Пустота

Когтистой лапы скрежет по стеклу,
И танец на стене ночных теней в театре лунном.
От шага тихого — знакомый скрип в полу.
Явилась ты — и снова я в видении безумном.

Твой чёрный саван был темнее ночи.
Из нитей бездны сотканный, он таял на рассвете.
Горели хладом звёздного сиянья очи —
И взгляд твой не сыскать ни на одном портрете.

Впивался жадно в образ. Словно волк голодный,
В желанный бледный силуэт и тонкие черты лица,
В усмешку губ, во взгляд холодный —
И как бы ни старался, не запомнить до конца.

И образ гостьи, что в ночи ко мне являлась,
Спустя часы терялся в мысленном потоке.
Лишь надпись на груди, что от тебя осталась —
Автограф красный мне на память о ночном мороке.

Пылал он жарко дни, оставленный тобою в первый раз,
Кинжалом ритуальным, что мелькнул искрой во тьме,
В тот миг, когда меня насквозь пронзил экстаз,
Не в силах был противиться невольничьей судьбе.

И с каждой новой встречей больше знаков тайных
Ты оставляла мне на теле, словно росчерком в журнале.
В ночной тиши — сонм силуэтов нереальных,
Что за окном моим всё больше плоти обретали.

Шептала страстно ты: "Не бойся их, избранник,"
Однажды лишь я заслужил услышать голос твой.
"Печатью одарил тебя великий звёздный Странник,
И быть проводником тебе назначено судьбой."

И не боялся я — не мог, ведь ты мне не велела.
Парализован был, прикован к ложу, будто к алтарю.
Прохлада, приносимая тобою, обездвиживала тело.
Неважно... Рядом ты. За это я тебя благодарю.

И уносила ты души моей частицу за собой,
И в пустоту вливалась мглистая тоска.
И серым становилось бытие, и лишь апатии покой —
Под тихий шорох сыплющегося песка.

Незримой тенью, будто растворяясь,
Из памяти друзей своих, как утренний туман, я исчезал.
На фотографиях, со временем теряясь,
Мой образ призрачным видением, обращаясь, пропадал.

Лишь ты осталась в мире, что, меня стирая,
Стал клеткой для души изгоя, ждущего конца.
И матери родной слова: "Вы кто?" — на части сердце разрывая,
И взгляд испуганный при виде незнакомого уже лица.

И вновь пришла, движеньем лёгким скинув саван с кожи бледной,
О жрица древних сил хтонических, существ реальности иной.
И за окном в ночи портал зиял космическою бездной,
Что призывал гостей извне насытиться истерзанной душой.

Призывный вой чудовищ-зрителей в театре наслаждения и боли
Раздался гулом, вожделеющим трагичного финала.
А ты, даря мне напоследок наслажденья муки и лишая воли,
Кинжалом точку ставила в конце заклятья ритуала.

И в небе звёздном, прямо в бездну дверь открыв,
Преграды рухнули в тот миг, что стал конца началом.
И в вожделенном голосе твоём звучал надрыв —
На древнем языке ты хаос призывала.

Явился Он — Скиталец Звёздный, твой владыка,
Горящих глаз, с ума сводящий взгляд из тени.
И мир, представший перед Его чуждым ликом,
Был обречён на гибель страшную, и не было сомнений.

И, прокричав заклятия, последние слова,
Как эпитафию людского рода,
Ты благодарно посмотрела мне в глаза:
"Теперь ты заслужил свободу."

В ночи той роковой, под вой космических ветров,
И длань, воздетая, с клинком, мерцаньем звёзд играя,
Привычным жестом, оборвавшим сотни судеб-строф,
Я ощутил в груди две вспышки острой боли, умирая.

Мгновенье лишь огонь пылал в смертельной ране...
Была заботлива и милосердна жрица та,
Что разорвала цикл тех губительных страданий...
Я умер в ту секунду. Пустота.