Якуб Колас. Симон-музыкант. Часть I. Песнь I

                ПОЭМА


Белорусской молодёжи свою поэму посвящаю.

                Автор

               
                От родимой земли, от шума лесов,
                Из бесед вечеров,
                Из песен дедОв,
                От покинутых и позабытых детей,
                Из мерцанья ночей,
                Из течения дней,
                На которых и зиждется наше житьё,
                Где сплелись бытиё и небытиё,
                Собирались сокровища  в мыслях радивых,
                И я выход искал.
                Край родной много дал
                В словах-образах, песнях свободолюбивых.
                И в сокровищах этих, взаймы мне открытых,
                Сердцем прожИтых,
                Слезами омытых,
                Я нашёл в днях моих, в этой жизни минувших,
                Всё для вас, чутким сердцем ко мне заглянувших.
                Как долг, как дар,
                Поёт песняр.

_____________               
        Часть I
_____________
            
             I

      На равнине
      При долине
Рос на ветке, как в пустыне,
Лист зелёный, но проруха –
Липа, матушка-старуха,
Не заботилась о сыне.

      Он и хилый,
      Он немилый,
Обделён земною силой:
Он нелюб, хотя приметный;
Братья сварой неприветной
Делают судьбу постылой.

      Под короной –
      Пышной кроной
Липы статной и зелёной –
Колос ржи рос невысокий,
Позабытый, одинокий,
И от дома отлучённый.

    – Милый братка!
       Эта хатка
Ох, не даст тебе достатка, –
Лист сочувствует сиротке:
– Молодые дни корОтки,
И весна твоя несладка.

     – Так мне худо –
        Тут нет люда,
Я тут сгину, как паскуда.
А твои деньки как тяжки:
Ты, листок, в семье без ласки,
Как не рОдный, а приблуда.

                ***
– Ото ж хлопец народился!
И в кого ж удался он?..
Ну, куда ж ты торопился?..
Лучше б ты не жил, Симон…

Проку больше в мухоморе!..
Только грех с ним, только горе, –
Так не раз слыхал попрёки
От родителей своих.
А за что, за что упрёки?
Чем так разобидел их?

И за что же бьют малого
И цепляются чего?
Ну, скажите: что такого
В развлечениях его?

Что плохого в этих сказках
Или песнях? Почему?..
И напевы в ярких красках
Так и чудятся ему:
    
     «Я насыплю крынкой
       Жёлтого песочку,
       Белой хворостинкой
       Нарисую строчку.

       Шу-шу-шу! – песочек,
       Шорох золочёный,
       Верный мой дружочек,
       Солнышком калёный.

       На песочке зайки
       Шлёпают следочки…
       Вот такие байки
       Глянутся в песочке!»

Разве ж  грех сказать про это?
Что ж ругаются братки?
Сердце песнею согрето,
Сказкой полнятся деньки.

«Может, я, и вправду, лихо»,  –
Думал про себя Симон,
И, смеясь над чем-то тихо,
Напевал под перезвон
Колокола  из церквушки,
Тайный слушая язык,
Долетавший до избушки,
Где, пожаловавшись, ник.

А он слушает – ни слова,
То ль застынет, то ль заснёт,
То, очнувшись, снова-снова
Головой своей кивнёт
В такт чудесным дивным спевам,
Что звенят вокруг него,
И ласкающим напевом
Так и пестуют всего;

Перехватит вдруг дыханье,
Некий радостный порыв
Вдруг войдёт в его сознанье,
Песни, басни сотворив.

У него свой мир и дело,
Образы свои, житьё.
Всё в душе его имело
Отражение своё.

Он прислушивался к эху,
Разговаривая с ним,
И завёл ещё потеху –
Гомонить с собой самим.

На смех хлопца подымают:
– Во, видали дурака! –
По затылку бья, шпыняют,
Как какого-то щенка.

А он даже не заплачет,
Только голову пригнёт,
Если кто-нибудь подначит
Иль лениво подтолкнёт.

Убежит, бедняжка, в страхе,
С думой сев у борозды:
Может, втайне от мамахи
Натворил какой беды?

Может, оскорбил старшого?
Против всех пошёл один?
Нету ничего такого –
Ни проступков, ни причин.

Таки правда: непохожий
Был Симонка на других:
Был помечен искрой божей –
У него в глазах живых
Думка некая блистала,
Он глядит на мир, глядит,
И на губках смех, бывало,
Заблудившись, задрожит;

Смотрит и не замечает –
То мечтам предастся он,
То как девочка пытает:
– Мама, что это за звон? –

Стал ещё он интересней,
Чем мне слышался вчера.
И по ком же этой песней
Колокол звонит с утра?

Почему с печальным рвеньем
Будит здешние леса?
И Симонка с упоеньем
Ловит звоны-голоса.

И как только звон небесный
Зазвучит ему в тиши,
Вздрогнут арфою телесной
Струны все его души:

Сердце хлопчика забьётся,
Сам, как лист, он задрожит,
И душа его, сдаётся,
Вслед за звоном полетит –

Так зайдётся в упоенье,
Что ему, небось, сквозь сон
Что-то вспыхнет на мгновенье,
Только что – не вспомнит он.

И не может описать он,
Что ему сказал звонок,
Смысл которого понятен,
Но язык постичь не смог.

Но он чувствует душою,
Сердцем чутким и живым:
В этом звоне есть такое,
Что живёт с рожденья с ним.

Да никто не знал о струнах,
Нитях потайных души,
Зазвучавших в мыслях юных
Голосом немым тиши;

Даже в тишине заклятой
Есть свой голос, есть свой дар,
Многоликий и богатый,
Полный музыки и чар.

              ***

От родительской нехватки
Рос, как нелюбимый сын,
Потому что недостатки
Только он имел один.

Не такой он, как все дети,
(Так все выродки чудны)
Нёс вину за всё на свете,
Виноватый без вины.

С ним и дети не дружили
И не брали до гульни,
Одиноко проходили
У него весною дни.

Одинок – не обездолен,
Так ещё и лучше жить:
Тут он сам себе был волен
Песни петь и гомонить.

Летом тут ему раздольно:
Вон из хаты в поле, луг;
Здесь везде тепло, привольно,
Много солнца, свежий дух.

Сядет он на камень гожий,
Не сгибаясь, помолчит,
Словит сердцем спев пригожий,
И как жизнь загомонит!:

Зазвонят как, заиграют
Мушки, бабочки, жучки,
И головкой закивают,
Засмеявшись, васильки.

Спев так в сердце отозвался,
И так сделалось светло,
Что Симонка рассмеялся,
Всё смеялось и цвело.

Замирал тогда хлопчинка,
Прикасаясь к бытию,
Узнавая, как травинка
Думу думает свою.

Что гутарит ржаный колос,
И о чём шумит ячмень,
И чего спевают в голос
Мушка, богомол, слепень,

Над серебряною рожью
Жаворонок что поёт,
Красоту вселяя божью,
И зачем с небесной дрожью
Ветер в вышине плетёт
С синевой и облаками
Над землей свои венки…
Не насмотришься часами!
Что за славные деньки!

Замечает всё Симонка:
То, как в осень журавли
Крик прощальный ронят звонко
Над просторами земли.

Шнур живой, изогнут крюком,
В даль небесную зовёт,
И весь клин с гортанным звуком
Старый журавель ведёт;

Крылья машут с плавной силой
Под началом вожаков,
Покидаюя край свой милый,
РОдный кут глухих лесов.

Шнур, бледнея, исчезает
В дымке неба голубой
Хлопчик вслед за ним взлетает
Ко судьбе, совсем другой.

Так он долго смотрит следом,
Улетая с ними вдаль,..
Светлый край ему неведом,
Птицы унесли печаль.

Там теплей и слаще зимы…
Ну, прощайте до весны!..
Растворились херувимы,
И уж крики не слышны.

Так и жил он, поднимался,
Как при стёжке той горох:
Бегал, в поле забавлялся
Сам с собой, как только мог,

Разговор вёл с колосками,
Песни складывал к утру,
С мотыльками, как с братьЯми,
Час делил свой и игру.


Поэтический перевод с белорусского
© Сергей Фомин
Семикаракорск
6 – 9 февраля 2025 г.


Якуб Колас

Сымон-музыка

Беларускай моладзі сваю паэму прысвячаю.

                Аўтар

                Ад роднае зямлі, ад гоману бароў,               
                Ад казак вечароў, 
                Ад песень дудароў, 
                Ад светлых воблікаў закінутых дзяцей, 
                Ад шолаху начэй, 
                Ад тысячы ніцей, 
                З якіх аснована і выткана жыццё 
                I злучана быццё і небыццё, – 
                Збіраўся скарб, струменіўся няспынна, 
                Вясёлкавым ірдзеннем мне спяваў, 
                І выхаду шукаў 
                Адбітак родных з’яў 
                У словах-вобразах, у песнях вольнаплынных. 
                I гэты скарб, пазычаны, адбіты, 
                У сэрцы перажыты. 
                І росамі абмыты
                Дзянніц маіх, дзянніц маіх мінулых, 
                Для вас, душою чулых, 
                Як доўг, як дар, 
                Дае пясняр.

 
 
ЧАСТКА ПЕРШАЯ


 
I

На галіне
Пры даліне
Ліст на дрэве марна гіне:
Ліст зялёны, ды ўмірае.
Ліпа, матухна старая,
Ой, сыночка свайго скіне!

          Ён пахілы,
          Ён нямілы,
У сям’і не мае сілы:
Тым нялюбы, што адметны,
I браты з ім непрыветны –
Мусіць, лёс такі пастылы.

         Пад каронай –
         Парасонам
Ліпы пышнай і зялёнай –
Адзінокі колас жыта
Рос замкнёна і забыта,
Адарваны ад загона.
         
        – Мілы браце!
          Ў чужой хаце
          Не нажыць табе багацця, –
Ліст сіротцы спагадае: –
I вясенька маладая .
Для цябе – у вечнай страце.
         
        – Так, мне трудна –
          Тут нялюдна,
Я тут згіну неабудна,
Ды твой, лісцік, лёс больш цяжкі:
Ты ў сваёй сям’і без ласкі,
Бы не родны, а прыблудны.
 
               ***               

– Ото ж хлопец урадзіўся!
I ў каго ж удаўся ён?..
Ну, куды ты ўтарапіўся?..
Лепш бы ты не жыў, Сымон...

Уй, няўклюда, мухамора!..
Грэх адзін з ім, адно гора. –
Не адзін раз чуў папрокі
Ад бацькоў сваіх хлапчук.
А за што, за што нарокі?
З-за чаго той злосны гук?

I завошта б’юць малога
I чапляюцца чаго?
Ну, скажыце: што благога
У тых забаўках яго?

Хіба грэх складаць казанкі
Або песенькі? Чаму?
Але ж гэтыя спяванкі
Так і чуюцца яму:

          «Я насыплю горку
          Жоўтага пясочку;
          Правяду разорку
          Беленькім кіёчкам.
          Шу-шу-шу! – пясочак
          Шурхнуў залаценькі.
          Пясок – мой дружочак,
          Дробненькі-драбненькі.
          На пясочку зайкі
          Кідаюць слядочкі...
          Ой, якія байкі
          Баюць мне пясочкі!»

Хіба ж грэх казаць пра гэта?
Чаго ж сварацца бацькі?
Песняй сэрцайка сагрэта,
Казкай ясняцца дзянькі.

«Мусіць, я, дапраўды, ліха», –
Сам сабе сказаў Сымон
I чагось смяяўся ціха
Ды спяваў, званіў, як звон

Той стары, што са званіцы
Адбіваў таемны зык
Ды каціўся за крыніцы
I дзесь там жалобны нік.

А ён слухае – ні слоўка,
Бы застыне, бы засне,
I сама сабой галоўка
Заварушыцца, кіўне
У тахт нейкім дзіўным спевам,
Што звіняць вакол яго,
I ласкаючым павевам
Песціць, гойдае ўсяго;

Аж захопіць дух блазноце
Нейкі радасны парыў,
I ў самоце-адзіноце
Песні, байкі ён тварыў.

У яго быў свет цікавы,
Свае вобразы, жыццё,
I ў душы яго ўсе з’явы
Сваё мелі адбіццё.

Ён і рэха сваё кліча
I размову вядзе з ім...
Меў яшчэ ён такі звычай –
Гаманіць з сабой самім.

На смех хлопца падымаюць:
– Вось дурубала, даўбня! –
I ў патыліцу штаўхаюць,
Бы не хлопец, а шчаня.

А ён нават не заплача,
Толькі голаву прыгне,
Як яго рука лядача
Неспадзеўна штурхане.

Адбяжыць, бядак, у страсе,
Разважаць пачне тады:-
Можа ён у гэтым часе
Натварыў якой бяды?

Мо зняважыў ён старога?
Мо на ўсіх пайшоў адзін?
I не ведае нічога, –
Ні праступку, ні прычын.

Так, і праўда: непадобны
Быў Сымонка на другіх:
Гэта быў хлапчук асобны.
У яго вачах жывых
Думка нейкая бліскала,
Утаропіцца, глядзіць,
I на губках смех, бывала,
Заблукае, задрыжыць;

Пазірае і ўнікае –
Так аддасца марам ён
Ды знячэўку запытае:
– Чаго, мама, стогне звон? –

О, звон гэты быў цікавы,
Незвычайны звон, стары.
Пра якія ж гэта справы
Ён там бомкае ўгары?

Чаго так у засмучэнні
Будзіць там тыя лясы?
I Сымонка ў захапленні
Ловіць звону галасы,

Бо як толькі звон зазвоніць,
Як завойкае ўвышы, –
Адгукнуцца, загамоняць
Струны ўсе яго душы.

Сэрца ў хлопчыка заб’ецца,
Сам увесь ён задрыжыць,
I сама душа, здаецца,
Услед звону паляціць, –

Так узрушыцца хлапчынка,
I тады, нібы праз сон,
Штось мільгнецца на хвілінку,
Але што – не ўцяміць ён

I не можа даць назовы,
Што чуваць у тых званох,
Бо ўлавіць там сэнсу мовы,
Адгадаць яе не мог,

Але чуў ён, чуў душою,
Сэрцам чуткім і жывым
У тым звоне штось такое,
Што жыло і ў ім самім.

Ды ніхто не знаў тых струнаў,
Патайных ніцей душы,
Што злучаюць гук пярунаў
З немым голасам цішы;

Бо і ў той цішы зацятай
Есць і голас і свой твар,
Разнастойны і багаты,
Поўны музыкі і чар.

            ***

Бедны хлопчык быў загнаны,
У бацькоў нялюбы сын,
Бо відочныя заганы
I меў толькі ён адзін.

Не такі, як усе дзеці,
Нейкі вырадак, дзіўны,
Нёс віну за ўсё на свеце,
Вінаваты без віны.

З ім і дзеці не дружылі,
Не прымалі да гульні,
I ў самоце прахадзілі
Веснавыя яго дні.

I любіў ён адзіноту,
Бо так лепей было жыць:
Тут ён мог сабе ў ахвоту
Песні пець і гаманіць.

Вось улетку дык раздольна:
Выйдзе з хаты ў поле, луг;
Цёпла ўсюды і прывольна,
Сонца многа, чысты дух.

На каменьчык сядзе ў збожжы,
Не схіснецца і маўчыць,
Ловіць сэрцам спеў прыгожы,
Як жытцо загаманіць,

Як зазвоняць, заіграюць
Мушкі, конікі, жучкі,
I галоўкай заківаюць, -
Засмяюцца васількі.

Спеў у сэрцы адклікаўся,
I так дробненька было,
Што Сымонка сам смяяўся,
Ўсё смяялася, цвіло.

Заміраў тады хлапчынка,
I здавалася яму,
Што ён знае, як травінка
Сваю думае думу,

Што гаворыць жытні колас,
I аб чым шуміць ячмень,
I чаго спявае ўголас
Мушка, конік, авадзень,

Што ўгары над срэбрам жыта
Пяе жаваранак той
Так прыгожа-самавіта,
I зачым у высь блакіту
Ідзе ветрык пехатой,
У высь тую, дзе хмурынкі
Над зямлёй плятуць вянкі...
Ці ж не мілыя часінкі?
Ці ж не слаўныя дзянькі?

Замляваў увесь Сымонка,
Як увосень жураўлі
Крык музычны роняць звонка
Над прасторамі зямлі.

Шнур жывы, загнуты крукам,
Ледзь чарнеецца ўгары,
I ўсё стада з -смелым гукам
Журавель вядзе стары;

Плыўка, згодна ходзяць крылы,
Як адно, у тахт адзін –
Пакідаюць край свой мілы,
Родны кут глухіх лядзін.

Шнур знікае, тоне ў багне
Мора сіняга нябёс,
У прастор і хлопчык прагне:
Там другі, напэўна, лёс.

I ён доўга, нерухомы,
Там стаіць і ўсё глядзіць
У край светлы, невядомы,
Дзе знікала тая ніць

Вольных пташак на ўсю зіму...
Ну, прашчайце да вясны!..
Поле, неба прад вачыма,
I ўжо крыкі не чутны.

Так і жыў ён, гадаваўся,
Бы пры сцежцы той гарох:
Сам з сабою забаўляўся,
Бегаў, бавіўся ў палёх

I размовы вёў з жытамі
I складаў ён песні дню,
З матылькамі, бы з братамі,
Час дзяліў свой і гульню.