Малыш и его броня

Малыш и его броня

Жил-был Мальчик. Ему совсем недавно исполнилось три с половиной года. Он гордо носил густую, пушистую, но совершенно непослушную шевелюру, а из-под длиннющих, как зимние вечера, ресниц на мир смотрели огромные выразительные карие глаза.
Мальчик, как и все дети его возраста, ходил в детский сад. Садик был местом, где его всегда ждали и встречали с радостью. Его приходу радовались все – и воспитатели, и дети. Каждое утро, когда малыш входил в тёплую, светлую гостиную группы, воспитатели приветствовали его по имени и с улыбкой предлагали помочь помыть руки перед вкусным завтраком. Дети же, по своему обыкновению, здоровались взглядом, считая слова пустой, не столь существенной оболочкой, отвлекающей от действительно главного — Игры! Пройдёт ещё немного времени, и у детей появятся общие игры. Но пока каждый был погружён в свой мир, хотя соседство с мирами друзей уже дарило ощущение опоры и добавляло уверенности.

Через утреннюю дверь проходили воспитатели с нянечками, дети и даже порой родители. Каждый проносил через порог свои чувства: улыбку или тревогу, радость или огорчение от недосмотренного перед сном вечернего мультика. Кто-то волочил за собой из дома досаду утреннего подъёма, вспоминая, как было приятно лежать под уютным одеялом, вытянувшись во всю длину, и слушать уходящий сон. Разве могли это понять сосредоточенные на своих "важных делах" взрослые? 

Взрослые приносили с собой заботу, снимая с верхней одеждой автобусную толкучку, нервную бесконечность дорожных пробок, доставая из рукавов рабочий настрой и обнимая улыбкой детей. Дети не всё видят ввиду занятости настоящими делами. Не всё понимают в силу своего возраста. Но чувствуют всё и всегда. Они чувствуют эту улыбку, принимая её как должное, как объятья, ведь не каждому ребенку нравятся объятия физические. Им не нужно равнодушное словесное "доброе утро", а вот внутреннее тепло, доброта в глазах, спокойствие твоих рук — жизненно необходимо. Они чувствуют наше даже сиюминутное расстройство — зыбкую тень переживаний, лёгким облачком скользнувшую по лицу. Чувствуют напряжение, обиду. И, не понимая причин, они принимают весь этот груз на свой счёт. На свои ещё не сформированные плечи.

Мальчик охотно ходил в детский сад и, конечно, всем сердцем любил дом. Любил свою уютную комнату, цвет стен которой выбирал сам. Собственной, отдельной комнатой он очень гордился. Там даже стояла палатка, куда можно набить разных игрушек до потолка и потом забраться с ногами, целиком в этот личный, свежесозданный волшебный мир. Дома его окружало родительское тепло и забота, игры со старшими братом и сестрой, где малыш, несмотря на более чем десятилетнюю разницу в возрасте, был равноправным участником.

Детский сад Мальчику тоже очень нравился. Он не хотел оставаться дома по утрам и поначалу искренне расстраивался от того, что неделя так неожиданно заканчивалась, и будни сменяли невесть откуда взявшиеся выходные. Но, возвращаясь домой из садика, он радовался и ощущал, как дом окутывает его теплом и любовью: кресло раскрывало мягкие кремовые объятья и обнимало любимым с рождения, бирюзовым одеялком-пледом, связанным бабушкой из нежных, толстых шерстяных нитей; в кресле можно свернуться калачиком под пледом и просто тихонько полежать, прислушиваясь к домашним голосам.

Вставало солнце, будя очередной рабочий день, и детский сад распахивал гостеприимные двери. Нянечки и воспитатели открывали окна, включали свет, и на этот свет начинали "слетаться" детки. Вот пришел и наш малыш.

Едва переступив порог садика и закрывая за собой дверь, Мальчик первым делом надевал на себя тяжёлую, ничем непробиваемую броню. Блестящая снаружи она удивительно подходила ему по размеру. Сделанная из серебряных чешуек неизвестного, тёплого материала, она идеально сидела на малыше, не давила, не жала, не болталась – броня сидела как влитая, словно была частью его самого. Два недостатка было в ней: непомерная тяжесть – расплата за совершенную защиту, и ручки, как у двери с обеих сторон, при полном отсутствии замков. Снаружи ручки позволяли открыть эту крепость, а изнутри – закрыть её и держать, чтобы не допустить проникновения извне.

Специальным выключателем малыш выключал внутри все лампочки и ждал, чтобы свет ушёл. Чтобы всё внутри неспеша потемнело. Чтобы тьма стала окончательной, непроглядной, как в самой глубокой ночи. Чёрные, без окон, гладкие стены, чёрная дверь с гладкой, черной как смоль, ручкой - даже воздух был непрозрачным и, казалось, чёрным на вкус. И лишь когда глаза окончательно привыкали к темноте он включал маленький потайной фонарик, чтобы слегка разбавить невыносимую густую тьму волшебным лучом. Чернота сдавалась, становясь серой и малышу не было страшно находиться внутри.

Мальчик брался за внутренние ручки своих доспехов и, крепко упираясь ногами в пол, готовился к обороне. Молча, в темноте, один, он защищал свой мир от чужих. Они звучали снаружи, издавали какие-то звуки, дёргали за ручки двери, пытаясь открыть ее, стучали и даже звали его по имени, но мальчик держался и никого не пускал к себе. Не слезинки, ни единого зова о помощи. Он просто держался изо всех сил. Боролся до конца. А потом, в конце дня, за ним приходили, и он шел домой. И только на пороге, у самой двери детского садика, он снимал свою воображаемую защиту, бережно складывал ее в уголке своего сознания, чтобы завтра быть готовым надеть её снова и вновь встать на защиту своего хрупкого, но такого важного мира.

Эта совсем невыдуманная история посвящается моему младшему сыну, который начал говорить в три года и первый год в детсаде не проронил ни слова, несмотря на то что дома уже разговаривал.  День ото дня борясь за свое право молчать…

06.01.2025