Весна среди зимы

***

Весна, весна среди зимы!
И я подумала: а может,
вот так и мы с тобой, и мы...
и Бог нам в этом вдруг поможет.

Не может время вспять идти,
наивна сказка, чудо ложно.
Но ведь двенадцать без пяти,
ещё не ночь, и всё возможно.

Пусть не апрель и не июнь,
и всё не так на самом деле,
но ведь январь ещё так юн,
неопытен в суровом деле.

Он в эту ночь слабину дал,
и показалось мне – иль вправду? –
что голос твоё теплее стал
и отогрел мою утрату.

Я вышла ночью на балкон.
Шёл тёплый дождик, словно в мае.
Был в звёздах нравственный закон,
всё там до боли понимая.

Он был сильней зимы и тьмы,
всего, что в мире непреложно.
И есть ещё на свете мы.
Ещё не смерть, и всё возможно.

***

В тот день, когда смешаюсь я с пейзажем,
и ты меня в нём будешь узнавать,
под этим чуть заметным макияжем
проступит то, что было мною звать,

ты вспомнишь то, с чем я успела слиться,
слетев в ладони листиком письма,
и как ласкала дождиком нам лица
бесснежная, но нежная зима.

Она была такой из милосердья,
чтоб легче было по земле ходить,
чтобы в преддверье скорого бессмертья
нам руки и сердца не холодить.

***

Зима без снега… Как же это так?               
Без всех реликвий...
А я люблю, когда идёт не так,
как мы привыкли.

Нет снега, льда, морозов и ветров,
нет вьюг, метелей.
И мы, лишённые её даров,
как не при деле.

Там в небесах какой-нибудь главбух
ошибся млеком…
И вдруг в июне тополиный пух
вернётся снегом.

Что нам казалось вечным и благим –
игра рулеток...
Вернётся всё, но только не таким,
не так – так этак.

***

В эту зиму не было зимы.
Может быть, и старости не будет?
Может быть,  и смерть осилим мы,
и весной щегол тебя разбудит?

В облаках мелькнёт твоё лицо,
я – невеста в белом платье бальном...
«Потепленье» – нежное словцо,
не пугай эпитетом глобальным.

Каждый в этом мире обречён
на любовь, что крепче обелиска.
Вот теплей… теплее.. горячо…
отыщи её, она так близко.

***

Можно ещё часок…
Но уже не усну.
Тонкий птиц голосок
возвещает весну.

Я проснулась не вся,
расставание для,
между небом вися
и планетой земля.

Всё слышней птичий гам.
Слава богу, жива,
и спадают к ногам
снов моих кружева.

Проясняется мир,
его жёсткий резон,
состоящий из мин,
непохожий на сон,

состоящий из зла,
не суля ничего,
но, как любят козла,
полюблю и его.

***

Вот я и я на фотоснимках,
где разница в так много лет.
И вижу я, как на поминках,
всё то, что было – и уж нет.

Сменилось множество обличий
за это время – о тоска! –
и можно сразу сто отличий
меж той и тою отыскать.

Но как люблю я тех, кто сможет
легко в них сходство уловить
и что-то важное умножит,
и две в одной готов любить.

Кто что-то лучшее, большое
заметит в тайной глубине,
кто не глазами а душою
увидит главное во мне.

***

В любви я уже старожилка               
с дисконтом за выслугу лет.
И смерть для меня не страшилка,
а лишь лебединый балет.

От многих ударов и кризов
душа уже как решето,
но жизнь состоит из сюрпризов,
не всё ещё в ней прожито.

Быть может за тем поворотом
мне вновь повстречаешься ты…
поскольку возможно мы родом
с какой-нибудь общей звезды.

И жизни идут параллельно,
о чём нам и знаки, и сны
ночами лепечут лилейно,
сугробами занесены.

***

Я вышла на балкон и снег затих.
А дождь обычно начинает пуще.
И в горле уж попискивает стих,
что кем-то в мир таинственно запущен.

С дождём и снегом, небом и землёй
свои я затеваю отношенья –
купаюсь в свете нежности былой,
претерпеваю холод, поношенья.

Вам кажется, что я сижу одна,
а у меня беседы со вселенной.
И каждый день, просвеченный до дна,
несёт печать любви благословенной.

Душа кипит на медленном огне.
Такие здесь порой клокочут страсти!
И так не важно, что порою мне
никто не скажет утреннее «здрасти».

Но я – во всём, и всё – во мне всегда,
единственна я, а не одинока.
Горит в ночи Давидова звезда
и с моего окна не сводит ока.

***

Снег положит мне на голову
мягкую ладонь
и погладит щёку голую,
словно молодой.

Мириады ярких звёздочек
осенят чело.
Говорят, что лучше поздно, чем
вовсе ничего.

Ты снежком меня укутывай,
добрый дед Мороз,
сказка на земле покуда нас
держит, словно трос.

Все мы, словно дети малые,
смотрим снизу ввысь,
шепчем робко запоздалое:
«Жизнь моя, зажгись!»

***

Стоит лишь выйти куда-нибудь за угол –
кажется, тут же заполнится вакуум –
шумом дневным, голосами толпы...
Но, в прорезавших пространство, как молнии,
позах деревьев, застывших в безмолвии,
видятся мне соляные столпы.

Дождь ли струится иль снежное крошево –
всюду меня окружает лишь прошлое,
только хорошее помнится в нём.
Бьются снежинки о стёкла оконные,
словно не холодом души их скованы,
а несгораемым белым огнём.

Я не скучаю со стареньким томиком.
Жизнь распадается карточным домиком,
замок песочный рассыпался в прах.
Стынут аллеи в заснеженном городе...
Не околею на внутреннем холоде,
а закалюсь на суровых ветрах.

***

Проступят звёзды в небесах,
как будто слёзы на глазах,
подлунный мир печально светел.
В обход всех пропусков и виз
вопрос Медведицы завис:
зачем живём на этом свете?

А для того мы и живём,
чтобы дарить себя живьём,
чтоб душу положить за други.
И сердце, нежным, как хурма,
я отдавала задарма
в твои доверчивые руки.

Покорная календарю,
иду навстречу январю,
и верю, что он станет маем.
И счастливы мы лишь тогда,
когда сквозь беды и года
душой друг друга понимаем.

***

Я тебе подарила застенчиво шарфик,               
чтобы он обнимал тебя вместо меня,
чтобы грело тепло как от нескольких африк,
в эту нежную мякоть зарыться маня.

Подарила на память, не на день, а навек,
чтобы он прикасался к тебе по утрам.
Но не носишь ты шарфик, послав его на фиг,
своё голое горло подставив ветрам.

Чтоб открыто глядеться в глаза небосвода,
лишь помехою шарф, макинтош, капюшон.
Ты теплу предпочёл ледяную свободу,
и мой дар бесполезен, наивен, смешон.

Лучше б шарик воздушный, кораблик бумажный,
безмятежно плывущий к другим берегам,
подарила б, чем вязаный шарфик домашний,
что связал бы тебя по рукам и ногам.

***

Я потеряла свой пейзаж,
свой уголок в раю.
Скрыт до весны наш вернисаж
за шторы кисею.

Прощай, каштан, прощай, балкон,
акация, прости.
Суров закон, но он закон,
его не провести.

Да, кресло, лампа и торшер,
да, книги, телефон.
Но нет тебя со мной, mon cher,
всё прочее лишь фон.

Ты листья слал как письма мне,
и я читала их.
Ты стих шептал мне в тишине –
и вдруг устало стих.

Да, не для всех… но всех-то нет,
я говорю с собой.
И кто-то там среди планет
есть в дымке голубой.

Балкон был мостик в небеса,
в зелёное тепло.
Теперь меж нами как леса –
и двери, и стекло.

По звёздам уж не ворожить,
что как слова ясны…
Но стимул есть какой дожить
до будущей весны!

***

Что-то вспыхнуло и погасло...
И его уже не продлить.
Я сегодня купила масло
и боялась его разлить.

Жизнь натешилась мною вволю,
а теперь я гляжу назад
и полю это поле боли,
и возделываю свой сад.

Я не знаю, какие всходы
он потом мне преподнесёт.
Может, будут одни невзгоды
и ничто меня не спасёт.

Только что-то порою мстится,
что увижу сквозь свет зари
человека с душою птицы
и с изюминкою внутри.

Что судьба уж не отвернётся,
не растает обманным сном,
и любимый ко мне вернётся,
пусть в обличье уже ином.

Что-то в небе мне улыбнулось,
ветром волосы вороша,
что-то трепетнее, чем юность,
что-то большее, чем душа.

Не беда, что темнеет рано,
я в потоке иду людском.
И затягиваются, как раны,
лужи тонким ещё ледком.

***

Ягодой забытой под кустом
схоронилась будто на потом,
как грибок под листиком в лесу,
но уже декабрь на носу.

Ненадёжен мой вселенский дом.
Никакого нет уже потом.
Кто отыщет тут меня в глуши?
Кто тут рыщет в поисках души?

Загляни под листик и под куст,
пока он совсем ещё не пуст.
В сказки мне не верится самой.
Не цветут подснежники зимой.

Новые пробьются зеленя,
только это будет без меня.
Вырастут другие дерева,
ну а эти будут на дрова.

Но дрова вас смогут обогреть...
Буду верить в благостную бредь.
Не напрасно всё, не в пустоту
я живу, дышу, пишу, расту.

Бесконечна жизни круговерть.
Только так обманывают смерть.

***

Что там дальше, за стылыми зимами?
Может, новая в жизни глава?
Чтобы выразить невыразимое,
я с трудом подбираю слова.

Ты ни духом, ни сном, без понятия,
на губах твоих словно плита...
Все слова заменяет объятие
или голоса лишь теплота.

Как пушистый цыплёнок мимозовый,
что легко облетит на ветру...
Всё решится когда-то само собой,
когда я улыбнусь и умру.

Ты земное моё притяжение,
не даёшь мне никак улететь...
Моей голой судьбы украшение,
то, что мне никогда не надеть.


***

Когда прощаемся в прихожей               
и не хватает мне брони,
пойми, почувствуй это кожей,
повремени, повремени!

Мой сон, где всё светло и мудро,
где тот, что ангелу сродни,
не исчезай из глаз под утро,
повремени, повремени!

Любви моей святое бремя,
весны былой златые дни,
моё безжалостное время,
повремени, повремени!

***

Всё побеждая – вражду, нужду –
сказка у всех своя...
Это то самое, что я жду? –
слабо спросила я.

Вспыхнет край неба, растает лёд,
музыка слов «je vous»...
Лет через триста это пройдёт.
Но я уж не доживу.

***

Я черты случайные стираю,
доверяю жизнь свою словам.
Голову повыше задираю,
чтобы слёз не видно было вам.

Я в стихах такая же как в жизни,
ничего от мира не таю.
Всю себя на строчки растранжирю,
сердце по кусочку раздаю.

А цветы мои согнули стебли,
не живётся им в моём дому.
Еле видный огонёчек теплю,
может быть, не нужный никому.

От тоски и нежности сгорая,
претворяя в явь златые сны,
я стою и слёз не вытираю
посредине жизни и весны.