Лев Императора
и внешне яростным казался, но в душе его росла печаль.
Он слышал песни в залах императора, и слышал фальшь в них - всё было не то. И император был не тот...
И лев ругался, жаловался, плакал, но если кто и различал такое в рыке, то разве что дворцовый дальний родич - кот.
«Мой господин, - лев говорил, - ведь здесь не верят даже, что способен зверь заговорить.
Пришли вы как-то, чтобы мне, хвостатой бессловесной твари, душу подарить.
И вот теперь я с нею - у меня есть разум, сердце, я умею даже шум толпы базарной от искусства истинного отличать.
Но только тело-то осталось прежним, и не дано запеть мне - только лишь рычать.
И не дано любить мне, музыке и прочему прощать несовершенства, как умеете лишь вы.
И я один, попавший в клетку (вы сказали - на свободу), и позабыли обо мне другие львы…
Ах, вы скажите, может, и они такими станут, или я вечно буду заперт здесь один?
Придите, говорите же со мною снова. Мой господин...»
Так говорил он, рвался на свободу, порою клял дворец, людей, певцов бездарных, императора; рычал…
А господин, горюя, что его несовершенен голос, как мог - базарным шумом, звоном стали и монет, и скрипом клеток во дворцах,
и императора тревожным взглядом, и беззаботной радостью певца -
всё время отвечал.
07.02.25
Свидетельство о публикации №125020800506