Дед

Не застал я своего деда в живых. Рано он ушёл из жизни, видимо, война сказалась. Да что и говорить-то! На ком же та война проклятущая не сказалась? В каждой семье советской то ли муж, то ли сын, то ли отец на фронте побывал, а сколько ж с этого фронта не вернулось? А кто вернулся, тот либо больной на тело, либо на голову. Много страданий принесла та война.
Так вот, хороший, говорят, Василий Николаевич, ну, то есть дед мой, мужик был, справедливый. Не даром люди председателем профсоюза целого завода его выбрали. В каждую проблему вникал, и в бытовую, и в заводскую. Всегда за справедливость стоял. А справедливость, она ведь штука сложная. Это не то, что вс; поровну разделить, тут по-другому надо разбираться. А как же! Один рабочий лодырь-тунеядец, второй - передовик, и что? Неужели им зарплата одинаковая? Конечно, нет! Передовику - премия, тунеядцу - штраф. А если этот передовик по вечерам пьяный жену с детьми по посёлку с топором гоняет? Вот! Разбираться надо. Василий Николаевич и разбирался.
Говорят, когда его хоронили, то весь посёлок на похороны пришёл. Конечно! Все его знали. Уважали и прислушивались. Совета просили. Справедливого.
А еще раньше Василий Николаевич работал председателем колхоза, как с войны вернулся, так его сразу и выбрали. Хозяйство маленькое, не больше ста дворов, да и работников мало. Все рабочие руки в те года, в основном, в леспромхозы подались, там хоть и условия похуже, но зато зарплаты повыше. В общем, Василий Николаевич тянул хозяйство как мог. Тянул-тянул, да не особо вытянул. Началось укрупнение колхозов и его колхоз объединили с соседними. А он с семьёй переехал в рабочий посёлок на окраину города. Сам устроился на завод мастером, а жена его, то есть моя бабушка, туда же кладовщиком. Ну, и через некоторое время Василий Николаевич был избран Председателем профсоюза завода.
При этом обычный мужик был, компанейский, ничто человеческое ему не чуждо, и праздничные семейные застолья, конечно, старался не пропускать. Бывало, выпьет пару стопок беленькой, разойдётся за столом, и давай своего шурина, то есть брата жены, клеймить почем свет стоит.
- Ты, - говорит, - Петя, гад, такой разэтакий, всю войну у жены под подолом просидел, инвалидность себе выдумал, а у меня, пока ты прятался, ботинки к палубе примерзали. Нехороший, ты, - говорит, - человек, Пётр. Бабушка, конечно, вступалась за брата своего, но толку было мало. А ведь на самом деле, кто ж его знает, прятался шурин или нет, может, действительно инвалидом был. Да только Василию Николаевичу эта правда не интересна была. Молодой здоровый мужик, пусть и инвалид, по его мнению, должен был фронту помогать, хоть в тылу, но в армии. Что тут скажешь? Может и действительно так.
Имел право Василий Николаевич на такое мнение, так как с 1941 года служил он в Беломорской флотилии, стрелком палубного орудия на небольшом сторожевом катере в звании старшего краснофлотца. Нёс вахту в проливе Горло в Белом море, защищая Архангельск от вражеских кораблей и подводных лодок, встречал Северные конвои, те, что из Западных портов Америки к нам в страну оружие и провиант доставляли по ленд-лизу. Немцы об этих конвоях тоже знали, и всячески старались их потопить при помощи своей авиации, подводных лодок и надводных кораблей. Вот и случались морские стычки, большие и не очень, всю войну, вплоть до Победы. Что и говорить, и в море, и на земле, и в воздухе весь Север активно сопротивлялся немецким захватчикам, не даром заполярный город Мурманск носит почетное звание Город-герой. А налеты вражеской авиации на северные города, которые случались с завидной регулярностью? Ну, а палубное орудие, чем не зенитка? Вот и стреляли по самолетам-бомбардировщикам наравне с наземными зенитчиками. Говорят, что Василий Николаевич, хорошо стрелял, метко, не один самолет подбил, за что и был награжден орденом и медалью.
Не много рассказывал дед о войне, но одна история дошла до моих ушей через родственников. В самом начале войны, в 1941 году, встал дедов катер на вахту в пролив Горло, охранять вход в Белое море. Пролив как раз соединяет Белое море с Баренцевым. К тому времени на Архангельск уже было совершено несколько налетов немецкой авиации, да и подводные лодки к Белому морю подходили. И, будучи на боевой вахте, заметил Василий Николаевич что-то непонятное в море, а надо признаться, что до того дня, никто из экипажа катера вражеских подводных лодок не встречал. Так вот, позвал, дед офицера на помощь, указал, на непонятный предмет, и всеобщими усилиями предположили, что это рубка немецкой подводной лодки выглядывает из волн. Конечно, объявили боевую тревогу, стали палить из всех орудий, скинули с десяток глубинных бомб, а оказалось, что это плот бревенчатый из Двины в море унесло, плот воды набрал, встал вертикально, да так и плыл. Такая вот история. И смех, и грех.
Победу все ждали с нетерпением, но, когда война закончилась, молодые солдаты и матросы, младше 1916 года рождения, остались служить аж до конца 1946 года. Такие законы тогда были. Но Василий Николаевич не роптал. Надо, значит надо. Продолжил служить во флоте и восстанавливал нашу любимую Родину.
Говорят, хорошим мужиком был Василий Николаевич.
Жаль, что я не застал его живым.