить приходится.
Нелли. У нас с Даней свои дела.
Перхуров. А вот матери скажу. Пусть с тобой разбирается.
Нелли. Спасибо! На разбирались. Извините, у меня срочное дело.

                Убегает.

Перхуров. Молодежь пошла… Сладу нет! Мать жалуется — отца похоронили, совсем от рук отбилась.
Борис. Красивая. Ослепнуть можно.
Людмила. Молодость и этим все сказано.

                Из сарайчика вышел Даня.

Перхуров. А вот и наш герой! Племянник мой. Художник! Мастер! Золотые руки. Так сказать, из недр народных.
Даня. Да ладно, дядя.
Перхуров. И скромностью не обижен, как все истинные таланты. (представляет) Даня — это Борис и его жена Людмила. Ты их не помнишь. Совсем маленьким был.
Даня. Здравствуйте! Рад видеть. Как же не помню? На свадьбе.
Перхуров. Так тебе тогда…
Даня. А я помню! Дядя, на минуточку можно? (Людмиле и Борису) Извините. Срочное дело.
Перхуров. Что так приспичило?

                Даня и Перхуров отходят в сторону.

Даня. (решительно) Дело в том, что мне нужны деньги. В долг, до понедельника. Вы же знаете — у меня на книжке. Для памятника. Мне нужно срочно! Немедленно. Сегодня. Пятьсот рублей. В понедельник сниму — отдам.
Перхуров. Да, брат… не ожидал. Прямо скажу — не ожидал. Врезал ты. Не отдуплиться. Для чего тебе?
Даня. Надо, срочно надо, сегодня. Дело одно. Важное.
Перхуров. Ему, видите ли, надо!  А у меня нет! Нет и все! Все до копеечки в эту дачу всаживаю. Во всем себе отказываю. Все в нее проклятую. Смотри в чем хожу.
Даня. Понятно.

                Повернулся, быстро пошел.

Перхуров. Вот молодежь, понимаешь ли! Вынь, да положи! Ему надо и край!
Славик. (подходит, удивленно) батя, чего это с ним? Белый, как мел. На него не похоже. Данька, подожди! (рванулся догонять)
Перхуров. Оставь! Пусть его! Вернись, кому говорят!

                Славик вернулся.

Ворота ставить надо! Решил сегодня и баста! Бери лопаты, работать пойдем. Лопаты бери. (Людмиле и Борису) А вы, гости дорогие, пока отдыхайте, воздухом дышите. Мы скоро. Потом вместе и отобедаем.

                Перхуров с сыном уходят. Борис с Людмилой остаются сидеть на скамейке.


                КАРТИНА ШЕСТАЯ
               
Людмила. Тебя за язык дернули? Забыл, зачем приехали? Чего ты в бутылку полез? Считай теперь — мимо. Бесполезно тебе с ним, как пить дать! Не даст. Зря притащились.
Борис. Почему зря? Воздухом подышать. (делает глубокий вдох)
Людмила. Да иди ты! (встала, нервно ходит) Я так надеялась. Надоело, все надоело! Финита ля комедия! Не могу! Не могу больше! Сколько можно? Скажи, сколько можно оставаться несмышленым дитяти? От тебя ничего и требовалось. Молчать и только. Только всего! Для тебя и это невыполнимо. Как же! Ты что? Страдаешь комплексом неполноценности?  Так надо было предупредить!  Ты не флюгер? Нет? Как же, Держи карман. Все одной ягоды поле. Обещал, говорил одно, а делаешь — другое. Нечего выставляться. Я —уезжаю, а ты, как хочешь.
Борис. Подожди, не горячись. Сядь, успокойся. Ну не выдержал. Что же теперь? Ну ешь меня с маслом! Втаптывай в грязь, трави душу. Думаешь мне легче? Так, с миленькой улыбочкой глотать и головой кивать, как китайская марионетка? Ты первая уважать перестанешь.
Людмила. Надо понимать, где и кому кивать.
Борис. Ну уж извини!
Людмила. А скажи, чего ты добился? Чего? Теперь он точно не даст. Я знаю.
Борис. Наплевать!
Людмила. Ну… знаешь! Ты издеваешься надо мной, просто издеваешься и все. Я… я поверила в эту твою идею, вдохновилась надеждой! Разве — ради этого стоит жить, — не твои слова? И я, как дура последняя, а ты — кукиш в кармане? Нет, с меня довольно! Хватит! Кончено! Хочу жить свободно и отвечать за свои слова. Не быть этим… как его? Флюгером. Куда ветер дунет!
Борис. Ну прости, прости. Хочешь, я на колени?
Людмила. У меня нет слов…
Борис. Я тебя обожаю. (целует руку) Ты — единственная, умная, неповторимая, Ты — красавица моя, прелесть, Людмашечка моя.
Людмила. Не подлизывайся.
Борис. Я тебя никому не отдам. (кладет голову на плечо Людмилы)
Людмила. (примирительно) Умеешь ты на кривой козе...
Борис. Жаловался — потеснили его. Ходит теперь в замах.
Борис. Рыбка моя. Без тебя не могу я прожить и дня, потому и зову тебя — рыбка моя.
Людмила. Ладно, ладно… Что делать?
Борис. Отдыхать. Разве здесь плохо?
Людмила. Ребенок! Совсем ребенок. А Перхуров сдал. Сдал, хотя держится. Сверкает золотом во рту, строит дачу, бодрится, но, увы, уже не тот. Далеко не тот.
Борис. Жаловался, потеснили его. Ходит теперь в замах, да и то в какой-то сомнительной организации, что-то вроде с сельским хозяйством.
Людмила. (засмеялась) Это как раз для него! А Надя ничего держится. Видел, как пашет?
Борис. Она его выдерживает, не перечит. Подход нашла. Ему ни в чем же перечить нельзя. Золотое правило! Но его время кончается. Я ему говорил, предупреждал. Время меняется. Чувствуется дух перемен. Он похож на того… знаешь… вот гусеница, хорошая, упитанная гусеница. Много лапок. На каждую нужно сапожок сшить. И шьет, шьет он ей, гусенице, значит, сапожки. Много нашил, доволен, счастлив, а из гусеницы вдруг — бабочка! Пшик и улетела. Кому нужны эти сапожки, а?
Людмила. Сколько в эту дачу угрохано! Трехкомнатная в Ленинграде — с иголочки. Нет… Перхуров знал кому и что шить. Он мне давно как-то по секрету рассказывал про одного своего дружка. Они совместно, якобы, наладили коньячное производство, паленое, значит, и в бутылки разливали. Не отличишь. В подвале все это делалось. Так на этом деле нажились!  На шикарную жизнь и внукам и правнукам. Вот тебе и сапожки.
Борис. Ого! Тогда и деньги отменят или девальвация нагрянет. Куда столько? На двух кроватях зараз не поспишь, два обеда — не съешь.
Людмила. Ну так сейчас красиво пожить.
Борис. Он тебе сказал про свое участие в этом деле? Сказал?
Людмила. Ты что? Кто о таком говорить будет?
Борис. Понятно. Намекнул, дал понять. Ты ему нравилась. Дал знак — мол, у меня денег — куры не клюют. Он тебя хотел купить.! Я понял. Я сразу понял! Он преследовал тебя. Эти бесконечные телефонные звонки. Даже ночью. Проверял — одна ли. С ума сойти! Я готов был его убить! Убить! И нигде не скрыться. Везде найдет. Комнаты меняли каждые полгода. Негодяй! Подлец! Как он смел! И мы — в пасть крокодилу? Уедем, сейчас же! Немедленно!
Людмила. (спокойно) А у кого ты думаешь деньги одолжить? Кто тебе даст? Ты об этом подумал? Твои друзья —нищие! Все эти поэты, инженерши, художники — нищие!
Борис. Но они — порядочные люди. 
Людмила. А кто говорит? Никто не спорит. Мы тоже — честные, благородные и без гроша за душой. Все ценное в ломбарде тысячу раз заложено и перезаложено! А тут ты его на Невском. На ловца и зверь… Сама судьба его нам. Сжалилась, наконец. Что будет с твоей идеей?
Борис. Ты сама только что сказала — не даст. Бесполезно унижаться.
Людмила. Тебе, может быть и нет, а мне — очень даже может быть, да. Не люблю сворачивать на пол пути.
Борис. Да. Ты права. Кооператив — моя последняя надежда. Ты, может быть, думаешь, я из-за денег выступаю? Да?
Людмила. (устало) Оставь.
Борис. (горячо) Я вступаю в кооператив, потому как — это новое, неизведанное и ужасно заманчивое мероприятие. Хочешь изменить жизнь к лучшему? Сделай первый шаг. Ты меня понимаешь? Бескорыстие, самоотдача, чистота помыслов, надежда на будущее. О человек, человек! Какая бездна! Сколько возможностей таит в себе, в своем саморазвитии. Какие крайности сокрыты в нем и, как коротка жизнь. А поэту возможно ли выразить в слове и жужжание пчелы, вожделенно вонзающей свой хоботок в полевой цветок, и плывущее по небу облако, похожее на рояль, и невообразимую общность всего сущего на земле, и таинственное полнолуние, воспетое одинокими поклонниками ее чар.

                Закрывает глаза, покачиваясь, читает:

                Чары, чарующие чаровниц,
                зачаровывающие чарованием
                чар чаровнициных,
                очаровываясь чарованием
                чарующих чаровниц.
                Чара, чара, чарование.
                Разочарованного — не очаруешь.

Людмила. Любопытно. Обэриуты?
Борис. Отчего? Не думал. Нет, совсем не то. Знаю, чувствую — создавать надо новое, писать по-новому. В этом движение, развитие, воздух! Отбросить штампы! Необходимо превосходить себя. Забыть, вложенные с детства трафареты понятий. Поэт — тот же ученый, открыватель возможностей языка.
Людмила. Запиши. За обедом почитаешь. Надо же чем-то эпатировать публику. А я пропущу что-нибудь о новых формах, новых веяниях.  Пойду помогу Наде накрыть на стол.
Борис. Это ток, шутка. Неудачный экспромт. Да, да! Я буду возрождать духовность! Буду учить словотворчеству, обогащать родной русский, учить видеть и слышать природу и сам учиться у своих учеников. Если бы все люди, все взрослое население земного шара разом взялись за эту великую задачу — мир был бы спасен! Мы бы вырастили людей прекрасных, гармоничных, гуманных, не приносящих зла себе подобным, оберегающих природу и планету. Только всем сразу, вместе, сообща! Я проведу эксперимент. Мир находится на грани катастрофы. Пора остановиться! Спасать надо людей, животных, воду, природу! Это единственный выход!
Людмила. Увы, утопический.
Борис. Я… я докажу. Я докажу тебе, всем. Дайте возможность. Мы в кооперативе вырастим таких детей, закачаешься! Надо только начать. Увидишь и тогда оценишь. Я верю! А ты? Ты веришь?
Людмила.  Чем бы дитя не тешилась…
Борис. И ты? Ты? Я одинок. Мой глас в пустыне… и нет денег.
Людмила. Деньги я беру на себя. Пойду помогу. Запиши, а то забудешь. Талантливый ты мой.

                Уходит в дом.

                КАРТИНА СЕДЬМАЯ

                Борис записывает стихи. Из соседней дачи вышла Нелли, сбросила халатик, стоит, щурясь от солнца. Борис оторвался от записей, замер, не в силах отвести взгляда.

Нелли. (небрежно) Подойдите поближе. Мы можем познакомиться. Идите, идите. Не бойтесь. В окна нас не будет видно. У Перхурова кухня на другой стороне.

                Борис пошел, как под гипнозом.

Вы малохольный? (протянула руку) Меня зовут Нелли.
Борис. Приятно познакомиться… Борис. (машинально пожал протянутую руку)
Нелли. Я очень красивая?
Борис. М-м-м…
Нелли. Вы художник? Меня тут один рисовал. Надоел страшно. По ночам — сидел под дверью, днем — ходил тенью.
Борис. Не художник. Я, в некотором роде, поэт.
Нелли. Стишки сочиняете? Одна братия. Будете красивые слова говорить? Сразу вам откроюсь я — несчастна! Никто не знает, насколько я несчастна. У меня была несчастная любовь и я скоро умру.
Борис. Не говорите так. Вы так юны и так прекрасны! Красота должна принадлежать людям, облагораживать, вдохновлять, очищать!

                Нелли громко рассмеялась.

Почему вы смеетесь? Я что-то не так сказал?
Нелли. Просто очень смешно. Выходит, вы готовы меня спасти? Спасти красоту ради людей?
Борис. Готов, готов на любые жертвы, если вы не шутите.
Нелли. Мне не до шуток. (заплакала)
Борис. Вы плачете? Ради бога! Не плачьте. Умоляю вас! Вам надо беречь свою красоту. Остальное не важно, не имеет значения. Не стоит переживаний.
Нелли. Я страдаю, я безумно страдаю. Дня не проходит без слез.
Борис. Все пустое, пустое… уверяю вас.
Нелли. Не пустое. Совсем не пустое, если от этого зависит жизнь.
Борис. Жизнь? Почему жизнь?
Нелли. Вы приехали с женщиной. Она — жена, жена?
Борис. Жена, но я все равно готов…
Нелли. Жена — близкий человек. Вы её любите?
Борис. Я её безумно люблю!
Нелли. Да… любите, а тут какая-то девчонка, со своими проблемами.
Борис. Совсем не какая-то, а… а… спасительница!
Нелли. Никакая я не спасительница. Меня саму спасать надо!
Борис. Говорите, говорите быстрее, что надо делать?
Нелли. Как узнаете, в чем мое спасение, так сразу в сторону.
Борис. Совсем нет! Совсем не так. Говорите, чем я могу помочь? Что надо сделать?
Нелли. Не поверите. Всего-то ничего — пятьсот рублей. Всего-то пятьсот рублей.
Борис. (разочаровано) А… понимаю. Вам купить надо…
Нелли. Я так и знала! За слова — шубу не купишь. Слова — так себе, ничего не стоят. Красивые слова и — сыр у лисицы, а ворона остается с отрытым клювом.
Борис. Извините, не понял.
Нелли. Для непонятливых — прошу в долг пятьсот рублей до понедельника. Теперь понятно?
Борис. Но… но зачем?
Нелли. Так вам все и расскажи.
Борис. Рассказывайте, как на духу. Иначе…
Нелли. Ну хорошо. Влипла, тут, в одну историю.  Задолжала. Угрожают, если должок сегодня вечером не верну. Им все равно, если я для кого-то там — спасение. Ножичком — чик и все.
Борис Как такое возможно? Вы так легко об этом… Какое имеет право один человек посягать на жизнь другого? Возмутительно! Возмутительно! Я вам эти деньги дам. Мы с женой приехали одолжить именно такую сумму.  И я вам тут же эти деньги отдам. Договорились?
Нелли. У этого что ли? (кивает на дом Перхурова) Дохлый номер. 
Борис. Откуда вы знаете?
Нелли. Сама утром просила одолжить, говорит — деньги в дачу вкладывает. Свободных не водится.
Борис. Тогда я пойду вас защищать. Я им объясню…
Нелли. Не смешите! Вас самого надо защищать.
Борис. Вы Меня плохо знаете. Я многое могу. Куда надо идти?
Нелли. Конечно, они вас испугаются и убегут. Ничего, сама как-нибудь.
Борис. Вы мне все же скажите, на всякий случай.
Нелли. С двумя вам точно не справиться.
Борис. Их будет двое?
Нелли. Не знаю. Сегодня на мотоциклах двое приезжали.
Борис. Я все равно пойду. Где будет встреча?
Нелли. Без ментов только. Лады?
Борис. Лады.
Людмила. В десять у ивы… Знаете? Около озера?
Борис. Да, да, конечно. Знаю. Обязательно буду.

                Из дома вышла Надя.

Надя. Борис! Крикни, пожалуйста, моих! Мы с Людмилой стол накрыли.

Борис. Хорошо. Сейчас!

                Надя уходит в дом.

Нелли. А знаете, я пошутила. Придумала от скуки, от нечего делать. Так что ничего не надо. Идите к жене, решайте свои проблемы, а у меня всё — о ‘Кей! Идите, идите! Выполняйте поручение.
Борис. Я вам не верю.
Нелли. Как хотите.
Борис. (заходит за дом, кричит) Обедать! Пора обедать!
Нелли. Подумайте. Может и получится.
Борис. Возьму на заметку.

                Из-за дома выходит Перхуров.

Перхуров. (Борису) Вдохновляешься? Пошли щи хлебать.
Борис. Я сейчас.
Нелли. Идите. У меня свои дела.
Перхуров. (кричит) Славка! Моть зовет обедать. (Борису) Пошли, пошли, поэт, а то Людмиле скажу.

                Уводит Бориса в дом. Из-за дома выбегает Славик. Его перехватывает Нелли.

Нелли. Не видел Даню?
Славик. В город уехал. А тебе зачем?
Нелли. Надо! Давно?
Славик. Да с час где-то.
Нелли. Понятно. (неожиданно напористо, с жаром) Я знаю, ты для меня на многое… Молчи! Нравлюсь тебе. В невестах держал. Помнишь в детстве играли в женихи невесты? Ты еще клялся: я у тебя одна, на всю жизнь. Я и есть одна. Меня одну любишь. Отец не разрешил жениться. Не перебивай, пожалуйста. Не о том я… Не о том… Выручай! Попалась я, в беду попала. Вопрос жизни! Мне пятьсот рублей надо, до понедельника. В понедельник, отдам. Клянусь!
Славик. С ума тронулась?
Нелли. Я думала ты… А ты… (хочет уйти)
Славик. Подожди! Толком скажи. Тряпку купить? Совсем на шмотках помешалась?
Нелли. Проехали. Отстань. Пусти! Ну?
Славик. Скажешь, — достану деньги.
Нелли. Ну, тряпку.
Славик. Врешь!
Нелли. Говорю, тряпку. Дубленку насмотрела. Дешево. К зиме.
Славик. Темнишь ты что-то.
Нелли. Если прошу — надо! Успокойся, не тряпку. Обошлась бы.
Славик. Тогда для чего тебе такая сумма?
Нелли. Долг у меня. Счетчик включен. Понимаешь, не у тех одолжила. Они же настоящие бандиты. Сегодня отдать требуют. Десять ноль-ноль — последняя цифра. Стала бы я тебя просить, если бы…
Славик. Дальше… Если не отдашь?
Нелли. Не понимаешь? Сам не понимаешь? Угрожают, счетчик включили. Тогда уж совсем не выпутаться.
Славик. Ну и влипла ты. Доигралась.         
Нелли. Ладно, катись.
Славик. (схватил за руку) С кем шашни водила? Говори!
Нелли. Пусти!
Славик. С наркоманами?
Нелли. Не себе, не для себя я. Пусти. Больно!
Славик. Дура!
Нелли. Я не себе.
Славик. Все равно дура! Как же я упустил тебя? Отца послушался. Я бы не позволил такое.
Нелли. Мне больно.
Славик. Где встреча?
Нелли. Ну больно же!
Славик. Встреча, говорю, где?
Нелли. В десять, сегодня у озера. Где ива. Не вздумай ментов притащить. Предупредили.
Славик. Надо было раньше. Еще можно было бы что-то сделать. Заварила ты кашу. Раньше надо было. Дура ты! Ничего не скажешь. Дура!
Нелли. Хорошо, хорошо. Дура и есть! (плачет) Я же не думала. Не знала, что так выйдет. Да пусти же ты, наконец.
                Вырвавшись, убегает.
Славик. Вот дура! Что с неё возьмешь? Дура и есть.

                ЗАТЕМНЕНИЕ.



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

На сцене кухня Перхуровых. В центре — деревянный стол, вместо стульев — лавки. Стены украшены утварью, расписанной под хохлому. Кухня служит одновременно столовой. Семья и гости отобедали, приступили к чаепитию.

Борис. Я сказал, что изобрел прибор для измерения спида — спидометр. Все — просто попадали, а Герман бросился записывать, а то, говорит, забуду. Иногда я от скуки что-нибудь такое выкидываю… ну, там… иллюзионист — это тот, кто живет иллюзиями, непосредственный — не по средствам.
Людмила. У тебя получается. Остроумно.
Славик. Спасибо, мам. Я готов. Уф! До отвала накормлен. Пора ехать.
Перхуров. (сыну) Сиди! Стихи послушай для общего развития. Мать, выставляй клубничное варенье под Борькины стихи. Будем оценивать.
Борис. Это в принципе необязательно… Я вот хотел бы поинтересоваться, что это за девушка? Живет рядом.
Перхуров. А… Нелли? Видел же — красавица. Избалованная красавица. (подвигает Людмиле вазочку с вареньем) Угощайся. Клубничное! Твое любимое.
Людмила. Спасибо, спасибо. Я сладкое ограничиваю. Разве что маленькую ложечку.
Перхуров. Фигуру держишь?
Людмила. Как-то вот так. Речь не обо мне. Борис спит и видит свою новую работу. Он собирается открыть поэтическую студию.
Перхуров. (Борису) Далась тебе эта Нелли! Вон своего еле отговорил. Намучился бы. А то после школы женихаться вздумал. Я, мол, сам себе большой! Что хочу — то и ворочу.
Славик. Послушался же. Чего ты снова, а?
Перхуров. Посмел бы не послушаться. А ну, Боряня, вдарь по стихам! Как сейчас помню, в школе
учили:
                Садится летчик в самолет,
                Танкист понесся в бой!
                К Победе Родину привел
                Наш Сталин дорогой!

Да… Вот с чем росли. А в пятьдесят шестом Хрущев Никита открыл глаза народу. Наше поколение, поколение тридцатых, — не простое. Голодное детство, нищета, голь перекатная, очереди за хлебом. Сейчас официально в прессе Сталина, как говорится…. Ну да ладно! Мы-то вырастали шпаной подворотней. И ничего. Посмотри на стол — ни в чем себе не оказываем, скажи, мать?
Надя. Хватит, не наливай больше.
Перхуров. А что? Нельзя расслабиться? Слабенькое винцо. Как раз под чай с клубничным. Ворота со Славкой поставили. Осталось цементом залить. Так это на час работы.
Борис. (задумчиво) Нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Перхуров. Верно! Шила в мешке не утаишь. Выло время. Бывало, найдем с ребятами арбузную корку — в драку. По помойкам промышляли.
Надя. Не наводи тоску! До конца дней об этом теперь?
Перхуров. А что? И до конца. Это наша история! История нашей многострадально страны, понимаешь ли. Ни одна страна мира не перенесла столько. А у меня (бьёт ребром сзади себя по шее) вот здесь, елки-моталки. Деда — на Колыму, отец с войны не вернулся, мать от голода в блокаду… Вот она — история. А-а, да чего там! На своей шкуре надо…

                Наступила тяжелая пауза.

Славик. Батя, мне пора, а то к десяти не обернусь. Да и цветы…
Перхуров. Сядь. Не перебивай, когда отец говорит.
Надя. Пусть едет. Может пробки успеет проскочить.
Перхуров. Цыц! Защитница, тоже мне. Поедет позже, никуда не денется.

                Молчание.
 
Людмила. Вот… Боря стихи почитать может.
Перхуров. И правда. Я малость того… разошелся. Читай Боря, читай.
Борис. (глухо) Мне тут один рассказывал. Не поверишь сразу. История интересная. Коньяк в подвале изготовляли. Умора! Что-то там с чем-то мешали… Производство целое. На этом деле так нагрели руки.
Перхуров. Мало ли чего люди не наговорят.
Людмила. Боря! Читай стихи, не отвлекайся.
Борис. Все человеку мало. Меня поражает алчность человеческая. И не понять! Сам себе здоровье подрывает. Излишествами губит, не думает о будущем. А ведь с каждым годом среда обитания, экология, значит, ухудшаются. Человек, надо признаться, как бы это помягче… неразумно себя ведет.
Людмила. Мы ждем стихов! Пожалуйста, прочитай хоть что-нибудь.
Борис. Да, да. Конечно, если интересно. Сейчас. (прикрыл глаза) Первое, что на ум…

А знаешь – любовь – та же птица,
Полетела, куда захотела, –
(Не сидится ей долго без дела),
Одарила, – успей насладиться.
Не заманишь её словами,
Не удержишь её замками
И слезами – не остановишь,
Не уходит, – когда её гонишь.
Вот такая небесная кара,
Или «пропись» – небесного дара?
Грозою весенней приходит,
С ума, даже умного, – сводит.
Любовь – это та же птица,
Каждый – к любви стремится.

Перхуров. Хм… Что молодежь скажет? (посмотрел на сына) Начинай, Слава. Как тебе творчество родственника, а?
Славик. Да… я-то не особо волоку. А так — нормал. Любовь — это птица. Так оно и есть. Улетит и никуда не денешься. Вот так-то, батя.
Перхуров. Всё равно любовь в сердце навсегда остаётся. Пушкин мне ближе:
                Я помню чудное мгновенье:
                Передо мной явилась ты,
                Как мимолетное виденье,
                Как гений чистой красоты.

Вот это поэт! Наслаждение одно!
Славик. А я счастлив и весел, счастлив и весел! Полное и глубокое удовлетворение, граничащее с оргазмом. Причем любовь? Выдумка не более того. Украсили инстинкт продолжения рода красивыми словесами. Я не прав?
Борис. Есть чистые души, способные на самопожертвование, на любовь единственную, бескорыстную.
Славик. (явно прикалываясь) Неужели? Ой-ляля! И такое бывает в жизни? В нашей простой, серенькой, обывательской жизни? Да где вы сыщите такую даму, которой можно написать: Я помню чудное мгновенье?
Борис. Смотря какими глазами на любовь смотреть. С позиции какой? С позиции мещанина, обывателя — любовь не подарок. Ни один обыватель ещё не умер от любви и за любовь. Духу не хватит. Кишка тонка. Это все равно, что «подпольный» человек вдруг променяет свое серенькое существование на страсть, порыв, жертвенность во имя любви. Ему бы чайку испить, только — не смерть из-за неразделенной любви.
Славик. Я с удовольствие уступлю дорогу тем избранным, которые спешат умереть из-за любви. И даже поаплодирую их благородному порыву. К сожалению, мне пора. Надеюсь, продолжить разговор в другой раз.
Борис. Сказать — не значит сделать. Действия определяют суть намерения и саму сущность человека. К тому же — мнения могут меняться. Да и искренность высказывания можно поставить под сомнение.
Славик. Все так, все так… Батя, можно тебя на минутку? Разговор не при всех. Выйдем?
Перхуров. Прошу у всех прощения.

                Выходят на крыльцо.

Славик. Здесь такое дело… Мне срочно нужно пятьсот рублей. В кредит.
Перхуров. Вы что, черти, сговорились? Дурака валяете?
Славик. (присвистнул) С Данькой все ясно. Ты ему не дал.
Перхуров. Откуда? Что я их штампую?
Славик. Понятненько.
Перхуров. На колодец едва наскреб. Мать совсем заела. Покатайся, как таксист. Вот тебе и деньги. Цветы продай.
Славик. Покатаюсь, покатаюсь. Тут человек погибает…, может погибнуть, а ты — колодец.
Перхуров. Сказал нет и баста!

                Возвращается в дом, хлопнув дверью.

Славик. Эх, бата, батя…
                Спускается с крыльца, садится на скамейку, закрывает лицо руками. Как из-под земли — вырастает Нелли.

Нелли. Не дал? Облом?
               
                Славик сжал губы, развел руками.

А я что говорила? Одна надежда… Да и то…
Славик. На Даньку можешь положиться. Из-под земли достанет.
Нелли. Ты уверен? Он сказал тебе?
Славик. Да нет. Тут и ежику…
Нелли. Я его попросила… тоже.
Славик. Да нет. Понятно.
Нелли. Где он такую сумму найдет? Кто ему может отвалить? Сомневаюсь. Он же — паинька.
Славик. Ничего. Не бойся. Я с этой мразью поговорю.
Нелли. Эти подонки — на все… Заткнуть бы им пасть и отвязаться.
Славик. Ты их боишься?
Нелли. Вот еще! Противно. Угрожают. Не по себе как-то.
Славик. Не бойся, малышка. В десять ноль-ноль буду, как штык. И мы швырнем этим сукиным детям в их свиные рыла денежные знаки, из-за которых они готовы превратиться в диких кабанов. Я — счастлив и весел и это что-то да значит. К Даньке ты могла бы и не обращаться. Он того… зелен ещё.
Нелли Я думала…
Славик. У матросов — нет вопросов. Я испаряюсь, бодр и весел! А ну-ка, выше голову! Если не я, то кто же? Пока!
                Побежал к машине.

Нелли. Подожди! Сегодня суббота! Ты не сможешь. Дома никого не застать. Постой!
Славик. Не переживай. Все будет Тип-Топ! Это мои дела!
               
                Слышен шум отъезжающей машины.

Нелли. Что делать? Что же делать? Ужасно, ужасно все… Жить не хочется…

                Затемнение.


                КАРТИНА ВОСЬМАЯ

  Кухня Перхуровых. Надя моет посуду. Людмила вытирает полотенцем, ставит на полку. Борис сосредоточенно что-то записывает в блокнот.
Надя. И могут напечатать?
Людмила. Дело, можно сказать, в шляпе. Перестройка. Невозможное — становится возможным.

                Входит Перхуров, садится за стол, пытается читать газету.

Надя. Ну это… понятно. А гонорар какой? По минимуму?
Людмила. По минимуму? Думаю… так на вскидку… тысяча, две. Для начала.
Перхуров. (Борису) Рад за тебя, родственничек. Небось зазнаешься и носа не покажешь?
Борис. Не все так просто, не все так просто.
Людмила. Потом можно и книжку. Уже — имя.
Перхуров. Дай-ка нам, мать, по рюмашке коньячку. Отметь успех начинающего автора, а? Давай, давай! Инзе свое выставляй, не жадничай.
Надя. (недовольно) Обязательно надо набраться? Кто мне на сердце жаловался? Да и давление у тебя. Уже выпивали же? Сколько можно?
Перхуров. Так пили вино, не коньяк.  Давай, мать, на закусочку что-будь сооруди. Лимончик, там, фрукты, сыр, паштет… Ничего. Живы будем — не помрем. Где наша не пропадала! Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет. По чуть-чуть в самый раз.

                Надя, вдыхая, выставляет бутылку, подаёт закуску.

Да не вздыхай ты так! Тут такое дело, понимаешь ли… Грех не выпить. (разливает коньяк) Эх, Борька, Борька! А я, ведь, всегда в тебя верил.
Людмила. Мне пять грамм. Я член общества— «Трезвость».
Перхуров. И каким же образом вы боретесь?
Людмила. Два — вступительных, потом ежегодно — по рублю.
                Общий смех.
Перхуров. Охота пуще неволи. Плати, коли деньги лишние.               
Ну, как говорится, за успехи мужа и нашего дорого родственника — Бориса!
Людмила. Борису, пожалуйста, тоже чуть-чуть.
Перхуров. Вишь, Борька, как она тебя в шоры взяла?
Борис. Она знает. Легко я пьянею. Беспокоится.
Перхуров. Хозяин — барин. По пятьдесят, я думаю, вполне. Для мужика — норма. Ну… за тебя, Борис! За успехи на поприще Парнаса! Правильно я говорю?
Надя. За успех пить заранее — в сторону отводить.
Людмила. Нет, нет! Тогда не будем за успех. За другое лучше.
Перхуров. Тогда за встречу. Оженил я вас, а вы, как в воду. Днем с огнем не сыщешь.
Надя. (откинулась, скрестила руки на груди) Не говори потом, что сердце болит.
Перхуров. Ну, мать. Под руку-то не говори… За встречу и за продолжение будущих встреч!
 
                Выпивают, закусывают.

Какую я тебе, Борька, жену нашел, а? Сам-то ты, со своим характером, бобылем бы проходил всю жизнь. Хорошая жена— это тыл. Тут тебе и тактика, и стратегия. Вон моя Наденька — ниточкой за иголочкой Мы с ней огни и воды… Верно, мать? Ну, с медными трубами пока повременим. Сам бы ел, да денег жалко. Да и зачем они, эти медные трубы? Тешить тщеславие? Я вам притчу расскажу. Расчирикался как-то воробьишка, расхвастался. Сидит на дороге и чирикает: я самый лучший, самый, храбрый, такой… там, сякой, разэтакий… Корова мимо шла и шмяк лепешку на него. Воробей из теплого дерьма высунул головку, отряхнулся и снова продолжает чирикать свое. Ворона сидела на ветке и все это видела, да и прокаркала — сидишь в дерьме, так не чирикай.
Борис. Верно сказано. Все мы в дерьме.
Перхуров. Все, да не все.
Людмила. А как же свобода слова?
Перхуров. Так если бы не корова…
Надя. (насмешливо) Всяк сверчок, знай свой шесток.
Людмила. Воробей занимался аутотренингом и что здесь плохого?
Борис. Ты всегда готова все перевернуть с ног на голову.
Людмила. Ну да! Зри в корень.
Перхуров. Что верно, то верно. Да ладно о воробье. Вот… сыном я доволен. Наша поросль, плоть и кровь наши. Жена у него тоже надежная, взял из простых. Внуков поднимем, тогда и в гроб можно со спокойной совестью. Вот такие пироги. А стихи у тебя, Борька, хреновые.
Надя. Мелет сам не знает что. Совсем уже? Говорила — не пей.
Перхуров. Да не пьян я, не пьян! Сила во мне деревенская, богатырская. Нас так с ходу не возьмешь, подавишься. Я правду матку — в глаза! По-родственному, высказал. Пушкин — другое дело. А сегодня не поэты. Однодневки. Так себе…
Людмила. Вознесенский, Рождественский, Евтушенко?
Перхуров. Эти ещё ничего...
Борис. Блок, Хлебников, Пастернак?
Перхуров. До Алекандра Сергеевича всем им — ох, как далеко.
Борис. А знаете ли вы Пушкина достаточно хорошо?
Перхуров. Отчего же? Пожалуйста. Цитирую:


В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что <жопа> есть.

Почему же не знаю? (гогочет)

                Людмила поджала губы.

Это самый что ни наесть — Александр Сергеевич.

                Борис вскакивает, нервно ходит по комнате.

Вот так-то! Возьми наших за рубль с полтиной.

                Людмила встает, подходит к окну.

Борис. (возбужденно) Да, Пушкин! Но почему не самое лучшее? Например:

На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Людмила. Или вот это? (задумчиво читает)

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспаривай глупца.

Перхуров. Хорошая у тебя, Борька, жена. Тыл — надежный. Смотри, как вывела. Это тебе не два с полтиной. И тонко-то как! Камешек кинула в мой огород. Ничего, я не обидчив. Горой встала.
Людмила. И встану!
Перхуров. Чего же не встать. Для меня семейные ценности священны. Чего бы там не говорили некоторые.
Борис. А я разве против?
Людмила. И то верно. Мира людям душевного не хватает. Поддержки друг от друга. А то каждый утопить соседа желает. Откуда это пошло? Редко встретишь не то, что доброго, сочувствующего человека. Милосердие, сострадание — пустые слова.
Перхуров. Какое там милосердие? Самому бы на плаву статься.
Людмила. Кто мешает?
Перхуров. Ты, Люда, не темни! Мы — не лыком шиты. Кислое от соленого отличить сумеем. Понимать надо. Зреть в корень, ёлки-моталки! И все же — не защищай, не защищай. Объективность — она… превыше.
Людмила. Объективность? Смешно, очень смешно.
Перхуров. Разве я не прав?
Борис. (встревоженно) Людок, ты чего, право? О каком милосердии?
Перхуров. Скажите, нет скажите — я не прав?
Надя. В чем твоя правда? Что-то я не совсем понимаю.
Перхуров. Да я все о том же. Людмила меня понимает. 
Надя. Завелся, понеслось, поехали.
Перхуров. Да что там. Каждый силен своей головой.
Людмила. Оставим. Всё не так и… Бесполезно!
Перхуров. Крыть-то нечем? Я, можно сказать, от лица народа. А тут уж — извини-подвинься.
Борис. А я могу от своего лица? Могу? Или меня лишили права голоса?
Надя Чего неймется? Ты не обращай, Борис… Он же любит человека завести, страсть, как любит! 
Перхуров. Я — своё мнение… У нас — демократия и гласность. Теперь нечего бояться. Все можно. Свобода!
Людмила. Вы ничего не смыслите в поэзии. Для чего делать глупые выводы?
Борис. Люда, ты забыла…
Перхуров. Я высказываю свое мнение. Не из книжек там. Не внушенное слово блудными критиканами.
Надя. Мнение. Кому оно нужно, мнение-то твое? Тьфу! Плюнуть и растереть. Всегда найдутся люди, которым начихать на мнение-то твое.
Перхуров. А это их дела. Мое мнение останется со мной и точка! Выше Пушкина — не родился поэт!
Людмила. Не будем, не будем, давайте. У нас разные вкусы. Кому что. Кому булыжник, кому — мрамор.
Перхуров. Писать надо для народа, чтоб ему — понятно, едрёна-феня.
Борис. (напевает) Шапки прочь. В лесу поют дрозды. Для души поют, а не для славы.
Перхуров. Ишь ты! Славы ему захотелось. Кишка тонка.
Надя. Ну чего к человеку привязался? (Борису) Не слушай. Ваньку валяет.
Перхуров. Моя взяла. Крыть-то нечем?
Людмила. Взяла, взяла. Мы… собственно… У нас дело.
Перхуров. Так что, Борька, кончай бумагу марать.
Борис. Не только не кончу, а ещё и других учить буду!
Людмила. Боренька хочет открыть школу для детей «Развитие».
Перхуров. Да ну? Для недоразвитых что ли?
Людмила. Ну почему? Для развития потенциальных способностей у детей.
Перхуров. Нет. Я с любопытством… И очень интересуюсь, хотя изначально не верю в успех.
Борис. И не куда не деться от этого.
Людмила. Все дети талантливы и каждый ребенок — по-своему. Важно вовремя заметить и развить талант ребенка. В школе этим не занимаются.
Перхуров. Я полностью поддерживаю. Чем бы дитя не тешилась.
Надя. Правду говорят: седина в голову, бес в ребро.
                Людмила чихнула.
На правду чихнула. Будь здорова!
Людмила. Спасибо. Аллергия.

                Послышался шум трактора. Надя глянула в окно, всплеснула руками.

Надя. Он что не видит? Кусты выворотит. Пьяный что ли? Вот я ему сейчас!

                Побежала во двор.
               
Перхуров. (смотрит в окно) Черт его дери! Ослеп? Дурак ей богу! Вы тут похозяйничайте, я скоро!

                Убегает вслед за женой.

Борис. Ну зачем? Ну к чему? Не мечи бисер… Предупреждал же. Не даст, как пить дать, не даст.
Людмила. А вот это мы еще посмотрим. Это мы ещё увидим. Я ему все, все одним махом.
Борис. Я не о том. Сейчас речь идет о спасении человека.
Людмила. А я чем тут занимаюсь? Сколько стоило… убедить этого Гену? А? Так нет, в сторону. Я чистеньким желаю оставаться. Мои принципы — выше всего! Неужели чуть похитрее нельзя? Ради своего дела? Своего будущего?
Борис. О чем ты говоришь?
Людмила. Любые средства… Нам же для дела благого. Я из него вытрясу. Мне надо наедине с ним… Ты уведи Надю.
Борис. Самое ценное — человек. Человека спасать надо.
Людмила. А я о чем? Я для твоего детского центра, твоего поэтического сборника.
Борис. Я верю — ты бы могла отдать последнее, последние деньги для спасения другого человека, его жизни. Ты великодушная, добрая, отзывчивая.
Людмила. Да, но он — не может!
Борис. Я говорю сейчас не о нем —о тебе! Будь у тебя пятьсот рублей, ты бы смогла отдать их человеку, который без этих денег может погибнуть? Я тебя знаю. Ты бы отдала. Отдала, не задумываясь. Отдала бы?
Людмила. Я же сказала. Не для себя. Отдала бы.
Борис. С радостью? И не пожалела потом?
Людмила. С радостью.
Борис Не думая?
Людмила. Отдала бы, отдала. В чем дело?
Борис. Ты… ты обещаешь? Скажи? Да?
Людмила. Сколько можно? Чего заладил. Мы же с тобой обо всем столько раз говорили.
Борис. Ты не поняла. Хотя, может он и не даст. Я говорю не о себе, о другом человеке. Эти деньги надо будет отдать для спасения другого человека. Не меня, другого человека.
Людмила. (растерянно) Другого? Кого же? Ничего не понимаю. А твоя книга? Твоя мечта?
Борис. Это сейчас не важно. Не срочно.
Людмила. Объясни, наконец!
Борис. Да! Ты бы отдала, уверен. Скажи, пообещай мне. Я так в тебя верю!
Людмила. Вот и хорошо. Не сомневайся. Ради тебя, твоего будущего! Не в деньгах счастье.
Борис. Ты — самая лучшая, ты — святая. Я тебя обожаю! (опускается перед Людмилой на колени) Святая, святая, моя!
Людмила. Господи! Да что это такое? Совсем уже… Вставай! Войдут же.
Борис. Таких, как ты сейчас нет. Каждый за себя, урвать себе побольше. Ты — единственная! (целует руки) Недосягаемая, умница, красавица, счастье мое.

                Слышатся голоса приближающихся хозяев.
 
Борис. (быстро) Я отвлеку Надю, а ты поговори, попытайся договориться с ним. Проси пятьсот.
Людмила. Почему пятьсот? Мы же хотели триста. На первое время.
Потом объясню. Проси — пятьсот!

                Входит Надя, за ней Перхуров.

Людмила. Вставай, вставай же… (разводит руками) Вот… в любви признаться решил.
Борис. Наденька, моя жена — святая. Она только что сказала… Обещала, нет сказала… если бы у неё были деньги, она сразу бы, без колебаний отдала их.
Надя. Кому?
Борис. Человеку, более нуждающемуся в них.
Надя. Сейчас все нуждаются.
Борис. Но не у всех от этих денег завит жизнь.
Надя. А-а… Понятно. Можно сказать — у всех. У кого больше, тому еще больше хочется.  И что за люди! Кусты чуть не выворотили.
Людмила. Какие кусты?
Надя. Облепиховые. Недели две высадили как!
Перхуров. Есть у тебя деньги — ты хозяин. Нет — батрак. Так было, есть и будет.
Иди, Борис, батрачь в кооперативе.  Кто у тебя там хозяин?
Людмила. Геннадий…
Перхуров. (перебивает) Гена. Крокодил Гена, значит. (смеётся) Вот он тебя и слопает с потрохами. Я тебе, что скажу. Есть люди, их в меньшинстве, которые делают деньги. Ну тебе это не грозит. А есть которые работают, батрачат, значит. Усекаешь? Вот тебе и вся арифметика с алгеброй.
Людмила. Я честно тружусь в своей конторе и мне хорошо, спокойно. В смысле, спокойно сплю.
Перхуров. Что-то по тебе не скажешь. Небось и от машины не отказалась бы и от дачи. Не в общественном же транспорте, где из тебя яичницу норовят. Женщина ты — в расцвете, красивая, одеться тоже… не прочь. Ведь так?
Людмила. Чего греха таить. Недурственно бы.
Борис. Людмила. Ты что? Что говоришь? Опомнись!
Людмила. Если честным трудом заработано, отчего же не иметь?
Борис. Говорю — святая.
Перхуров. А мы — всё честно, своими руками. У нас государство большое, богатое. Бери — не хочу.
Людмила. Мы с Боренькой честно двенадцать годочков. Институт финансовый — я заочно. Так что без отрыва. И Боренька честно от звонка до звонка, не взирая на свой талант. А ведь талант — собственность государства. Помогать надо, дать возможность развиваться. Талант в любой области — не частое явление.
Перхуров. Ладно, ладно. Ничего не скажу. От души поздравляю.
Борис. (неожиданно) О чем речь7 Нас травят, вытравляют, как тараканов. И сверху, и снизу житья не дают!
Перхуров. Таракан и после атомной останется. Ему нипочём.
Надя. Кто травит-то, кто?
Перхуров. Наденька, что за интерес? У тебя дача, машина, квартира. Живи и радуйся.
Надя. Ты и травил. Когда начальником сельхозтехники. Подвезут удобрения, на трактор и в поле. А чего, сколько, как бог на душу. А тебе-то и дела нет.
Людмила. Если бы только удобрения.
Надя. Вот уж земельки потравил… А сейчас вот, зато, — всё свое. Для себя. Без химии.
Перхуров. А как же? Знал бы раньше про эту заразу, подкормку эту химическую, проверял бы, не позволял самовольничать.
  Борис. Братцы! Я же говорю, я же трублю, я — вопию! Мы сами себя губим! И погубим! Человечество! Вслушайтесь в это слово. Чело — ум, разум, рассудок! Цивилизация… Сами себя, сами себя! Кто нам мешает жить по разуму? Так, чтобы всем хорошо! И природе хорошо! Нечем дышать, едим — химию, реки отравлены. Байкал и тот убиваем. Черт те что! Захочу реку вспять — проект века! Что творим — сами не ведаем. И это венец творения — человек!

                Природы лик — менять не смейте
                В угоду диким технарям!
                И искореженные души —
                Прямите в сталь назло врагам!

Извините, экспромт.
Перхуров. А вот навозом, торфом и, извините, человеческими, так сказать, фекалиями, а? Как в старые добрые времена. Безотходное производство. Всё, так сказать, — в дело! Картошечка — ох! Объедение! Своё, отборное. На всю зиму хватает. Ешь — не хочу.
Людмила. А мне бы хотелось, закрыть глаза, заткнуть уши и не видеть, не слышать, не видеть, не слышать… В нору какую-нибудь.
Борис. (подходит, обнимает Людмилу) Ну, ну… Ты устала. Она устала со мной. Это всё я… Ну не надо, не надо… Всё будет хорошо, сокровище моё. (целует)
Надя. У нас и подвал. На случай крайний. Отсидимся, чуть что.
Перхуров. Цыц! Ты что, мать? Войны не будет. Какой тебе подвал? Соленья, варенье и прочее. Чего языком-то? Всё шиворот-навыворот. Ну какой подвал на случай войны? Ты белены объелась? Вечно у тебя поворот куда-то не туда. Не в ту сторону! Умишкам-то пораскинь. В случае чего спасет тебя наш повал? Спасет? Дудки! Бредни для слюнявых. А ты? (махнул рукой) А… Возьми её за рубль с полтиной. У нас оружия о-го-го! Атомного, заметь. А ты? Тьфу! Нам не страшен никакой враг. И Америка в том числе.
Надя. А я думала…
Перхуров. Она думала. Думать меньше надо. Фантазии там… Мажоры, миноры.
Надя. Я… Ты же сам…
Перхуров. Ну… хватит! Поговорила и край! Кому говорят, ёлки-моталки.
Борис. Я вот тоже своей говорю: не вмешивайся не в свои дела, не вмешивайся, не твоего ума дело.
Надя. В ихнюю породу пошел. Житья никого.
Перхуров. Чем ты недовольна, мать? Чем недовольна? Вот чего тебе не хватает?
Надя. А-а… Всем довольна. Всё хорошо, всё хорошо.
Перхуров. То-то! Идёшь к женщине, бери кнут. И чтоб по струнке! Мужчина он кто? Скажи кто?
Надя. Чего привязался? Как выпьет, так и начинает.
Перхуров. Добытчик! Настоящий мужчина — добытчик. Всё в дом тащит. Чтобы — полная чаша. А женщина должна мужу подчиняться, да детей ему рожать.
Надя. Домострой какой-то.
Людмила. Хорошо бы так. Только не все мужчины, далеко не все, способны обеспечить семью. Вот и приходится жене тоже становиться добытчицей. Тогда — равноправие. Да нет, в любом случае, муж должен уважать жену, а не понукать ею.
Борис. Зверя, рыбу, газ, лес — в расход. Почву — истощаем, воздух и воду— отравляем и при этом радостно хлопаем в ладоши. Ура, товарищи! Да здравствует научно-техническая революция! Черте что, а не революция! Технократы несчастные.
Перхуров. Ишь ты куда хватанул! Ты того… политику-то высшую… того… Не боишься?
Борис. Я не против прогресса. Но с умом, с умом. Без крайностей там разных. Без разбазаривания народного достояния.
Людмила. Разошелся. Больная мозоль.
Борис. (Людмиле) Тебе что? Сидишь в своей бухгалтерии, циферки перебрасываешь и дела нет.
Людмила. Циферки… Да, если бы не циферки, дебет, кредит, отчетность, что бы стало?
Перхуров. Да пропади всё к едрёна-фене! Сиди тихо и не рыпайся. Больше всех надо? Послушайся моему совету. Не то, того гляди, смоет под чистую и пикнуть не успеешь.
Борис. Вот, вот! Из-за таких мы и страдаем. Для себя, себе… тихо, спокойно. Премудрые пескари. Вот она, на лицо — философия советского мещанина. Сколько таких развелось. Моя хата с краю, ничего не знаю.
Перхуров. Да я, Боря, поработал — будь здоров!  Будь покоен. На передних участках социалистического строительства. Не в какой-то там паршивой конторе, а на руководящих постах. А это, знаешь ли, большая ответственность. А тебе бы только языком молоть, даром что без костей. Мели Емеля — твоя неделя. Вот ты машешь руками, горло рвешь, а проку?
Борис. Я — болею! Душой болею за наше будущее, будущее наших детей! Надо пробуждать умы! Поднимать души, совесть народную! Да нас же — с потрохами и мы ещё спасибо скажем. Я готов пожертвовать, готов на смерть, на смерть искупляющую — ради светлого будущего! Там… не знаю на что… Знаю одно: нельзя дальше так, нельзя! Ведь вас мещан, бюрократов, кабы-чего невышлистов не возьмёшь голыми руками. Маскировка отличная. Ложь одна! Чему-чему, а этому научились. Враг невидим, скрыт под маской. Он в каждом. В каждом из нас. Мы все бациллоносители! Пристроились, замаскировались — не подкопаться. Выкачивать насосом и — в сливную яму! Все мы лжём себе и другим. Все, все, все! Я делаю ход конем. Ухожу к истокам! Дети! Главное дети! Вот наш капитал, наше будущее. Необходимо воспитать новое поколение чистых, порядочных, благородных, умных, ответственных, достойных жить при коммунизме! В этом надежда последняя. В этом — будущее! Иначе все рухнет… идеалы там, за что боролись наши деды, отцы, за что пролито столько крови.
Перхуров. Под колпаком собираешься? Праздно, братец, поздно. Сейчас идеи коммунизма не актуальны. Ошибочка вышла.
Борис. (растерянно) А?
Перхуров. Большой колпак понадобится, большой.
Борис. Зачем? Пусть знают, оценивают, думают, выводы делают. Полная гласность.
Надя. Всё проблемы, проблемы. Небось, сидишь на жениной шее с проблемами-то?
Борис. Это наши дела. Сугубо семейные.
Людмила. Борис без работы всего полгода…
Перхуров. Да и работал — не много зарабатывал. Чуть за стольник, поди, самые трошки…   
Борис. Сто двадцать.
Перхуров. (присвистнул) Не ожидал, брат, не ожидал. Может и мне деньжат подкинешь?

                Борис часто-часто заморгал.

Дача и машина и в самом деле — буквально разоряют, подчистую, холера их возьми.
Людмила. Борис хотел на озеро сходить. Его вдохновляет природа.
Надя. Вот сейчас выйдешь, за воротами сразу направо. Дойдешь до дороги, там автобусная остановка и — налево, там спуск, тропинка протоптана. Она и доведет. Озеро небольшое, но не пересыхает. Ключи, говорят, поземные.
Людмила. Как мы вас искали! Смех один. И постройки — у кого прямо-таки скворечник, сарай. Один хитрец автобус использовал под жилье. А у вас — просто нет слов! И место замечательное. Дешевле строить дачу или дом перевезти?
Перхуров. Как тебе сказать? И так, и эдак — накладно. Дачи не разрешают строить двухэтажные.
Людмила. Надо же. Странно. Почему?
Перхуров. А кто их знает! Не разрешено — и край, леший бы их побрал с их запретами! А у меня как бы чердак, а фактически — второй этаж. Не придерешься. Две комнатки со скошенными потолками. Правда, потолки низковатые. Но жить можно. И подвал оборудован под жильё. У меня свои задумки. Реализую, закачаетесь!
Людмила. Дорого обошлась перевозка дома?
Перхуров. Мне дружок помог. Не зря я в области вкалывал шесть лет. Ты знаешь Семенихина Вадима? 
Людмила. Его же убрали.
Перхуров. Перевели. Он сейчас под Рощино.
Людмила. (вздохнула) Понизили. Понятно. Не угодил кому-то.
Борис. Я пойду на озеро, Мила. Подышу свежим воздухом. Не понимают: не хлебом единым…
Перхуров. Ты один не найдешь. Вон Надя тебя проводит.
Людмила. Я бы тоже пошла, но устала. Иди, иди, Боря. Тебе полезно.
Надя. Что ж, пошли, Борис. Искупаемся. Не боишься холодной воды?
Перхуров. (Борису) Ты ей стихов не вздумай читать. Не любит.
Борис. Холодно же ещё. Там, говорят, ива… посмотреть.
Надя. Ива старая, развесистая. Ветви в воде купаются. Украшение озера.
Перхуров. Надя — у меня крепкая бабенка, закаленная. В группу здоровья лет пять ходит. Занимается.
Надя. Толя, надо бы цветы полить. Весь день жарило.
Перхуров. Славка приедет и польет. Чего ему делать? Молодой, сил — хоть отбавляй.
Надя. Нам воду приходится далеко носить. Завтра вот придут копать колодец. Место определили. Тогда другое дело. (подхватила помойное ведро, побежала выносить). Я — мигом. (Борису) Вернусь и пойдем.
Перхуров. Сливная яма у нас — емкая, по всем правилам. Колодец будет. Живи не тужи. А там, глядишь, и водопровод удастся провести. Все с трудом, все пробивать приходится. Вот Надя на пенсию выйдет, тогда и совсем сюда переберемся. Пусть молодые — в городе. Я-то на пенсии и работаю. Буду работать пока силы есть и пока нужда во мне.
Борис. Мне как-то нехорошо. Не мечи, не мечи бисер…
Людмила. Что с тобой?
 
                Вернулась Надя, поставила пустое ведро под раковину.

Борис. Тяжело как-то. Тревожно. На душе нехорошо.
Надя. Сейчас воздухом подышишь, искупаешься и как рукой снимет.
Борис. Купаться — точно не буду. Не расположен.
Надя. Не расположен, так не расположен. Никто силком не заставляет.
Людмила. Иди, иди, Боря. Вернешься, сразу — домой. 
Перхуров. Ну вот ещё! В кои-то веки и домой! Никаких домой. Отдыхайте. Завтра на машине подброшу. А что я тут калякал, не обращайте внимания. Дом большой, места всем хватит. Да и нам веселее. Добро?
Людмила. Там видно будет.
Борис. (вздыхает) Ой как тяжело. Тоска какая-то. Так и жмет грудь, так и жмет.
Надя. Корвалолу накапать?
Борис. Не поможет.
Людмила. Устал? Погуляй у озера, расслабься и пройдет. Я тоже чуть жива. Дорога утомительная, нервы и… сам знаешь.
Перхуров. Помнишь, мать, Люду на свадьбе? Что тебе стебелёк какой. А вон как выделалась!
Надя. Пошли, Боря, я тебе удочки подберу. Рыбалка успокаивает.
Борис. Не люблю рыбу ловить. Терпеть не могу. Скучно. Ива там, где-то…
Надя. Тогда в воду окунешься разок и тоски, как не бывало. Иву покажу. Поболи дуба будет. 
Людмила. Он боится воды холодной. С детства.
Надя. Да на что ж он годен? Куда годиться? Разве что в сервант поставить и пыль сдувать?
Людмила. Борис — поэт, поэт! Этим всё сказано. У него нежная, тонкая душа.
Надя. А я что? Вокруг озера проведу. У нас красиво. Поглядишь, Боря, стишок сочинишь.
Борис. Да, да… Идем! Со мной что-то, не то, не то… (целует Людмилу) Мила, я с тобой, с тобой, рядом… И домой сразу поедем.
Людмила. Хорошо, хорошо, дорогой, как скажешь. А сейчас иди, иди. Не волнуйся. Все будет хорошо.
Борис. Пока! Я скоро. И домой.
Перхуров. Домой решил?
Борис. Не знаю, как Мила захочет.
Перхуров. Жена — шея, куда повернет, туда и муж будет смотреть.

                Борис с Надей уходят. Людмила провожает взглядом мужа, гладит ладонью бревна стены.

Людмила. Люблю дерево. Оно живое, теплое… Зачем лаком? Не дышит.
Перхуров. Разве плохо? Моя настояла. Тряпочкой пыль вытер, — блестит. Да и жучок не заведется.
Людмила. Пусть блестит.

                Молчат.

Перхуров. Да… (прокашливается)
Людмила. Что?
Перхуров. Красивая ты баба стала.
Людмила. А-а… это. Чего это ты на Бориса? Он — ребенок. Остался ребенком. Живет в иных измерениях. Не чета некоторым.
Перхуров. Вижу… несчастна ты с ним.
Людмила. С чего ты взял? Я люблю его. Полюбила. Потому как поняла его суть, натуру. Он добрый, отзывчивый, муху не обидит.
Перхуров. Одной любовью сыт не будешь. Истрепала тебя жизнь, измочалила, а всё гордость твоя. Могла бы жить, как королева.
Людмила. А мне не надо, как королева. Мне моя жизнь нравится.
Перхуров. Ну, ну. Нравится не иметь собственного угла, мотаться по съемным квартирам? Это пока молода, да без детей. Нет, Людмила, не жизнь это, а сплошное студенчество и даже не хиппи. У тех, хоть какие-то идеи были, своеобразный протест что ли.
Людмила. И у меня идеи.
Перхуров. Смешно. Какие там идеи. У кого они сейчас есть идеи-то эти? Была одна большая идея — построить светлое будущее, да и та сплыла.
Людмила. Что ты такое говоришь? (оглядывается)
Перхуров. Не бойся. Все чисто. Никто в эту идею не верит, но скрывают свои мысли, ведут двойную игру. Понимаешь?  Вот так и живем. На словах одно — на деле другое. А я по молодости верил, жизнь готов был отдать. Ты подожди, придет время и вернут веру православную, молиться разрешат, в церковь ходить. И привлекать за это не будут. Наоборот — поощрять. Да ведь только и вера в бога не каждому дается. Не каждый может всем сердцем принять веру эту самую. Я помню, как бабушка на коленях молилась, здоровья родным вымаливала. Так все и живы остались.
Людмила. Так, значит, ты коммунист, а бога веришь? Какой же ты тогда коммунист?
Перхуров. В церковь не хожу, не молюсь, а вот не оставляет меня чувство божественности творения, силы мощнейшей, скрытой, таинственной.
Людмила. Мы с Борисом тоже к подобному пришли. Так легче. Легче жить и думать, что не оставлен, не заброшен, не одинок! 
Перхуров. Вот, вот. Вера — она в каждом живет. Живет на свой лад, по-своему. Мне жаль тебя, птаха. К сердцу приросла. Жалко, что ты не устроена.
Людмила. Я… Мне… Ты прав. Устала, измоталась, хочется, наконец, своего угла. Осесть что ли. Но это моя жизнь, моё, моя судьба. И надо терпеть и никуда… Никуда не деться. И ты, ты причастен, в какой-то мере. Но сейчас е об этом.  Мы, ведь, по делу к тебе.
Перхуров. Да, да, причастен. Так уж сложилось. Я не мог иначе. Руководящий работник, член партии…Сама понимаешь. Семья, сын маленький.
Людмила. Не то, не то. Я не виню, не обвиняю. Мне сейчас, нам с Борей… Нам срочно нужны деньги. Пятьсот рублей. В долг. Мы отдадим. Деньги для Бориса. Он пропадает. Веру в себя потерял, мечется, страдает, ночами не спит. Боюсь за него. Прости, что с такой просьбой. Выручай.
Перхуров. Вы что все белены объелись? Ну и денек сегодня! Массовый психоз! Всем нужны деньги и все просят пятьсот. Не меньше, ни больше — пятьсот! (забегал по комнате) Нет, в этом что-то есть. Рок! Знамение? Наваждение, просто наваждение. Откуда? Ну откуда у меня такие деньги? На даче? (достает бумажник) Семьдесят пять рублей! Вот семьдесят пять рублей. Завтра придут колодец копать. Все! Больше ни копейки. То один просит, то другой, то… Да что я их кую?
Людмила. Но мне нужны эти деньги. Нужны как никогда. Это первая и последняя просьба. Раз в жизни обратилась.
Перхуров. Ну, нет, нет! Клянусь — нет! Были бы, не жалко.
Людмила. Кому говоришь? Ври, да не завирайся! Ты же, когда меня пристроил за родственничка, хотел и дальше отношения продолжить. Забыл, что говорил? Ни в чем не будешь нуждаться, денег у меня — тебе и не снилось… Да это ты меня несчастной сделал после того, как к этому… как его… Валерию Ивановичу свозил. У меня после этого уже никогда не будет детей. У меня комплекс… Конечно, теперь можно говорить: Борис заменяет мне ребенка. Как же я тебя ненавидела! Ночами не спала, месть придумывала.

                В окне появляется лицо Нелли и быстро исчезает.

Перхуров. Да не хотел я тебя терять! Ситуация оказалась щекотливой. Могло наружу вылезть. Не мог я тебя оставить. Не мог. И не оставил же? С Борисом, правда, промашка вышла. Разве тебе такой муж нужен? Но и его мне жаль. Не на ком бы не женился, если бы не я. Да и ты по своей воле за него пошла. Разве нет?
Людмила. Крепкий орешек.
Перхуров. А? Что?
Людмила. Крепкий, говорю, ты орешек.
Перхуров. А ты, дура, видеть меня не желала. Убегала, скрывалась. Я ж у тебя — первый, видел — любила, тростиночка ты моя. (пытается обнять)
Людмила. (отстраняясь) Была тростиночка. В данное время — замужем. Отстань!
Перхуров. Меняли адреса, скрывались. Меня боялись? А я и тебе и Борьке помог. Неблагодарность, черная неблагодарность. Да если б не я, сидела бы в своей дыре и не рыпалась, а Борька — до сих пор в холостяках ходил. Я любил тебя, безумно, можно сказать, любил.
Людмила. Брось! Ты не любил. Ты не можешь любить. Пристраивался, срывал минутное удовольствие. Только и всего. Это называется простым словом — похоть.
Перхуров. Неправда! Я сына люблю. В нем — жизнь моя, моя кровь, продолжение мое!
Людмила. (устало) Ты не сына любишь, а себя в нем. О чем честно признался. Только что. Банально, но факт. Ну да ладно. Бог с тобой. Перегорело, ушло, как в песок. И ненависть моя ушла, и обида… Это я девчонкой подушку грызла, отомстить клялась. А после… потом… Переродилась что ли. Другая стала. Притерпелась, смирилась.
                Подошла к окну. За окном послышался шум.
Перхуров. Что там?
Людмила. Не видно. Кошка, наверно… Закрыть окно?
Перхуров. Не надо. Душно. Видно, дождь собирается.
Людмила. (поворачиваясь от окна) Сказала, чтобы ты знал. За меня ту, девчонку несмышленую, ответ держал. Сейчас — зла не держу. 
Перхуров. Вот и правильно! Кто старое помянет — тому глаз вон. Всё, в конечном итоге, удачно сложилось.
Людмила. Так как же?
Перхуров. Что? Не понимаю. О чем ты?
Людмила. Деньги-то даешь?
Перхуров. (развел руками) Рад бы, но сама понимаешь…
Людмила. Выходит — ты мне тогда заливал: денег — куры не клюют, мне и моим детям, и моим внукам ещё останется.
Перхуров. Я и хотел для тебя… Если бы со мной оставалась. Ты же сама отказывалась. Я и так, и эдак… Ни в какую. Скрылась, исчезла, растворилась! Что мне оставалось делать? Потерял надежду всякую. Пристроил тебя, чтобы на виду всегда была, в зоне доступности. Так ты исчезла вместе с Борисом!  Ну и дачу строить решил. А тут, сама понимаешь, сосет и сосет… То одно надо, то другое. Иначе — никак.
Людмила. (напевает) Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю Татьяну… Что же нам делать? К кому обратиться? Зачем понадеялась? Немного я ошиблась. Самую малость. Думала совесть тебя мучает. Какая там совесть? Что за бредни? Откуда совесть? Какая может быть совесть, если нету души? Там пустота. В лучшем случае — песок. Песок вместо сердца. (смеется)
Перхуров. О чем ты? Что несешь? Ну соблазнил хорошенькую девушку, помог избавиться ей от ненужного ребенка, удачно выдал замуж. Ты же довольна своим браком? Довольна? Ты должна мне быть по гроб благодарна. Борька из тебя, деревенщины — человека сделал. Ты же была — никто! Смазливая рожица и не более. Вон их сколько. Бери — не хочу. И все, как одна, на битые дуры! Но с претензиями. Что с них взять? Каждая норовит себя по дороже продать. Выпендривается, пока молоденькая. А вот стукнет за двадцать, пиши — пропало. Товар-то уж залежалый.
Людмила. Ну и подлец ты! Какой оказывается ты подлец!
Перхуров. Я жизнь знаю. Понимаю, насквозь вижу. Я всю матку-правду — в глаза.
Людмила. О чем я? О чем? О чем с тобой говорю? Ты же не в состоянии понять… Не можешь! Ты никогда не ощущал души своей. Она спит в тебе где-то в доисторических дебрях или ты её вовсе лишен. Ты — смердишь и разлагаешься, как труп. Живой труп! Ходячий мертвец без сердца, без совести, без души. (нервно смеется)
Перхуров. (неожиданно кричит) Живой! Живой я! И я буду жить, если даже ради этого мне придется пить керосин, глотать жуков, пожирать змей. Здесь, в этом доме будут жить мои внуки, дети моих внуков, мои праправнуки!
Людмила. Не кричи! Твое время истекает. Ты это не хуже меня чувствуешь. Во всяком случае, я тебе в этом помогу.
Перхуров. (тяжело дышит) За что, за что ты меня так ненавидишь? Я же для тебя… Я же столько сделал для тебя… Что бы с тобой стало, если бы не я? Я тебя поднял, в люди вывел. Что бы ты делала в своем совхозе? Коров доила?
Людмила. А хоть бы и так. Всё лучше…
Перхуров. Я ещё поднимусь! Не ушло моё время, не ушло! Я ещё… В ногах будете! Да я… Всех без разбору! (хватается за сердце)
Людмила. Так вот слушай! Ночами грызла подушку. Думала, думала и придумала. Чтобы отомстить, надо знать, понять, найти, нащупать больную точку, а значит — хорошо изучить жизнь человека. Ты-то для меня уже что-то совсем другое. Так вот… я изучила твое прошлое, твое подленькое прошлое вдоль и поперек.
Перхуров. (наливает в стакан воду, пьет) Надо же. Какая честь! И что же?
Людмила. А то, что ты — преступник.
Перхуров. Но, но… поосторожней.
Людмила. Только голые факты. В тридцать девятом по твоей вине погиб учитель сельской школы Сомов Андрей Павлович, по твоему доносу, между прочим. Донести на своего учителя! Как это подло. Не правда ли?
Перхуров. Замолчи! Ты не имеешь права! Он оказался предателем. И сам во всем сознался.
Людмила. Да ну? Что ты говоришь? Сомов был честным, порядочным человеком, а тебе надо было выслужиться! Вот ты и выслуживался, закладывал честных людей.
Перхуров. Я только подписался, поставил подпись… Там было еще несколько. Я им поверил, меня уговорили.
Людмила. О чем ты говоришь? Что за лепет?
Перхуров. Вздор! Я член партии! И не позволю!
Людмила. Прекрати! У нас мало времени. Во время войны ты прекрасно отсиделся штабной крысой, выслуживался. Вернулся с орденами и медалями.
Перхуров. Как ты смеешь? Не тронь святое! Не имеешь права! Что ты знаешь о войне? Реальной войне. Не по фильмам?
Людмила. Может я не имею права и о торговле коньяком?  Ты — партийный человек. Что тебе твоя партийная совесть говорит? Конечно, всё можно списать на сложное время, сталинизм, систему… Понятно. Подорвана вера и тому подобное. Но тебе всё было мало. На службе — опасно, но воровал всё же в тихую. Делишки там разные обделывал. Тебе всё было мало. Вот и применил свой талант рвача в деле с коньяком. И эти свои грязные делишки станешь отрицать? Не получится. У меня нашлись свидетели. Так что досье в полном порядке. Можно подавать в суд.

                Пауза.

Перхуров. (лихорадочно допивает воду) Ну что? Дам я тебе эти деньги. Твоя взяла. Не будешь же ты по судам таскаться, время драгоценное терять.
Людмила. Откупиться желаешь?
Перхуров. Зачем воду мутить?
Людмила Тебе никаких денег не хватит.
Перхуров. Шельма!
Людмила. История со мной — самый невинных эпизод в твоей грязненькой жизни.
Перхуров. Так нужны тебе деньги или нет? Вряд ли у тебя что выговорит. Здесь реальные и сразу. Грязи не хочу, сама понимаешь. Наши суды…
Людмила. Да уж… чего хорошего.
Перхуров. Ну так как?
Людмила Думаю.
Перхуров. Ну, думай, думай… А то пойдем подвальчик тебе покажу. Ты такого с роду не видела. Там у меня бутылочка великолепного французского вина припрятана. Так уж быть, ради тебя, открою.
Людмила. Еще пристукнешь.
Перхуров. Острячка. Ты думаешь тебе удастся меня оболгать? Кто тебе поверит? Дудки! Никто не поверит. Да и дела давние. Ничего себе штучки. Вымогательница!
Людмила. Сначала — ради мести. Потом — плюнула. Противно в этом дерьме. Я не сотрудник ОБХСС или там милиции.
Перхуров. Вымогательница! Авантюристка! Змея! Да как ты смеешь? Змею, змею пригрел.
Людмила. Предатель, вор, провокатор, приспособленец!
Перхуров. Я — партиец! У меня партийный стаж с шестнадцати лет!
Людмила. Какой ты партиец? Ты присосался к партии, хорошо пристроился! В партии не должно быть таких. Двурушник!
Перхуров. Ну иди, иди, докладывай, подавай в суд. Я посмотрю… Да тебя…  Да кто тебя будет слушать?
Людмила. Не волнуйся. Найдутся.
Перхуров. Да тебя высмеют! Какие свидетели? Где ты их найдешь? Кто пойдет? Не морочь мне голову. А я вот что скажу: дура-баба — мстит. Я в свое время её… того… Она и возомнила. Да я бы никогда Надю на тебя не променял. Надо же! Сколько лет яд копила. Что ты хочешь этим? Уничтожить? Кого? Меня? Девочка, Ты еще под стол пешком ходила, а уже заслужил не одну награду Родины, воротил крупнейшими предприятиями, работал на общее благо общества, будь покойна. А ты что? Кто ты? Ноль без палочки, ноль! Бухгалтерша. У меня — связи, деньги, положение. Что твой лепет? С кем взялась тягаться?
Людмила. Я всё думала: какой же ты на самом деле? Не верила, сомневалась. Любила. Видела тебя чуть ли не героем.  Поначалу, не знала пока. Пока ты не свез меня в город и не сделал бесплодной. Я же любила! Стыдно признаться. Любила! Ты казался таким щедрым, таким добрым, таким ласковым. Принц на розовом коне… Не бойся, никуда я не пойду. Мне достаточно. Я увидела твой испуг, твое волнение. Довольно.
Перхуров. Не волнение. Это не волнение. Нет причины волноваться.
Людмила. Ты взволнован, юлишь. У тебя выступил пот на лбу.
Перхуров. Ерунда, Жарко. Жара. Душно. А ты — молодец! Здорово меня разыграла. Чуть инфаркт не схватил. (наливает рюмку коньяка, выпивает) Умная ты, черт тебя дери. Пятьсот рублей. Вон с какого боку подскочила. Всем нужно пятьсот рублей и всем именно сегодня. (трясет головой) Может я сплю?
Людмила. Хорошо бы. Ты особо не радуйся. Всё сказанное мной — правда. И моё отношение… сам понимаешь.
Перхуров. (выпивает ещё рюмку) Понятно, понятно… Ярлыков можно понавешивать, а что меняется? А что ты понимаешь? Что знаешь о жизни, той, нашей? Посмотрел бы на тебя, как бы ты запела.
Людмила. Не выкручивайся. Мне достаточно видеть твои глаза, твое волнение.
Перхуров. Волнение? Не волнение, а темперамент! Ну что? Что я тебе плохого сделал? Да тысячи мужиков так. Я же не отказывался. Я хотел тебя обеспечить. Заботу проявлял.
Людмила. (в сердцах) Да в душу, в душу ты мне плюнул!
Перхуров. Да ты что? Да ты что, Людмила? Как можешь ты так думать? Послушай, что ты говоришь.
Людмила. Любила я тебя! Ты мне казался верхним существом, недосягаемым. Всесильным. Дура была. Ой какая дура…
Перхуров. Да и я… чего там. Как увидел, так и сразу… сама знаешь. (выпивает еще рюмку) Эх, Людмилка, Людмилка! Что я мог? Загремел бы по всем статьям, мама не горюй. (пытается обнять Людмилу, та отстраняется) Ты что? Ну немножко… Потрогать…
Людмила. (резко) Не лапай! Или думаешь — до сих пор сохну? Как бы не так. Было, да сплыло. (сухо) В понедельник мы должны внести деньги. Пятьсот рублей.
Перхуров. Пятьсот рублей? Понимаю. Пятьсот рублей.
Людмила. Всего пятьсот рублей. Так как? Даешь деньги?
Перхуров. (вдруг запел) Пам - папам, там-папам… и ему и, ему и ему… Тьфу! И ей, и всем. Пам - папам, там-папам… и всем — пятьсот, и всем — сегодня. Сговорились. Ха-ха-ха. Мистика. Они думают — я миллионер! Рокфеллер! Ротшильд! Я обыкновенный советский человек. У меня — дача, квартира, машина, семья. Сговорились, точно сговорились.
Людмила. (нервно прошлась по комнате) Прекрати! Советский Союз рухнул. Не забывайся. А я должна его спасти. Последний шанс. Он тебе родственник? Родственник! Ты должен его спасти. Иначе, иначе… Не знаю. Я не выдержу. У меня не хватит сил! (заплакала)
Перхуров. А ты меня простишь, простишь? А то всё по ночам являешься. Вроде сплю и не сплю.  Являешься, значит, улыбаешься, садишься на краешек кровати и руки ко мне тянешь, а то — за горло и душить, так нежно, спокойно начинаешь и шепчешь вкрадчиво так, ласково одно и тоже: «Жди возмездия, жди». Меня страх начинает пробирать. Такой паршивенький, пошленький страх и холодный пот прошибает. Душно, а ты давишь и давишь на горло. Хочу скинуть, разжать руки твои и не могу. А ты всё наваливаешься, наваливаешься… Потом, как ведьма, ну точно ведьма, захохочешь, затрясет тебя всю и исчезаешь. На другой день у меня неприятности случаются. Тогда я понял: прощения у тебя надо просить.  Разыскивал, рыскал по всему городу, а ты скрывалась будто преступница. Я прощения алкал. Людочка, простила? Да? Ты простила меня, дурака? Простила грешного? (целует руки)
Людмила. Простила, простила. Давно простила. Денег дашь?
Перхуров. На колодец едва наскреб.
Людмила. Не верю тебе.
Перхуров. И правильно делаешь.
Людмила Под проценты?
Перхуров. Как же… Неловко вроде.
Людмила. Чтоб у тебя интерес был. Пять процентов?
Перхуров. Даже не знаю. Тут такое дело… Без колодца — пиши пропало. Завтра придут, понимаешь ли, колодец копоть.
Людмила. Хорошо, десять.
Перхуров. Эх, пропадай моя телега, все четыре колеса! Пиши расписку! (подает лист бумаги и ручку) В понедельник у нотариуса заверим.
Людмила. Не веришь?
Перхуров. Для порядка. Деньги уважение требуют.
Людмила. Так бы сразу. Спокойнее стало.
Перхуров. Спокойствие — на том свете. Сейчас — деньги. (уходит)
               
                Людмила пишет расписку. За окном появляется лицо Нелли.
Людмила. Вот старый хрен. Всё с выгодой. Подавится своими рублями.
                Возвращается Перхуров.
Перхуров. Между нами и никому, чтоб. (читает расписку) Так… Верно. Десять, как договорились. Чин-чинарем. Вот. Получи рублика. Как в аптеке. Можешь не пересчитывать.

                Людмила кладет деньги в сумочку.  За окном — снова лицо Нелли.

Дело в шляпе. Деловая женщина, деловая. Прямо — хоть куда. Провернула дельце. И как провернула, елки-моталки. Диву даюсь!
Людмила. А зря ты под проценты. Снова сниться буду. Схвачу за горло и… верни мои десять процентов, верни мои деньги. (смеётся)
Перхуров. Да? Будешь? Ну ведьма, сущая ведьма. Пугать меня, а?
Людмила. Надо же тебе кого-то бояться, хоть во сне.
Перхуров. Ладно, ладно. Я пошутил с распиской. На совесть оставлю. Видишь? Рву! Порвал, видишь?
                Людмила смеется.

Видишь, видишь, а? Никаких процентов. Порвал. Я — щедрый, дери её в корень. Помни — наших!
               
                Пускается в пляс вокруг Людмилы.

Эх раз, ещё раз, ещё много, много раз. Пошли, Людочка, я тебе подвальчик покажу. Такой подвальчик, оборудован, — закачаешься! Сроду такого не видала. Там у меня — ого-го! Только тебе, для тебя. Там и договоримся. А? Может и деньги тебе совсем подарю, чтоб больше ты не снилась. Никогда не снилась.  Не будешь сниться, как подарю? Поклянись. Пятьсот рублей — считай мой подарок. Денег ни-ни, не надо. Подарок мой будет, подарок. Ненаглядная ты моя. Забудем прошлое к чертовой матери! Ну его! Забыли раз и навсегда. Прощаешь? Сниться не будешь больше? Пошли, пошли. Свои люди — сочтемся. Пошли, красавица ты моя!

                Уводит Людмилу.

                В окно заглядывает Нелли, осматривается, прислушивается, проникает в комнату, берет со стола сумочку, забытую Людмилой, достает деньги, прячет за пазуху, вылезает через окно.


                ЗАТЕМНЕНИЕ


                КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

 Старая ива раздвоилась. Один её мощный ствол навис над озером, другой —словно мост, над тропинкой, упираясь ветвью в землю. В развилке ивы кто-то прибил дощечку. На ней сидит Нелли, вскакивает, напряженно осматривается, подбирает сухую ветку, ломает на кусочки, бросает в воду. Послышался рев мотоциклов. Нелли метнулась в сторону. Снова села на скамейку.
Нелли. Спокойно, спокойно. Я — справлюсь. (напевает) Как часто снится мне сон, мой удивительный сон. (закрывает лицо руками, плечи её вздрагивают). Мой удивительный сон…
                Слышится пение за сценой.
2-парень. Я просыпаюсь каждое утро, ко мне приходят мои друзья. Они приносят портвейн и пиво, но я знаю — они ненавидят меня.
1-парень. Кончай глотку драть. Заепатил.
2-парень. Друзья, давайте будем жить и склизких бабочек ловить. Всем остальным — дадим по роже, ведь жизнь и смерть — одно и то же.
1-парень. Слышь? Видишь — она пришла.
2- парень. Где?
1-парень. Не ожидал.
2-парень. Не вижу.
1-парень. Ты что? Ослеп? Вон… на скамейке. Пошли.
2-парень. Это не ловушка? Откуда у неё деньги? (озирается по сторонам).
1-парень. Не дрейфь. Не может нас сдать. Трусиха. Пошли, чего время терять.
                Подходят к Нелли.
Деньги принесла?
                Нелли молчит.
Деньги, говорю, принесла?
Нелли. Успеешь.
2-парень. Чего? Я не понял.
Нелли. Сказала — позже. Ждите.
2-парень. Офонарела? Гони должок!
Нелли. Ещё десять минут. Мне должны поднести.
2-парень. Ты нас заложила, стерва?
1-парень.  (оглядывается) Заложила?
Нелли. Вот ещё! Жду. Мне должны принести.
1-парень. А ты, случайно, не врешь?
2-парень. (первому) Может того… делаем ноги? Кто его знает.
1-парень. Брось. Не первый раз. Ну… сам знаешь.
2-парень. Товар — деньги, деньги — товар. Мы тебя выручали, а последний раз…
Нелли. Последний раз, последний раз! Что вы мне подсунули последний раз? А? Какую гадость вы мне подсунули последний раз?
2-парень. Я предупредил: не стандарт, «химика». «винт», но…  по кайфу. Всё путем.
Нелли. Нелли. За такие деньги и не стандарт? Как это называется? Подстава? А вы знаете, что этим дерьмом многие травятся?
1-парень. Зубы не заговаривай! Время. Где бабки?
Нелли. Еще пять минут.
2-парень. Говори, есть деньги? (сильно сдавливает девушке руку)
Нелли. Пусти! Больно же!
2-парень. К чему нам жизни трепыханье? Уж лучше гроба громыханье и смерти черный водоём.
Нелли. Пусти, пусти, гад! Шиз! Пусти же!
1-парень. Мы предупреждали тебя: сегодня у ивы — последняя цифра.
Нелли. Он… Они придут! Обязательно придут.
1-парень. Кто они? Менты?
Нелли. Не менты. Я не дура закладывать.
1-парень. А кто? Кто тогда?
Нелли. Мои друзья. Они обещали достать деньги и принести.
1-парень. Какие ещё друзья? (второму) Отпусти. Она от боли бредить начала.
Нелли. Спасибо. (растирает освобожденную руку)
1-парень. Ну, расскажи о своих друзьях.
Нелли. Зачем?
1-парень. Понять надо не врешь ли.
2-парень. Поехали, а? Что-то все это мне начинает не нравиться.
1-парень. Успеем. Ну так что у тебя за друзья и откуда у них деньги?
Нелли. Обещали занять. В город уехали. Вернуться вот-вот.
1-парень. А зачем сразу двоих просила?
Нелли. Зачем, зачем! Не понятно?  Чего непонятного? Для надежности.
2-парень. Для какой такой надежности? Чего голову морочишь?
1-парень. (второму) Подожди, не горячись. Не в этом дело.
2-парень. Я тебя не понимаю. А в чем?
1-парень. Водит она нас за нос или…
Нелли. Очень нужно!
1-парень. Дело принимает другой оборот.

2-парень. Вот, вот и я про то же. (первому) Чего делать будем?
1-парень. Чего, чего, не знаю чего!
2-парень. Ну что? На клёвый on the bed?
1-парень. Да ну её. Она не в моем вкусе.
2-парень. По мне — сойдет.
                Зажимает Нелли рот, тащит в кусты.
Нелли. Постой. Есть у меня деньги! Нате, подавитесь, ублюдки!
                Поднимает пачку денег над головой, швыряет.  Первый парень бросается подбирать деньги второй продолжает тащить Нелли в кусты.
Пусти, гад! Я же отдала деньги. Ровно пятьсот.
                Борьба, прерывистое дыхание, треск разорванного платья. На сцену выбегает Славик. Одним ударом отбрасывает первого в сторону. Ринулся в кусты. Потасовка. Завопил второй. Славик выскочил из кустов, успел предупредить удар первого. Завязалась драка. Из кустов выполз второй, бросился на помощь. Вышла Нелли. С ужасом смотрит на происходящее.
Спятили? Двое на одного! Это не честно! Вы его убьете! Прекратите! Помогите! Помогите! Убивают!
                Выбежал Даня. Мгновенно оценил обстановку, кинулся на помощь. У второго блеснул нож.
2-парень. Я вас, гадов недорезанных!
                Славик вскрикнул, осел, повалился на бок.
Всё, баста, делаем ноги. Бежим, твою мать!
Нелли. (склонилась над Славиком) Кровь, кровь, он убил его. (подняла нож, протянула Дане). Он убил… Ну же, миленький. Они удирают. Давай, давай! Бей их! Уедут же! Бей гадов! Скорей. Смотри, садятся на мотоциклы. Шлемы надевают! Ты можешь! Сейчас уедут, Данька, ну…
                Помогает подняться Дане. Тот прицелился. Метнул. За сценой вскрик, ругань. Дене нехорошо. Он, пошатываясь подходит к скамейке, садится.
Попал, попал в ногу! Драпают, смотри, драпают. Молодец, Данька!

                Славик стонет.
Нелли. (нагнувшись над Славиком) Он жив! Даня, он жив! Скорую, скорей скорую… Я побегу, а ты здесь с ним… Славочка, родненький, потерпи. Я скоро. Единственный мой. Это ты, ты виноват, не надо было жениться. Ты же меня одну любишь. Зачем на ней женился? А я тебя люблю. Мы с детства…  (отрывает от подола кусок ткани) Тебя одного на всю жизнь. Никто мне не нужен. Потерпи, любимый. Не умирай, только не умирай. (расстёгивает рубашку) Слышишь? Кровищи… Данька, помоги! Ой, да что же это? Я люблю тебя, люблю! (Славик издает стон) Молчи, не двигайся, ничего не говори. Я всё знаю… И ты, да и ты… (наклоняется, целует) … я знала, я всегда знала… не двигайся, лежи тихо. Данька, следи, чтобы он не двигался Я быстро, я бегом… скорую. Ждите!
                Убегает.
Даня. Больно. Потерпи малость. Она быстро.
Славик. Всё, старик, кончилось… вот такие пироги. Ты ей скажи… ели что… о-о-о-… одну её любил.
Даня. Тихо. Скажу, не волнуйся. Всё скажу. А ты — не двигайся. Говори, говори, но не двигайся. Потерпи. Всё будет хорошо.
Славик. Там деньги… возьми… в левом…
Даня. Хорошо. Понял. (достал деньги)

                Славик застонал. Даня бросил деньги на землю, наклонился над Славиком.
Что плохо? Подожди. (скинул куртку, снял рубашку, порвал, приложил к ране)

                Дунул ветер и деньги полетели по сцене. 
Эх, брат! Как же он тебя гад. Не успел. Я тоже достал. (лихорадочно достал пачку из своего кармана) Видишь?
                Слава стонет.
Держись, держись. Сейчас скорая приедет. Надо же! Из-за этих бумажек… человека! Чтоб они…
Из-за бумажек!

                В отчаянье бросает пачку вверх. Сильный порыв ветра подхватил, завихрил купюры. Небо потемнело, послышались раскаты грома.

Прости, прости меня… Слава, не успел я. Если бы знал, что такое. Торопился я…
Слава. (еле слышно) Ничего, нормально. Не боись… я — живучий Мы ещё с тобой… 

                Появляются Борис с Людмилой.
Людмила. Сейчас ливанет. Целый день парило. Ой, что это? (ловит деять рублей). Деньги… Это они. Много… Кто-то из сумочки… (подбирает деньги)
Борис. (подошел к Славику и Дане) Уже? Не успели. А Нелли?
Даня. Побежала за скорой.
Борис. Он ранен? Кровь?
Славик. Ничего. Резанули малость.

                Борису стало нехорошо. Он отошел к иве. Людмила осторожно приподняла голову Славы, положила себе на колени. Борис, словно в прострации, поднял одну из разлетевшихся купюр, подошел, подал Людмиле.
Борис. Вот возьми… (растеряно) В крови.
Людмила. Т-сс.
                Борис отошел, трет виски, глаза расширились, губы что-то шепчут … и вот слова приобрели внятность…

Я слышу крики судной птицы,
Застила свет — крылом врага,
Глаза — сверкают, рвутся крики —
Из хриплой глотки поганья.
Крылами черными взмахнула,
Застила свет, призыв трубя
И к ней слетается послушно —
Вся мразь, вся гадость бытия!
Толстеет, разбухает птица,
Вот-вот на землю упадет
Зловонной патокой сочится
С её когтей дурная кровь.
И капли те сжигают сразу —
Поля, леса и города
И реки — отравляют ядом,
А те — несут его в моря…
Всё кончено.
Мертво,
Уныло
И света — нет,
Лишь тьма
И тьма
Конец всеу,
Всему, что жило,
Всему, что жило —
Не любя.

                Затемнение.

                Картина десятая.
 
                Прошло два часа. Перхуров сидит на кухне, низко опустив голову, тяжело дышит. Ему нехорошо. Пытается встать, но не может. Снова — неподвижен. Входит Светлана Михайловна.

Светлана. (с порога) Толя, Ты едешь? У Нелли истерика. Она не хочет здесь оставаться. Я, говорит, под окном буду стоять у его палаты. Мне надо быть рядом с ним. Спасут. Всё же прямое переливание сделали. Крови-то сколько потерял… (всхлипывает). Оба рядом лежат и оба, как мел. Славочка в сознание так и не пришел… И Данечка — без сознания. Много крови взяли, да и стресс какой… Господи, какое несчастье. Кто бы мог подумать.

                Перхуров издает хрип.
Что? (подходит) Тебе плохо? А я ту… Господи, я…  я… Что же это такое? Воды. Сейчас… Воды надо. (наливает воды, подносит) Да он… он… Неужели?

                Попятилась, закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Опустилась на лавку.
                Вбегает Нелли.
Нелли. Мы едим? Первый час ночи.
               
                Светлана отвернулась. Плечи её трясутся.

У Даньки рука сломана, правая. Он сознание потерял, когда кровь… (всхлипывает)
Светлана. Надо скорую… Боже, да что же это такое? Одно к одному.

                Нелли подходит к Перхурову, трясет за плечо.
Нелли. Он жив. Надо лекарство. Где его лекарство? Ах да! Я сейчас.
               
                Бежит в другую комнату. Быстро возвращается.

Вот! На столе лежало. Помоги, мама! (достает таблетку) Быстрее!

                Светлана поддерживает голову Перхурова, Нелли кладет таблетку в рот, дает выпить воды.

Светлана. Как же так, как же так… Одно к одному. Толя, Толя, глотай таблетку. Вот выпей еще воды.
Нелли. Щеки порозовели. Сейчас отойдет. Хорошо — вовремя оказались.
Светлана. (шепчет) Дыши, дыши глубже. Сейчас полегчает. Все будет хорошо, все образуется. (прижимает голову Перхурова к груди).

 Нелли. (отходит в сторону) Господи, спаси нас, спаси всех заблудших, всех предавших имя твое, всех забывших тебя. Спаси души наши грешные, затерянные в телах, помыслах ложных, иссушенных неверием, страданиями, сомнениями; спаси от сытости и равнодушия, от злобы и насилия, от вражды и отчаяния. Спаси от искуса врага твоего — дьявола, от гнева его кровавого. Дай испить, о боже, из источника благости твоей. Всели веру в души обездоленных и несчастных для облегчения болей сердечных. Будь, о боже, милостив к покаявшимся, обретшим веру во всемогущество твое. Ниспошли на землю свою благодать, избавь ее от войн, мучений, истощения; внуши, нам грешным, любовь ко всему сущему, ближнему и к себе тож. Спаси человечество, землю нашу, природу от гибели; обрати сердца наши к добру, любви, красоте, к добру, любви, красоте, к добру, любви, красоте….

Светлана. Надо вызвать милицию и скорую, милицию и скорую, милицию и скорую.

                Входят Людмила, за ней Борис.
Людмила. Вот деньги. Собрали у Ивы. Мокрые…
Нелли. К любви, добру и красоте.
Людмила. Что с ним?
Светлана. Сердечный приступ. Пока не пришел в себя. Вот… дали от сердца. (протягивает бутылочку с таблетками.)
Борис. Я знал, знал, чувствовал. У меня было предчувствие.
                Входит Петр.
Петр. Я это… того… может чего? Помочь?
Светлана. Надо вызвать милицию и скорую.
Петр. А-а-а.. вот те нате. Напасть какая. Изводится мужик. Помогал много. Я сейчас, сейчас… Я быстро. Надо же… Сегодня утром… вот… только что разговаривали и… вот те нате.
                Занавес.


Пьеса опубликована в книге "Земное о земном".