Первобытные

 – Предыстория. Первобытные –

    Вместо эпиграфа:  нижеизложенное
излишне серьезно воспринимать вряд
ли надо и можно.
              …они были первобытными…

0. Лобастый и широкоскулый,
Лицо в морщинах, взгляд наивный;
И с неплохой мускулатурой,
И с грудью крепкой и массивной;
          Одежды – шкуры; обувь – тоже;
          Из пасти рык, а может хрип;
          Суровый, злой и толстокожий –
          Наш предок, то есть прототип;
Дикарь, ручищи как оружье,
Дубину сжал, страшнее нет,
Не озабочен всякой чушью –
Стишки, театр, и прочий бред;
          Ему б пожрать, набить желудок,
          Уйти б от хищника клыков,..
          Мир тех времен жесток и жуток,..
          А этот разве не таков?..
Сухой и теплый кров ему бы,
Да тройку б женщин да детей,
Вдруг попадет одна льву в зубы,
От тигра не уйдет когтей,
          Не убежит от носорога,
          Насадит тот ее на рог, -
          То есть не нужно недотрогу,
          Прок небольшой от недотрог;
Стоит он, щурится на солнце,
И размышляет про себя,
То жмурится, то улыбнется,
Легко дубину теребя;
          Вон, кстати, вепрь, отоварю
          Его дубиной по балде,
          Костерчик запалю, зажарю,
          Пора подумать о еде.         

1. Свет… очнулся… глаза приоткрыл,
Значит, жив,.. неожиданно,.. вот те на,
Вдалеке кто-то где-то завыл,
Пролежал, оказалось, тут до темна.
          Голова болит, в темя забили как кол,
          А еще в ушах точно клёкот застыл;
          Ни фига себе, - он пробурчал, - прикол;
          И от мысли да треска в башке загрустил;
Кто-то вдарил камнем из-за скалы,
То ли кулак был как хороший валун;
Люди очень в последнее время злы,
Ну а может пошутил какой-либо шалун;
          Но боль нешутейная, хорошо дырки нет,
          И как будто вырос здоровенный шишак;
          Да еще на щеке струйки крови след,
          Да не верен еще, как встал, его шаг;
Это что же такое, средь бела дня
Получил по затылку, от кого? и чем?
Вот такая случилась нежданно фигня,
До сих пор не случалось подобных проблем;
          Голова гудит, хорошо есть настой,
          Он его у Старухи недавно отнял,
          Она знает травы, знать, настой не простой,
          Им шишак окропил, глотком боль унял.
Детектив, прям, какой-то,.. а где Шкура его?
Эту самку так звали самки ближних родов;
Но он всем навалял, кто был с ней до него,
А Казлу навтыкал между глаз и рогов;
          Солнце, огненный глаз, поднялось над скалой,
          Он стоял и, прищурясь, в глаз этот глядел,
          Словно чтоб увидать в нем о жизни былой,
          Либо, кто по балде дал, увидеть хотел:
А вчера он по тыкве Парасю настучал,
И Коню, вроде бы, он заехал в табло,
Крысу около дуба немного помял,
С ней, худой, повозиться было не тяжело;
          А еще Жэ за толстую жэ ущипнул,
          И не помнил, кого еще, и, конечно, за что,
          И за что, не мог вспомнить, Казла Козу пнул,
          И казалось, что что-то он сделал не то;
Ну Бычару с холма он куда-то послал,
Вроде бы далеко, но куда и на кой ?
И еще сложил руку и кулак крепко сжал,
И по бицепсу левой постучал он другой;
          Что нашло на него ни с того, ни с сего?
          Коллаборационистом старосту обозвал;
          Лишь вождю рода-племени своего,
          Глядя прямо в глаза, ничего не сказал.
А со Шкурой всю ночь пили данный настой,
Он был горек и жег как огня языки;
И к Луне лишь кувшин оказался пустой,
Его мозги сварились, как и Шкуры мозги;
          И еще он дубину похерил свою,
          И повязку набедренную потерял;
          Он стоял на восходе скалы на краю,
          Смотрел в небо и шишку свою потирал;
Он, конечно, признаться, терял не впервой,
Но где ж самка, дубинка, повязка и шнур????
Это ж все же неплохо, что он живой,
И поэтому будет еще много шкур;
          А в бутыли из глины больше нет ни фига,
          Он стоял, глядя прямо под ноги свои;
          Не его здесь ступала, но чья-то нога,
          На стволе липы след лапы в свежей крови;
И конечно вопрос: кто инкогнито тот,
Кто тяжелым его отоварил сполна?
Может быть человек, может, зверь или скот?
И еще – вправду если, - его в чем вина??

2. Первобытный тогда был с другими
До тех пор, пока не ушел,
Со старыми и молодыми,
Пока новую не нашел;
          В Темной чаще она заблудилась,
          Племени и слова иного,
          Худовата (потом округлилась,
          Но не сильно, вполне и немного);
Парни племени претендовали,
На рожон лез вождь и в бутылку,
Во главе с чифом надавали,
Получил и в фэйс и по затылку;
          Но отбил, не отдал, показал им,
          Этим дурням, грибным наркошам;
          Под завязку назвал козлами,
          Настучал некоторым по рожам;
И вождю в глаза прямо смотрел он,
И белки их были кровавы,
Но и он был не пальцем делан,
Знал хоть, что в этот раз неправый;
          А она в дикой кошки шкуре,
          А на жиле на шее когти;
          Нет претензий к ее фигуре,
          В синяках-ссадинах плечи-локти;
Тонковаты ноги, да ладно,
Впрочем, крепкие, то, что надо;
Она ёжилась, было прохладно,
Только встречи не то, чтобы рада;
          Прежнюю отдал он мужчинам,
          Право, всем приходилось меняться;
          Но ему по каким-то причинам
          Не хотелось уподобляться;
Что-то новое вдруг в нем возникло,
Он решил, его будет Кошка;
Не надолго, знал, тема затихла,
И свои ж оторвут ему бошку;
          Ибо есть племени законы,
          Ибо самки – имущество всех их,
          Они сложены Испокона,
          И Устои из самых первых;
Мужикам, им присунуть кому бы,
И он тоже, как все, такой же,..
А у ней точно ягоды губы,
А у ней молоком пахнет кожа;
          А у ней нет шерсти на теле,
          Только светлый пучок там, где нужно;
          На нее все парни глядели,
          И стонали и охали дружно;
Но их много, а он один ведь,
А у ней ноги как у газели,..
Видел – их начинает клинить,
Так они на нее глазели;
          Гопота, подумал, а я-то,
          Разве ей с кем-то вправе делиться!?
          А они вечно брат на брата,
          А он разве такой же тупица?!
Фиг им – Кошку, блин, детский лепет,
Пусть своих заведут, хоть как пальцев;
Больше этого он не приемлет
В их эпохе неандертальцев!
          Не отдал, и был изгнан ими,
          А вождя право – хрен ему в дышло!
          Пусть займутся своими ль, чужими,
          Ничего у них с ней не вышло.

3. Он хотел все-таки вернуться
К сотоварищам, сестрам и братьям;
Как ему б со своей не загнуться,
Только вряд ли назад их принять им;
          Зимы стали вдруг холоднее,
          Духи словно хотят их угробить,
          Да и зимы теперь длиннее,
          Как бы духов этих задобрить?
Когда вместе, оно надежней;
Вождь – ушёл, побелел как снег, старый;
Про все выведать было не сложно,
Корешков оставалась пара;
          С детских лет вместе, выжить случилось,
          Долго жить редкому удавалось;
          У кого как, конечно, сложилось,
          А о большем и не мечталось;
Жил он не за бугром вместе с Кошкой;
За холмами по слухам иначе;
Люди носят теплее одежку,
Плодов много да дичи в придачу;
          Им уйти бы теперь за болота,
          Сложен кров где похож на бобровый;
          Стала хуже теперь охота,
          Климат более стал суровый;
Надо с племенем соединиться,
Для него это явным стало;
Уходил зверь, летели птицы,
Холодов пора скоро настала;
          И вот, не точа больше лясы,
          За зверьём вслед гонимы вьюгой,
          Все отправились, взяв запасы,
          И он с ними и с Кошкой-подругой;
Под ногами то хруст, о всплески,
Сверху то дождь, то белые мухи,
А они сквозь леса да пролески,
Люди, самки, детишки, старухи;
          То в молчании, то балагурят,
          То вперед, то ночлеги-привалы,
          То во все глаза смотрят, то щурят,
          Им наесться б хоть раз до отвала;
И заметил он, и не однажды,
Тем, слабей кто, всегда помогали,
Ведь любой нужен был и каждый,
Все к единой цели шагали;
          Старики шли и пацанята,
          Да два раненых зверолова;
          А с калеками прежде когда-то
          Обходились довольно сурово;
А теперь, в условиях новых,
Новый чиф коль и направленье,
Надобность есть в решеньях толковых
Да людские важны отношенья;
          И не знали они, что будет,
          С чем столкнуться придется потом им,
          Куда путь приведет, как закрутит;
          И как станется жить их потомкам,..
А пока человечье племя
Продиралось сквозь лес и трясины;
Ценны женщины в каждое время
И не менее, чем мужчины,-
          Так сказала Кошка Хромому,   
          Морщил лоб он и улыбался;
          Тихо произнесла и весомо,
          И он, нехотя как, соглашался…

4. «..пещерный Муравей, товарищ мой,
Какая встреча, как ты поживаешь!? -
Пятьсот веков назад вещал Хромой, -
На лаврах, вижу, вряд ли почиваешь;
          С тобой давненько не встречались мы,
          Не молодеешь, как и я, дружище,
          Два лета миновало, две зимы,
          Пожать вновь рад неслабую ручищу…»
Рукопожатье двух медвежьих лап,
Под кожею ладоней хруст как стоны,
Со стороны их диалог – что рык да храп,
Но их беседы смысл вполне пристойный;
          Хромой и Кошка; Муравей – один.
          Их ареалы смежные отчасти
          Холмов на стыке и больших равнин,
          За пару лет ни до свидания, ни здрасти;
И вот столкнулись у отметины границ,
И оба радостны пещерных человека,
Пусть взгляды дикие из впадин их глазниц,
И женщины из каменного века;
          «Будь гостем, у того ручья наш дом»,
          Хромой не выдал основного их строенья,
          Невидимого и вблизи притом,
          Для чужака совсем не в поле зренья;
А первый из стволов и из ветвей
Был для отвода глаз давно построен
Для прошеных-непрошеных гостей,
И соответственно внутри был обустроен;
          Уверенный, но насторожен чуть,
          Зашел под кров не каменный впервые
          И почесал с густою шерстью грудь
          И ссадины и шрамы боевые;
«В подобной хате прежде не бывал,
Но в ней от тигра вряд ли есть спасенье;
Да и зимой в ней жить бы я не стал,
Не объективное, конечно, наблюденье».
          Три блюда глиняных тем временем на стол,
          Прибрав бегом, хозяйка водрузила,
          А в них по рульке, угощайся, мол,
          И стопочки из глины не забыла;
«Людей мы добрых рады здесь принять..»
Но Кошку он не замечал как будто,
Но искоса и мельком, не отнять,
Глядел на грудь ее, кувшинчик да на блюдо;
          «Итак, за встречу и за нас с тобой,
          За духов и за добрую охоту»;
          И выпив “за.. “, закушали едой,
          А есть и вправду было всем охото;
«А эта новая твоя, что ж, не плоха,
Костлява малость, мышцы маловаты,..
Моя ушла в мир духов Шелуха,
И я опять и снова неженатый…»
          «Что с ней стряслось?! всегда была бойцом!
          Я помню, вечно в силе, в духе, в теле,
          И с добродушным взглядом и лицом,
          К улыбкам склонна, пляскам и веселью,..
Нам жаль, поверь..» - «Привык уже,.. ушла
Она недавно, пара лун всего-то;
В змеином яде видно много зла,..
Мне новую найти теперь забота…»
          За Шелуху подняв, до дна отвар,
          Не чокаясь, как предки завещали…
          Конечно Муравей еще не стар,       
          Но молодуху он найдет едва ли.
Путевых самок нынче пруд пруди,
И можно заарканить хоть какую,
Но подходящую попробуй-ка найди,
По ласке женской в на`туре тоскуя;
          Хромой еще отвару всем налил –
          Сок лебеды, полыни, мяты, хмеля,..
          «Чего-то ты малёха загрустил,
          Все устаканется со временем, земеля..»   

5. Я нынче вспоминал, как мы гурьбой –
Был Муравей, Шишак и Крендель тертый,
Паук и Гнус, и с ними был Рябой,
И с ними Вялый, Гусь, Мохнач и даже Твёрдый;
          Как обложили зверя в этот день;
          Всё как вчера, все помню до сих пор я;
          Огромный он, хорошая мишень,
          Сам зла дух он и властелин предгорья;
Весь черный, шерсть длиннющая густа,
Клыки из камня как, остры, ужасны;
Его убить один шанс против ста,
Поймать его желания напрасны;
          Глаза – два солнца, как огонь живой,
          А хвост как смерч – убьет и не заметит;
          Как глыба туловище с глыбой головой,
          И как скала, по видимому, весит;
Он убивал и наших и чужих,
Он разогнал окрест стада и стаи;
Он не один был, но вожак у них,
Зверюга страшная и очень непростая;
          И грива что огромная копна,
          И длиннозубые до горла не достанут;
          Как панцирь мускулистая спина,
          Удар любой навряд ли даже ранит,..
А мы смогли зверюгу завалить,
И нас осталось меньше половины;
И жажду свежей кровью утолить,
Рык услыхав его последний львиный;
          Да, Черный Лев, то был сам Черный Лев!
          О ком слагались небыли и мифы.
          На следующий день лишь, осмелев,
          Туда отправились стервятники и грифы;
И прайд ушел, и самки и самцы;
Вернулись в край наш волки и медведи,
Олени, даже ласки и песцы,
И многие и прочие соседи;
          А нас осталось пятеро всего,
          Затем прибились Шелуха и Птаха;
          Вернулись все, свалил кто далеко,
          А мы с тех пор не знали чувства страха.

6. «..всё непросто под Огненным оком..»
«Просто разве под Белым глазом?»
«Не видать в темноте, кто под боком,..»
«Обмануться возможно часом..»
          «А еще дырочки в покрывале,
          А сквозь них синий свет лучится;
          Из шкур духи когда-то сшивали,
          Потому хорошо ночью спится.»
«Только вот проспать можно ночью
Наших же соседей атаку..,»
«Нападение стаи волчьей,
Благо, что приручили собаку…»
          «Или…»,.. в этой ночи кромешной,
          Хотя звезды тьму пробивали,
          В той природе, еще безгрешной,
          Четверо косматых не спали;
Задался день, поели сытно,
И хотелось им пообщаться;
В темноте ничего не видно,
До утра не могли распрощаться;
          Обсудить день минувший надо,
          И составить на завтра планы;
          Ветер с озера нес прохладу,
          Освежая Большие поляны;
Где-то громко гиена скулила,
Хохотал кто-то в девственных кущах,
Не до смеха кому-то пусть было,
Но не испугать здесь живущих;
          Они столько прошли, не представить,
          Столько времени, не запомнить,
          Пополняли и опыт и память,
          Чтобы знать, как в пути не сдохнуть;
Потому они – землепроходцы,
Выжить – их основная задача,
За жизнь, ох как, пришлось им бороться,
Да продолжить свой род в придачу;
          Впрочем, сами они как дети
          С образом мышленья наивным,
          Но осваивались на планете,
          Жажда жизни являлась мотивом;
Луна-глаз тихо проплывала,
И сужались полян размеры,
Неба черное покрывало
Заставляло уйти в пещеры;
          Эти четверо, то есть две пары,
          Под сосной сидели высокой,
          С темноглазой своей сухопарый
          И хромой своей светлоокой;
Разговоры о всяком и важном,
И обычные, может быть, споры,
И с днем распрощавшись вчерашним,
Отдыхать уйдут они скоро;
          Из-за шкуры огромной медвежьей,
          Что вся будто в игольных проколах,
          Разольется к утру воздух свежий,
          Отойти им от снов чтоб тяжелых;
И набравшись сил, с зорькой по новой
Вечных будней продолжить цепочку,
Чтоб в среде обитанья суровой
Не поставить финальную точку;
          Как же им предстоит стараться
          Одолеть горы трудностей многих,
          Чтоб пожизненно здесь остаться
          Во главе отряда двуногих.?.!.
Постояли, поговорили,
Посмеялись да пошутили,
Что-то важное обсудили,
Ничего вроде не забыли;
          До зари нужно отоспаться,
          А потом пополнять припасы;
          Надо вовремя запасаться,
          Грибы-ягоды, рыба-мясо;
И пока теплые погоды,
Пока огненный взгляд согревает,
Местные племена-народы
Пропитание добывают.

7. Тогда они с соседями сошлись.
Их было много больше, чем соседних.
С чего, кто б знал, те распри начались,
Но как всегда навряд ли в пользу бедных.
          Одни уверены, что из-за жэнщин их,(*)
          Что выделялись формами и статью,
          Что не хватало нам тогда своих,
          Соседи хоть нам были точно братья;
Другие говорят: из-за одной,
Связалась наши самка с ихним чифом,
Хотя считалась верною женой,
Была что лань она, супруг же просто психом;
          Еще считают, что из-за земли,
          Точней куска, но выгодного крайне,
          Что от становища он вроде как вдали,
          А тайну выгоды вожди держали в тайне;
И началось…и стычки и бои,
От мордобоев до кровавых схваток,
Где гибли пачками чужие и свои,
Где путь иных излишне часто краток;
          Друг другу выпускали мы кишки,
          Рубили кремневые топорища,
          То мозг, как студень, из проломленной башки,
          Обильно всасывалась наша в грунт кровища;
То степь да лес мы жгли, чтоб этих сжечь,
Добиться наконец заветной цели,
И множества огонь тот стоил свеч,
И племена довольно поредели,..
          Хотя по духу были мы близки,
          И все же разные имели мы тотемы,
          Прочистить их хотели мы мозги,
          Забрать свое, а после спрыгнуть с темы;
И мы не миловали их, а нас они,
Пока что жалость не существовала,
И многие так продолжалось дни,
И лун и солнц не мало пролетало,…
          Наш человек бог знает, как попал
          Из века настоящего в ту пору,
          Очнулся словно он, покуда спал,
          В период первобытного раздора;
И на события глядел, и думал он –
Всё как всегда и глупо и паршиво,
Был глубоко он и излишне впечатлен,
Все видя явно и красноречиво;
          Мир дикий первобытной красотой
          Замешанный жестокостью природной
          В эпохе совершенно непростой,
          Путь формирующий от линии исходной;
Прихрамывая этот не-герой
Существовал в том образе суровом,
Жил и осваивал зеленый и сырой
Мир под пещерным и небесным кровом;
          Он думал, что ушли недалеко
          От тех времен, тех нравов и тех взглядов,
          И как же людям было не легко
          В том мире разных хищников и гадов;
Попав туда и он стал дикарем
В среде по нашим меркам примитивной,
И потчевал соседей он дубьем,
Урон неся их стороне противной;
          И брал добытое себе само собой,
          Дитя своей эпохи и прогресса,
          И вечный бой в программе словно сбой
          Пришедшего из каменного леса;
И вот он лук и стрелы изобрел,
В цель попадет стрела через мгновенье,..
Разумным стал и мудрость он обрел,
Всё время двигаясь по времени теченью…
          И словно сверху он порой глядел
          И видел в битвах нас в звериных шкурах,
          И тех, кто в бранном деле преуспел,
          И многих в маленьких он узнавал фигурах;
Себя – вдруг, как своих он, торопя,
С другими выскочил из дебрей на опушку,
В руках держа подобие копья,
Пробить готов любому черепушку;
          Таков иных был и любых удел,
          Вон – за волосы тянет Клещ кого-то,
          Вокруг – недвижимых немало тел,
          Такая нынче у людей работа;
Но вот стемнело, те и те ушли,
Верней сказать, все разошлись угрюмо;
И раненых и мертвых унесли,
Как говорят, без пыли и без шума;
          Однако ж, не добились ни черта,
          Живых средь них так мало оказалось;
          Невидимая между тем черта
          Границы в том же месте оставалась,..
Большой костер мы позже разожгли,
Отправятся пусть наши к нашим духам;
В земле противники их павших погребли,
Произнеся: земля пусть будет пухом…
          На этом всё. Коль дальше будет так, 
          Цивилизация погибнет даже эта;
          И тут без разницы кто, друг ты или враг,
          Когда останется без мыслящих планета;
В сгустившейся ночи огонь горит,
Набраться людям сил необходимо;
Очередной восход мир озарит
Прекрасный, сложный и неповторимый….