Мурлыкающее семейство

                МУРЛЫКАЮЩЕЕ СЕМЕЙСТВО

         Новорождённые были совершенно беспомощны и полностью зависели от Фроси. Как и все котята, они родились слепыми и глухими. И почти всё время спали, пробуждаясь лишь, чтобы подкрепиться материнским молочком.
 
         Примерно через две недели дедушка с бабушкой заметили, что малыши начали слышать. У них также стали раздвигаться веки, и в щёлочки можно было увидеть глазки голубовато-мутного цвета, покрытые плёнкой. Конечно, в течение первого года жизни оттенки их глаз могут быть разными, прежде чем приобретут постоянный цвет. Это нормально.  А пока котята различали только очертания предметов.

         Гуще становился пушок, появился подшёрсток. Их уже не надо было так их согревать, как в первые дни жизни. Фросе стало немного легче, и она нередко позволяла себе прилечь неподалёку, закрыв глаза, и греться на солнышке. Но вход к малышам оставался под её бдительным наблюдением.

         Забавно было наблюдать за маленькими комочками, как они, ещё не умея ходить, на пузике, с помощью передних лап, подползали к Фросе, чтобы поесть.

         С каждым днём котята росли, хорошели, стали уверенней ходить. И спустя два месяца, благодаря Фросиным заботам, научились ухаживать за собой, самостоятельно умываться, взаимодействовать с братьями-сёстрами. У каждого из них уже сложился свой характер.

         А к трём месяцам они окрепли, стали гиперактивными и очень любопытными, отлично ориентировались в огороде, знали своё имя.  И зубки у них сменились на 30 постоянных. Фроська всё чаще отдалялась от них, приучая к самостоятельности.

         И тут, как бы это странно не выглядело, завязалась настоящая дружба пушистиков с полуторагодовалой собачкой Данкой, которая относилась к ним нежно, ласково, во всём, как старшая, уступая. А мурчики этим и пользовалась: то на спинку залезут, то за уши потянут, то с хвостиком поиграют, то лапками обнимут её за мордочку. А Данка, добрая душа, ляжет на спинку, позволяя им побаловаться. Вместе они бегали по вскопанным грядкам и клубнике, резво взбирались на фруктовые деревья, оставляя Данку внизу, играли в догонялки вокруг кустов хризантем, виртуозно пробирались сквозь заросли малинника, гонялись за падающими листиками.

         Даже привычки друг друга перенимали. Данка любила летом спать на балконе, на коврике. Вот и котята все переместились сюда. Если она вдруг начинала грызть или играть с тапками, то и малыши оттачивали зубки или когти на них. Обычно это представляло собой соревнование, во время которого младшенькие учились общению, показывали свою быстроту и ловкость.

         На ночь всё мурлыкающее семейство уходило спать с Фроськой, кроме одного. Этот, по цвету схож с Данкой, оставался всегда с ней. Прижмётся, бывало, к ней, как родной, уткнётся мордочкой в шерсть, закроет глазки, дремлет и сквозь дрёму мурлычет что-то тихонько, и – ни-ку-да от неё. А Данка лежит, не шелохнувшись, словно боялась разбудить кроху. И дружба эта была сильнее и крепче, чем со своими братьями-сестричками.

        Но ели они в разных местах. У каждого котёнка своя мисочка, а Данка – подальше от них. Кормили старики братьев меньших от души, стараясь чтоб и чувства голода не испытывали, но и не переедали. Готовили разные каши: рис, гречку, овсянку, пшёнку, добавляя нежирное мясо, яйца, морковь, масло растительное.  Отваривали и картофель – пюре, супчики разные.

        Усатики очень любили, когда дед их вычёсывал, и принимали эту процедуру с удовольствием, ловко подставляя то один бочок, то другой. Данка же напротив: увидев расчёску, сразу убегала.

        Наблюдая за жизнью своих питомцев, дед с бабкой и радовались, и хохотали, как дети, и переживали за них, и ласкали, и учили. Лица их при этом преображались, на душе становилось теплее, а заботы и переживания улетучивались на время, как дым.

        Уж поистине кошки – символ мира и спокойствия.