Проба Пера

Проба Пера
Оксана Ларина-Заритовская
«Если мы делаем жизнь лучше – она делает нас лучше в ответ»

С чего, собственно, начать мне эту историю?

Начну с того, что выходной день главной героини с утра выдался пасмурный и тихий. Такие дни обычно начинаются мирно, долго раскачиваются, проходят и закатываются спокойно и скучно - дни неприбранных постелей.

Уже месяц стояла дрёмная погода. Городок накрыло плотной облачностью. Из-за этого ясно ощущалось присутствие в атмосфере минорных лондонских нот. Косвенная причастность к Туманному Альбиону будоражила сознание, но стоило выглянуть в окно, как чувство принадлежности к далекой развитой цивилизации исчезало, и действительность – неприкрытая и безнадежная, вползала в комнату через закрытые окна.

"Да... -с" – подумала обо всём этом героиня, глядя в окно, отпивая из большой кружки, кофе с молоком.
 
Под характерным лондонским небом распластался провинциальный российский городок с двухэтажными высотками, которые выделяли его центральную часть . Из окна спальни был виден коротенький сквер - буквально на три красных перевернутых фонарных зонта, расположенных недалеко друг от друга, которые отделяли сквер от пешеходной части.

Зонты должны были указывать на руку эстетики, дотянувшуюся до городка, и на то, что средства, выделенные на красоту города, освоены, а не присвоены. Но светильниками зонтам удалось побыть недолго. Дорожная пыль и полуденное солнце приглушили ярко красный, а светонесущие элементы, находящиеся в них, уничтожила местная шпана. Тусклые, замусоренные старой листвой зонты валялись в ряд, и наводили на мысль о том, что как минимум три Мерри Поппинс приземлились в городке с культурной миссией, однако, дальше не полетели. Видимо нужный для этого ветер не случился ни разу.

"Да-а-а",- вздохнула героиня, представляя полет легендарной Няни, и поставила чашку на стол. Мыть посуду в такие дни не хотелось. Чашка в раковине была уже не первая.

Зима в этом году не задалась. Погода стояла демисезонная, но ясные дни можно было пересчитать по пальцам. Солнца было мало, отчего демисезонные цвета были унылые и серые. Звуки тоже были серые, как, впрочем, и мысли героини.
Тонкий лёд, редкими минусовыми ночами умудрился встать и закрепиться на реке, но он был настолько рыхлый, что каждое утро маленькая баржа вспарывала его для того, чтобы уберечь любителей зимней рыбалки от необдуманных поступков, вызванных рыболовной зависимостью. Чтобы у них даже мысли не возникало проникнуть на опасную ледяную середину не широкой, но глубокой реки. Реку тоже было видно из окна героини. Второй этаж на холме - тоже высота. Белёсое небо пейзажа отделяла от реки косматая редкая лесополоса, с прислонившейся к ней конюшней.

Еще в окно было видно старинный храм под тусклыми оцинкованными куполами, и колокольней, которая была самым высоким зданием в Городке на холме. Над колокольней крыши не было, но намоленное место не осталось непокрытым, и однажды с неба на него уронили гнездо. Так смотрелось со стороны. В нём долго жили семейные аисты, но потом куда-то пропали, и пустое гнездо стало просто косматой шапкой. Всё в городке и окрестностях, на сколько хватало глаз, было скучное, серое и смирное.
"Ка-не-вец!", - подумала Героиня, вспомнив описание похожей удручающей местности у любимого Николая Семёновича,- «Один большой Каневец!». Она долго рассматривала серость за окном, потом решительно подтянула красные, в клетку, пижамные штаны, прошла в ванную, где налила в ведро горячей воды, всыпала туда же стирального порошка и всунула щетку. Потом она накинула на плечи курточку, натянула шапку, всунула ноги в кроссовки, и вышла, прихватив ведро, не закрывая за собой дверь.
На, единственной в доме, скрипучей лестнице, ей встретился довольный старик сосед с полным пакетом запоздалых грибов.
- Январь, милочка – самый грибной месяц, оказывается, - пошутил он. – Там ведра мало! Что ни куст, то грибница. Аномалия! – сосед для убедительности поднял вверх, грязный от грибов, кривой указательный палец.

- И, вам, здравствуйте! Да, я не за грибами, - героиня перекинула тяжелое ведро из одной руки в другую. – Теорию одну хочу проверить.

И, расплескивая, по деревянным ступенькам мыльную воду, поспешила дальше.

Через полчаса оказалось, что, несмотря на осадки и время, зонты всё ещё красные. А еще через полчаса в них загорелись новые антивандальные лампочки.
Этот вечер стал началом замечательных историй, прилетевших на свет трех красных фонарей.


История первая.

Музыкант
Маргарита работала продавцом в местном магазине, который назывался просто – «Универсальный». Хотя уже давно в городке процветала частная коммерция, местные предприниматели не утруждали умы названиями своих заведений. Купечество городка не было ни амбициозным, ни тщеславным, зато было прижимистым, поэтому названия всех заведений остались от прошлого. «Рынок» был рынком без фамилии, «Баня» баней, и стать в ближайшее время сауной ей не светило, магазины были безымянные – «Продуктовый» и «Универсальный», а на двери «Банка» уже много лет выгорала табличка с часами работы «Сберкасса». В городке была одна школа, один дом культуры с одной библиотекой и одним ведущим многоплановым артистом, один вокзал, а точнее лодочная станция. Автобусов в городе не было.
***

Красавица Маргарита скучала, зевая за пыльным прилавком. Нового товара еще не завезли, а новогодние праздники остались далеко позади. Она перечитала все новости из мира кино, и в третий раз по новой перекрашивала глаза и губы.
С утра её уже проведал местный полицейский чиновник, которому Маргарита очень нравилась, возможно, он даже был тайно в неё влюблён, но совсем недавно он неудачно гульнул от жены с дочкой градоначальника, которая забеременела. После этого ему пришлось выбирать между повышением по службе и разводом с родной женой. Карьерист решил, что супруга со взрослыми детьми никуда не денется, даже если они разведутся, а вот возникшие после грозы градоначальника радужные перспективы могут исчезнуть, если он затянет, и он выбрал повышение.

Полицейский был «добрый» и нарядный. Ступал он тихо. Входил в магазин крадучись, как вор, сладко улыбался, присаживался на край предложенного стула, пил кофе, и общался с Маргаритой исключительно на «вы». Говорил он всегда загадками, и уходил, оставляя за собой ореол тайны и запах возможных неприятностей. Он всегда покупал у нее какую-нибудь мелочь, наподобие пены для бритья, крема для рук, трусов или носков – себе, или многочисленным близким, поэтому Маргарита точно знала все размеры членов его старой и новой семьи. Крупные изделия он не покупал. Полицейские чиновники даже самых маленьких городков не тратят сумму, превышающую ту, которую можно оплатить кредитной картой без подтверждения пинкода.

Потом, магазин посещал градоначальник, которого однажды привел в магазин полицейский чиновник. Градоначальнику тоже понравилась Маргарита. Начальник входил громко, говорил ярко и много – как с трибуны. Он очень хотел бы нарисовать и Маргарите радужные перспективы, но причины для грозы не наблюдалось, а потому радуга не вырисовывалась, и начальник ждал удобного случая. Маргариту он утомлял. Он никак к ней не обращался. Минуя отделы мелочей, он сразу переходил в отдел верхней одежды. Там он по нескольку раз примерял все изделия своего размера. Ему все равно было что мерить. Ему нравилось, как Маргарита присаживается, чтобы соединить в бегунке концы молний куртки, на уровне его бедер. Он смотрел сверху вниз на её золотистые локоны, длинные ресницы и красивые колени, смотрел, как она медленно поднимается и, приветливо улыбаясь, плавно ведет поводок от начала молнии вверх к воротнику - к шее, туго стянутой дорогим галстуком., как расправляет его, оглаживает плечи, поправляет манжеты. От нее всегда пахнет теплом и духами, а еще чем-то таким, аромат чего он давно забыл и никак не может вспомнить, но от чего у него кружится в голове – и это точно лучше, чем самый дорогой виски. Ему нравится их совместное отражение в зеркале, и её фигура, с тонкой талией и округлыми бёдрами. Если бы было можно, он усадил бы Маргариту на колени, и дышал ей, как дышат кислородом. Но невидимая стена между ними, не позволяла ему вести себя с Маргаритой, как со своей секретаршей, отчего он злился на себя, и по-настоящему страдал. Чиновник никогда ничего не покупал.

Потом приходил местный таксист, по совместительству валютчик и местный сплетник. Он ничего не мерил, не покупал и не пил. Он входил уверенно, как к себе домой, расправив широчайшие мышцы и втянув живот. Таксист был лысым, наглым, обрюзгшим и сутулым. Он походил на маленького гоблина, но думал, что неотразим. Он называл Маргариту Хозяйкой медной горы, и при любом удобном случае хватал за попу. Разговор с таксистом всегда начинался с обсуждения тенора Хворостовского. Затем следовал рассказ об истории происхождения в русском алфавите буквы «Ф», с которой начиналась его фамилия, потом таксист говорил о его тесте - бывшем местном художнике, и, таким образом, своей косвенной принадлежности к богеме. Потом разговор резко менял русло, и таксист переходил к обсуждению женских недостатков и сексуальной распущенности, сдабривая лично известными примерами с подробностями, с применением элементов народного фольклора. Если оставалось время, сдабривал замусоленную им тему культуры грязным анекдотом. Репертуар его посещений был однообразным и душным. Он уходил, оставляя за собой запах мерзости. Проводив его, Маргарита доставала освежитель воздуха и принималась протирать полы.

Потом приходил поп – Пастырь Овец Православных. Поп был высоким, молодым, Светлым, но хитрым. Он благословлял Маргариту, пил чай и балагурил. Поп тоже любил примеряться. Покупал редко, и любил подарки. Подарки Попу были включены управляющим в расходы магазина, и считались пожертвованиями. Такой он красивый был – этот весёлый Поп - в этой длинной чёрной рясе, камилавке, с крестом на животе! Такой широкой и задорной была у него улыбка! Маргарите, рядом с ним, было уютно, и она одаривала его с удовольствием. Когда подарков у служителя духовенства собралось множество, поп стал приходить в сопровождении попадьи, которая следила за тем, чтобы муж не отвлекался на мирскую суету, с именем Маргарита. Попадья была добрая и зоркая, и за это тоже получала подарки.
Потом приходил, наверное, друг. Он никогда ничего не покупал. Он заходил проведать, или приводил своих друзей, которым представлял Маргариту, как свою нарядную вещь. Он не старался понравиться, или изобразить из себя кого-то. Ему это было не надо. Маргарита уже давно его себе придумала и оправдала, и добавлять что-то еще к образу друга не хотела. Друг называл её «теть Рита», хотя для племянника был староват. Если ему в магазине что-то нравилось, то Маргарита могла ему это подарить. От себя. Друг же. По крайней мере, она так думала. После него оставалось присутствие Доброты и Радости. Однажды друг пропал. Осталась лишь слова из песни «и не друг, и не враг, а так…». «Бог дал – Бог взял», - решила Маргарита.

Кто только не приходил в универсальный магазин к Маргарите – мужчины и женщины, худые и толстые, карлики и великаны, герои и трусы…. Одни хотели света, и покупали светильники и лампочки, другие тепла – и покупали одежду.

- Что вы ищете? – спрашивала покупателей, улыбаясь, Маргарита.
Они почти всегда говорили – что. Она подавала. Даже когда полки на прилавках товаров повседневного спроса пустели, в её магазине оставалось всё необходимое для счастья. Но никто не искал счастья. А Маргарита любила счастье и всё время ждала. Утончённая и изысканная, с внешность кинодивы, она казалась такой не здешней, чистой и недосягаемой, что казалось картинкой – вырезкой из модного журнала. Конечно такая красавица не осталась незамеченной высоким руководством, избалованным свободными отношениями, и Маргарите поступило предложение этих самых отношений, но выросшая на рыцарских романах и красивом кино, Маргарита отвергла их, как недостойную её грязь. Как горностай, она предпочла погибнуть, спасая свою чистоту.
Одинокая в окружении людей, Маргарита нашла себе друзей в любимых ей кинофильмах. Она переживала с героями, проживала с ними по-соседству, помогала разгадывать загадки и искать сокровища, влюбляться и любить. Жизнь её нельзя было назвать скучной, если знать об этом её погружении, но люди видят только то, что хотят, поэтому она была в Городке предметом для разговоров - как у мужчин, так и у женщин. Маргарита давно привыкла к такой своей красоте, и к тем неудобствам, которые она приносила. Иногда, мужское внимание было настолько активным, что ей хотелось побыстрее состариться. Но потом она брала себя в руки, понимала, что проблемы не у неё, а у «них», включала новое кино и погружалась в новые романтические отношения.

***

Однажды, в самом начале весны, когда воды реки еще стоят - прозрачные и тихие, но токи земли уже начали движение, и поэтому появилась молодая зелень, в магазин зашел новый посетитель. В таком малюсеньком городке нового человека видно сразу, но посетитель остался незамеченным как для горожан, так и для камер наружного наблюдения.

На первый взгляд посетитель был самый обычный. Но, то ли солнечный луч удачно и вовремя попал в её окно, то ли Маргарита съела что-то не то - ей показалось, что от Посетителя исходит сияние - что он окружен светом, как цыпленок пухом. Это заставило её оторваться от нового сериала, и посмотреть на вошедшего повнимательнее. Вошедший был одет в серебристую мотоциклетную куртку, светлые, почти белые джинсы, а на ногах у него были золотистые харлеевские ботинки. В руках посетитель держал кивер цвета слоновой кости, с маленькими крылышками по бокам. Крылышки были такие, как на сандалиях Икара.

«Круто», - подумала Маргарита, - «Что интересно он хочет здесь найти?».
Покупатель неспешно шел, разглядывая ассортимент.

- Здравствуйте. Что вы хотите найти? – обратилась к нему Маргарита. – Я вам с удовольствием помогу. (Маргарита всегда была очень вежливая с покупателями, за что они её и любили).

- Скрипку, - остановился и ответил Незнакомец.

Маргарита вздохнула, то ли с сожалением, то ли с усталостью, пытаясь увидеть в незнакомце хоть что-то от музыканта.

- Скрипки у нас нет. Но есть губная гармошка, барабан, и молоточек с пищалкой – правда все инструменты из детского отдела, но шум от них, как от настоящих, - пошутила Маргарита.

-Хорошо. Пусть будет гармошка, - тоже улыбнулся Рокер в светлых одеждах.
Маргарита пыталась понять – шутит или нет?

- Нести?

-Конечно,- подтвердил незнакомец.

Губная гармошка была маленькая, в деревянном корпусе, с нарисованными на нем малинками. Незнакомец приложил ее к губам и подул. Вместо характерного звука, полилась прекрасная музыка. Эти звуки без сомнения издавала губная гармошка, но они был другие - мягкие, теплые, светлые и очень нежные. Казалось, что её звучание наполнило светом весь магазин. Блики заиграли на предметах, стоящих на полках, тени стали выразительнее, а цвета ярче.

-Хорошая гармошка. Я возьму. Сколько стоит?

-Пусть будет подарок, - ответила Маргарита, очарованная незнакомцем, звучанием и игрой света.

-Вы так проторгуетесь, - он перестал рассматривать гармошку и с интересом посмотрел на Маргариту.

-Конечно, нет. Примите, прошу. Как извинение за то, что не нашлось скрипки.

-Почему же? – незнакомец свысока стал с интересом рассматривать Маргариту сверху донизу.– Вы вполне можете стать прекрасной скрипкой.

По тому, как он это сказал, не было понятно, шутит он или нет.

- Как это – стать скрипкой? – Маргарита только сейчас насторожилась, и зашла от греха подальше - за прилавок.

-Я буду касаться, а вы будете звучать, - с жаром выдохнул он, - И мы всегда будем вместе. И я буду вас беречь! - Незнакомец с кивером подмышкой приближался к прилавку.

Маргарита перебралась дальше за прилавок, и готова была закричать и залезть под него. Но незнакомец не пугал. Она не чувствовала угрозы. Он больше напоминал заигравшегося ребенка – безопасного и мирного. Пугали лишь его слова, в её интерпретации.

- А что для этого надо? – недоверчиво спросила Маргарита, и подумала о том, что вот сейчас даже визит Таксиста оказался бы очень кстати.

- Один поцелуй. Согласны?

Видно было, что рокер не шутит. Только теперь она заметила, что он привлекателен, и даже красив, и что брови у него подкрашены. Он говорил с ней о поцелуе, но ни в словах, ни в глазах, ни в лице, ни в одном движении не было пошлости. Он как актер играл свою роль.

Маргарита окинула взглядом пыльные прилавки, залитые брызгами света, вспомнила своих ежедневных муторных посетителей, безымянную вывеску над магазином, одиночество зимних вечеров…. Тут же в голову полезли сцены с поцелуями из романтических фильмов – робкие, страстные, и даже не скромные.

От прекрасного незнакомца исходило такое спокойствие, такая уверенность и красота, что Маргарита решила:  – А, почему бы ей не попробовать стать Скрипкой?
А, Незнакомец, как будто приглашал её на вальс, протягивая руку.
-Согласны? – повторил он.

-Да! - сказала Маргарита - торжественно вышла из-за прилавка, и, приподняв подбородок, закрыла глаза и сложила губы трубочкой для поцелуя.

Сначала она почувствовала лишь его дыхание, потом горячие губы замкнулись на её губах, стало тепло в сердце и в животе. Смыкание было долгим, и Маргарита испугалась, что у неё не хватит воздуха. Ей казалось, что она отстранится, и испортит дубль, но как только она подумала об этом – губы освободились. Сердце, захлебываясь согретой кровью, стучало в висках. Маргарита открыла глаза.
-Как зовут тебя, Скрипка? – шепотом спросил незнакомец приподнимая подкрашенные брови, отводя локоны с её лица за маленькое ухо с сережкой.

- Маргарита, - ответила Маргарита. - А тебя?

- Орфей, - имя прозвучало торжественно.

Маргарита заглянула в зеркало, и увидела выражение крайнего удивления на своём лице.

«Фу-х», - облегченно выдохнула она, - «Кажется, ничего не изменилось, и я не превратилась в музыкальный инструмент. Какое престранное имя - Орфей».

Орфей проследил за её взглядом, и заметил удивление.

- Это было давно. Теперь я Арчи, - добавил он, будто прочитал её мысли.

- Ты здесь гостишь? - спросила Маргарита.

- Можно и так сказать.

Она больше его не боялась, и не отпрянула от него, после поцелуя, а привычным движением огладила плечи его куртки, расправляя складочки, поправила клапан кармана, и заглянула в сияющие добрые глаза. Подкрашенные глаза!

Происходящее было странным настолько, что Рита подумала, что это сон.

-Точно, - воскликнула она, будто сделала открытие, - это сон. Я задремала, и мне снится сон.

Она потерла глаза.

Но Арчи не дал её очнуться. Он легко подхватил Маргариту на руки, и вынес из пыльного магазина на воздух. Белый с Красным Харлей, весь хромированный, стоял у входа. Арчи надел Маргарите красный шлем с такими же крыльями по бокам, как у него, и сел за руль.

-Не бойся. Это не страшно.

Маргарита сидела позади, крепко обхватив Арчи за талию, и прижалась всем телом, как это делали героини в кино.

Арчи нажал на педаль, дал газу, и Харлей с седоками мгновенно исчез. Он не уехал, а просто исчез. Даже если кто-то и видел их, то решил бы - что померещилось. Как будто пленка оборвалась посреди фильма.

***

Маргарита пропала из города. Магазин опустел, потому что теперь некому было вдохновлять, наливать кофе, помогать с примерками и выслушивать скабрёзные истории.

Спустя какое то время, у него появилось название и собственная вывеска. Он стал называться «Маргаритка». В нём, наряду с универсальными товарами и одеждой, появились музыкальные инструменты, а в городской школе открыли музыкальный класс. В местном Доме культуры создали сводный оркестр. Оцинкованные купола старой церкви заменили на золотые, и они засияли на фоне синего неба, зажженные солнечными лучами. Дома и дворы тоже стали цветными. Город вырос до пяти, а местами до девяти этажей. А, однажды, к лодочной пристани пристала роскошная белая яхта.

На ней приехали киношники, чтобы снимать сериал о старой России. Они говорили о том, что натура подходящая. Их встречал Градоначальник со свитой, который больше не носил галстук, несмотря на то, что вышестоящее начальство поставило ему это на вид. На банкете, организованном по этому поводу, градоначальник с зятем - Полицейским чиновником, обсуждали это грандиозное, по меркам города, событие. Они оба заметили, что супруга Господина Руководителя проекта очень похожа на продавщицу Маргариту из их бывшего универсального магазина, и что российские женщины ничуть не хуже заграничных – надо только привести их в порядок и не нагружать.

Градоначальник и его зять прекрасно понимали, что говорят о любви, но слово такое не умещалось у них во рту, хотя у них во рту умещалось много чего.

***

Шла весна. У природы начиналась новая жизнь, и словно рассвет над миром, над тихими водами реки, с яхты, каждый вечер звучала прекрасная мелодия скрипки.

История вторая

Поэт

До начала календарного лета оставалось еще некоторое время, и хотя официально курортный сезон был уже открыт, отдыхающих было мало. Поэтому цены на курортные путевки держались на уровне, доступном для семьи Елизаветы.

Майское солнце на юге уже шпарило во всю, и искать лучшего момента для долгожданной поездки к морю было глупостью.

Расходы высчитали до рубля. У супруга не сорвёшься.

Как ей с ним повезло – знали их близкие и друзья. Лизоньке судьба отмерила счастье в виде заботы в кубе – не заботу в геометрической фигуре, а заботу, помноженную на заботу, и на заботу. Дом их был - чистая полная чаша. Не наполненным до краев – а без пылинок и соринок. Супруг ей достался положительный и просто очень хорошим. Он крылился раскидистым дубом над ней. А она жила под ним яблонькой. Вот только яблочки на ней не родились, потому что дуб закрыл от неё солнце, и ветер, и птичек, а сверху еще и желудей наваливал. Редкое весеннее цветение радовало яблоньку лишь ароматом. Цветы слетали, не оставляя завязей.
Супруг обеспечивал её всем – от пищи вещественной, до пищи духовной. Нужды Лизонька ни в чем не испытывала, но ей очень хотелось свободы и воздуха. Однажды она услышала, как про пейзаж на картине сказали – «Замечательно. Много воздуха». И Лизонька решила найти воздух в живописи. Супруг тут же купил ей краски, кисти, мольберт и всё необходимое для рисования. Купил очень выгодно, о чём не забыл её сообщить.

Он всегда рассказывал Лизоньке, что и с какой скидкой он купил. В магазинах он всегда брал чек и пересчитывал его, надеясь найти подвох. Подвоха не оказывалось, и он довольно говорил: - Не обманули.Однажды его обсчитали на некоторую сумму – с тех пор он всегда брал чек, чтобы быть начеку.
Он всегда был начеку. Контролировать ситуацию – стало его жизненным кредо. Поэтому у Лизоньки в социальных сетях были те же пароли, что и у него, и те же пинкоды кредиток, на тот случай, если она забудет. Кредитки её тоже были у него, потому что она могла их потерять. Наличные он ей выдавал строго по необходимости, на конкретную услугу или покупку. В личном её распоряжении оставалась лишь именная карта на проезд в городском и пригородном транспорте, которую он изредка пополнял. Правда, последний раз он пополнял её давно, потому что Лизонька никуда не ездила.

В общем, Лизонька жила как при коммунизме – от каждого по способности, каждому по потребности.

Из-за постоянной необходимости объяснять траты на нужды, отличные от семейных, потребности Лизоньки уменьшились до батона «Красная цена» из «Пятёрочки», которым она кормила, полюбивших её за это, воробьев и голубей.

Но, когда оказалось, что способности Лизоньки как художницы, больше, чем просто талант, и требуют постоянных инвестиций, чтобы явить их миру, коммунизм ее бытия откатился в феодальный строй. Рисование детской акварелью в альбоме и живопись – оказались предметами разными.

Чтобы жена правильно расставляла приоритеты, стали озвучиваться семейные траты. Лиза теперь знала, сколько стоит мойка и балансировка колес машины, горячая вода и электричество, и сотовая связь. После этой информации об уроках живописи пришлось навсегда забыть. Чтобы она не скучала, супруг купил ей абонемент в бассейн.

«Пусть будет бассейн», - решила Лизонька, и начала ставить рекорды на водной дорожке. Но как только увлечение бассейном стало выходить на более высокий – спортивный уровень, занятия пришлось свернуть. Спортивную форму и выездные соревнования их семейный бюджет тоже не тянул.

Чтобы не чувствовать себя тунеядкой, Лиза научилась шить, вязать и вышивать, потому что это было выгоднее, чем покупать готовую одежду, даже китайскую. Лизонька стала печь пироги и квасить капусту, потому что домашняя еда не только полезная, но и существенно экономит расходы. Правда, на сколько  экономит, Лизонька не знала, потому что она не знала размер семейного бюджета.

Она стала за собой замечать, что с удовольствием смотрит залипалки в Тик-Токе не потому что они залипалки, а потому что она запоминает, как вырыть погреб( вместо холодильника), сложить дом из пластиковых бутылок, наполненных песком( вместо кирпичей), и посадить в женских колготках картошку, чтобы ее было легко вынуть из земли( вместо лопаты). Она уже не проходила беспечно мимо пустой картонной коробки, а всякий раз представляла, какой милый ящик для белья получится, если приложить к коробке руки!

Так продолжалось достаточно долго. Утварь и одежда в доме почти все стали рукодельными, и на подарки друзьям траты заметно сократились, потому что открытки можно нарисовать, шапку связать, торт испечь.

Но однажды её накрыло.

Это случилось как раз в тот день, когда она выдувала содержимое яиц в кружку, чтобы приготовить из него омлет, а сохранную скорлупу обклеить лоскутками и повесить на ёлку, потому что обновлять игрушки на ёлке на Новый год – это правильно. Первое и второе яйца выдулись без каприз, а третье упёрлось. Лиза стала расширять отверстие, но яйцо оказалось противное, и скорлупа сломалась, а с ним пропала надежда на композицию из трех яиц. Омлет получился со скорлупой, ёлка осталась недоукрашена, а скорлупа от третьего яйца не пристроенной. Лизонька, чтобы не пропадали даром дары куриного царства, решила залить скорлупу водой, чтобы настоять и поливать цветы водой, обогащенной кальцием, но, когда она стала это делать, кран сорвало. Её обдало холодным душем. Видимо, вода оказалась животворящей, потому что Лизонька очнулась и осознала всю, мягко говоря, странность своего поведения.
 
Из зеркала на нее смотрела совсем не та беспечная и легкая Лизонька, которую она знала. В зеркале маячила утомленная жизнью тетка.

-Этому надо положить конец! – решила она.

Но сказать и сделать – разные вещи. Лиза любила своего супруга, и не любила скандалы. Вот тогда и возникла мысль об отпуске, как о новом медовом месяце. И не в деревне на грядке, а на море – с новым купальником, шляпкой, нарядами и фруктами. Оставалось дождаться мая.

***

Лиза все продумала. Пусть в мае.
Небо благоволило Лизе. И погода в мае выдалась отличная. Ехать решили на машине, потому что «лошадь должна работать, а не простаивать в конюшне». На старую «лошадь» погрузили мешок из картошки и овощей, приправы и духовой шкаф. Кур решили покупать местных. Лиза села перешивать наряды, а супруг сказал, что ему хватит пары футболок и шортов, потому что так проще и для «лошади» легче. Лизонька спорить не стала, чтобы не перегнуть палку, но добавила к футболкам еще джинсы с рубашкой . А вдруг!?

На оптушке закупились пивом и чипсами. Чтобы экономить на напитках, налили банку домашнего самогона. Лизонька самогон не пила, любила вкусное вино, но вино было удовольствие дорогое, поэтому решили заменить его пивом.

Супруг ходил довольный, потому что от «бла-бла кар» к нему прилетели два попутчика. Кратковременное попутное соседство с ними полностью окупало траты на бензин. Оставалось найти хорошее жилье по минимальной цене, и тут племянница тетки старшей сестры двоюродной золовки черкнула адресок своей бабули, у которой можно было остановиться. Эх! Все звезды на мужнином небе складывались в нужную позицию, но Лиза уперлась.

- Жить с чужой бабкой не буду. Хочу воздуха, моря и любви.

Любовь в однокомнатной квартире со старухой - маловероятны. Супруг попробовал убедить её, но Лиза была неумолима, и он сдался, но добавил:

- Без излишеств. В пределах суммы.

Лиза ничего не ответила. Она давно научилась уступать ему право последнего слова. Главное - дело.

После долгих поисков нашли устраивающий всех отель. Картошку и духовку пришлось с «лошади» снять, но самогон с пивом оставили. «Лошадь» же, к дороге, подковали , и когда все было починено – отправились в путь.

С попутчиками им повезло, хотя знакомые пугали, что сажать неизвестно кого, в наше время в машину нельзя, особенно потому, что выезжать они собирались ночью.
Когда большая часть дороги была позади, а попутчики высажены в желаемых пунктах, Лизонька расслабилась. Любимые мелодии наполняли салон. Цветными огоньками мерцала радиола. Люк над её головой был открыт, и в него залетал ароматный встречный ветер. До моря было уже недалеко. Лиза закинула свои стройные белые ножки на лобовое стекло автомобиля, и устроилась поудобнее. В этот момент все огни в машине погасли, «лошадь» медленно скатилась на обочину и встала. Стало темно и тихо. Трасса продолжала движение. Навстречу бежали белые огни, удалялись в потоке красные, а они выпали из потока.

- Я так и знал, что этим кончится, - сказал муж. – Я так и знал.

Самым странным для Лизы в этот момент было то, что ей было всё равно – и это его «я так и знал», и последующее раздражение и беспокойство. На душе её было хорошо и спокойно: они были далеко от душного дома, над ними небо щедро рассыпало звезды, а воздуха было сколько хочешь!

От обочины, на которую скатилась машина, начиналось поле, на котором неподалеку, в темноте, светилась навозная куча.

- Посмотри, - как посадочная площадка для НЛО, - рассмеялась Лиза.

-Что ты ржешь? Что ты ржешь? Тебе бы только посмеяться,- напряжение отпустило супруга. Он очень любил, когда Лизонька смеялась. Любые проблемы рассыпались от её света и смеха.

- Не бухти, - Лиза вышла из машины, и сладко потянулась. Она смотрела на небо. - Безвыходных ситуаций не бывает. Мы в двадцать первом веке, в цивилизованной стране. Сейчас все разрулим. Скажи спасибо, что пассажиров доставили из пункта А в пункты Б и В, а за дорожные приключения они бы вряд ли тебе заплатили.

Аргументы были убедительные, и супруг начал успокаиваться. Телефон ловил сеть. Ремонтники обещали приехать в течение часа, и оттащить их в ближайший населенный пункт, где есть мастерская и гостиница. Теперь супруга беспокоили только непредвиденные расходы. Целый час Лиза могла дышать майским звёздным небом.

***

Гостиница в городке, где располагалась автомастерская, была одна – двухэтажная деревянная. Половицы скрипели при каждом шаге, и Лиза ступала осторожно, чтобы не перебудить соседей. Но, оказалось, что других постояльцев гостинице нет, и можно ходить совершенно спокойно. Машину поставили возле входа, чтобы ранним утром загнать в мастерскую.

- Вы не переживайте. Городок у нас тихий. Утром на реку сходите. Там кони. Можете покататься, - проявила заботу администратор гостиницы – старенькая женщина в светлом платочке, с вязанием в переднике. Лиза посмотрела на рукоделие. У нее тоже всегда было с собой рукоделие. Но сейчас не до этого. Надышавшись свежим воздухом, хотелось спать.

Женщина увидела взгляд и сказала:
- Дежурство ночное. Я не сплю - вот и вяжу забавы всякие. Для души. Люблю нить. .А на конюшню обязательно сходите.

***

Кровати были односпальные - старые, с панцирными сетками для матрасов. Такие кровати были у её бабушки в деревне. У бабушки было хорошо, поэтому и сейчас , на такой кровати, Лизе тоже было хорошо.

- Недорого вроде бы, - супруг лежал на кровати у окна, и подсчитывал непредвиденные расходы.

Была глубокая ночь, уже и утро зарождалось, а спать не хотелось. Лиза перебралась на кровать к мужу.

- Перестань волноваться. Все будет хорошо. Спи, давай. Вставать в пол-восьмого. Я будильник завела. Не проспим.

То ли звезды ночного неба направили её, то ли она надышалась ветром с полей - Лизе захотелось нежности и объятий так сильно, что её желание передалось мужу. Мозг его перестал считать и контролировать. Губы его стали страстно искать губ Лизы. Они находили их рядом с собой, потом снова теряли – натыкались на плечи, шею, грудь, а потом снова искали, и находили губы.

Кровать оказалась не только слишком узкая, но и ужасно скрипучая, но супруг уже не контролировал.

Разве слушает пилот,
Как летает самолет?
Важно то, что тот летит.
Раз летит, то пусть гудит.

***

Утро случилось необычайно прекрасное. Привыкшую к шуму города Лизу, поразила его девственная тишина. С рассветом стало видно, что гостиница стоит на высоком холме. Из окна видно купол церкви, внизу река в зеленых берегах, и луг, по которому по пояс в тумане бродят кони. В воздухе пахло акацией и липовым медом.
«Так не может быть, - думала счастливая Лиза, - Так может быть только в кино - чтобы и рассвет, и роса - на подоконнике и на траве, и туман, и кони в нем плывут».

Супруг еще спал, а Лиза выскользнула из постели, натянула футболку и шорты, взяла в руки сандалии, и на цыпочках вышла из комнаты. Так же тихо она прошла по коридору, спустилась вниз и вышла из гостиницы.
 
Ей показалось, что нет на земле места прекраснее. Молодая зелень была сочная и умытая. От самых дверей тропинка стремилась вниз – видимо, к реке. Туда и пошла Лиза.

Ступать было удобно, но местами травы так приближались к стежке, что щекотали ей лодыжки. Когда тропинка закончилась, Лиза пошла по лугу, по пояс, погружаясь в туман.

Конюшню она узнала сразу. Широкие ворота были распахнуты, и Лиза громко аукнула, стесняясь войти. Никто не ответил, и она заглянула внутрь. На стенах висели хомуты и стремена, кнуты и уздечки. Пахло навозом и сеном.

Снаружи раздалось ржание, и Лиза вышла на звук. Из тумана, как из света, выходили Кони - прекрасные и влажные. Они не спешили – шли и перемешивали туман. Кони прошли мимо Лизы, и снова вошли в туман. Они шли медленно, не спеша - шли и созерцали, как великие мудрые странники. В лучах рассветного солнца каурый конь казался совершенно красным. Он остановился возле Лизы, и дал табуну пройти. Потом подошел совсем близко, и Лиза прикоснулась к его голове рукой.

В ответ конь коснулся её лба мягкими в усиках губами, и пошамкал по волосам. Стало щекотно. Конь фыркнул и прислонился лбом ко лбу Лизы, как будто хотел прочесть её мысли.

- Какой ты! Какой ты прекрасный, - шептала она, гладя коня ото лба к носу. Ему нравилось, и когда Лиза убирала руку, он толкнулся теплым носом в её плечо, подталкивая, чтобы она подняла руку и продолжала гладить.

Лиза гладила. А потом случилась чудо. Для Лизы это точно было чудо. Конь отошел на пару шагов назад, выставил одну ногу вперед, а вторую подогнул и наклонился – присел, приглашая Лизу сесть на него, и она села. Никогда она не ездила верхом. Только во сне. Конь аккуратно поднялся, и потихонечку пошел туда, куда ушел табун, утопая в тумане. Лизе казалось, что она летит. Она сидела на нем свободно, сидела высоко, и плавно парила над облаком, растекшимся по траве.

- Какой же ты прекрасный! – Лиза наклонилась и обняла коня за шею, тот скосил голову, и она увидела, как солнце просветило его рыжие мудрые глаза. – Как зовут тебя, милый?

- Слово. Его зовут Слово, - услышала она сначала голос, а потом увидела говорившего рядом с собой.

Он сидел верхом на кобыле. Лиза сразу поняла, что это девочка.

– А вы, барышня, отважная.

-Вы так думаете? – улыбнулась она на не женский комплимент . – Я совсем не отважная. Просто Слово – надежный. А вашу красавицу как зовут?

- А это Слава.

- Ну и имена у них.

- А что не так?

-Похожие.

-Слово, потому что Митрич слово дал, что выходит жеребенка. Очень долго он рождался. Трудно. Кобылу потом спасали, чуть не погибла. Вот, Митрич и выхаживал его. – Слово, - говорит, - даю, что выхожу. Даже Богу молился, а ведь безбожником до того жил. Выходил. Так и осталось – Слово – имя его. Он потому людей любит, что Митрич ему как мать был – из соски поил, и ел с ним, и спал. А когда мою кобылку на конюшню привезли, то про имя её долго не думали. Кобылка знатная! Её для Слова и подбирали. Невеста ему. Потому и решили Славой назвать. Слава, да Слово - разве не здорово! С ними и дела на конюшне в гору пошли.

- Красивая история, - согласилась Лиза.

Некоторое время ехали молча.

- Вы гостите у нас, или по делам? – прервав молчание, поинтересовался конюх.

- Машина сломалась. Вот – завернули починить.

-Понятно. К нам многие с трассы на починку едут. Без мастерской нас бы и не знал никто. Чуть в стороне от дороги – считай глушь. Хотя, город, мы. Вы в гостинице остановились? Я вас провожу. Мне надо наверх. Да и Слово вас довезет с удовольствием.

- Конечно, хочу! А можно?

- Так вы уже сидите. Потихонечку пройдемся, а то росы сегодня – ой, богатые! Ножки уже обстрекали, гляжу. Сырая трава - острая.

Они проехали мимо конюшни, человек наказал помощнику смотреть за табуном, и сказал, что поедет наверх.

Лиза плавно покачивалась на широкой красной спине коня. Он шел степенно и важно, аккуратно неся дорогую ношу. Конюх ехал рядом. Так, рядом, они проехали мимо храма, городской школы, мимо магазинов, и остановились возле гостиницы. Колокола заиграли к заутрене. Город просыпался.

Супруг уже возвращался из мастерской. Он увидел Лизоньку, сидящую на красном коне, и обрадовался, что она нашлась. В сердце у него стало очень хорошо. Человек поздоровался с ним, и кивая на Лизу, сказал:

- Ничего для нее не жалейте,- она достойна всего на свете, раз её выбрал такой конь.

- Да, я и не жалею, - гордо ответил муж Лизы.

Он хотел помочь ей сойти с коня, но этого не потребовалось. Конь сам опустился на колени, как и прежде, и она сошла. Конь поднялся и прислонился лбом к голове Лизы. Она погладила и поцеловала его в морду - пониже глаз.

- Спасибо. Спасибо тебе за это чудесное утро, и эту поездку. Никогда я тебя не забуду.

Лиза шепталась с конем, пока мужчины общались. Сидящий на кобылице поехал дальше, а Красный конь шел с ними рядом.

Лиза плакала – не зная почему.
 
- Лизонька, пора, - Муж обнял её за плечи. - Только не говори, что нам надо купить лошадь , – пошутил муж.

Он очень любил свою жену, которая любила жизнь, и за это жизнь любила её в ответ. Муж он просто ревновал.

Дальше машина ехала хорошо. Утро было легкое, небо синее, настроение прекрасное. Отдых оказался веселым и полезным, потому что к новой весне в их семье родился малыш.

Слово тоже стал папой. Той же весной Слава родила от него жеребенка – в самом конце апреля – как раз под майские праздники. Назвали его - Поэт.

***

История Третья

Художник

Заселялись в гостиницу нервно. Точнее - не заселялись. Принимающая сторона приносила свои извинения на греческом языке, который транслировался на русском через переводчика, работавшего на греков. В общем, всё сложно. Предлагали поменять отель, компенсируя разницу стоимости бесплатной выпивкой. С каждым иностранным словом становилось понятно, что расстояние до моря увеличивалось.
-Ни за что, - протестовала Маруся.

-Мадам будет жить в комфортном номере. Уже ночь. Всем надо отдохнуть.

-Нет. Я могу совсем не спать, а еще лучше – устроиться на ночлег под пальмой, возле отделения полиции. Хотите?

-Мадам, не надо полиции. Форс-мажор. Ваш номер случайно продали дважды и в нём уже живут.

- Меня предупреждали о таком возможном безобразии. Я не претендую на номер с видом на море. Если уже заселились – пусть живут, но отель менять не буду. И скандалить не буду. Я просто никуда отсюда не уйду.

-Но в этом отеле остался только люкс.

- Пусть будет люкс. Доплачу. И вино тоже несите. Я приму его от вас в качестве извинения.

Какая все-таки наглая и лживая баба – Торговля.

***

Люкс оказался очень греческим – даже спартанским. Видимо, для большего погружения в атмосферу древности, наполнение комнат было минимальным. Номер больше походил на малороссийскую мазанку, заполненную национальной утварью и рукоделиями. Люксовой была только ванная комната, и вид с большой лоджии. Вино было хорошее.

Море готовилось встречать новый день. Небо еще держало звезды, но полоса над морем была уже светлее вод, и светлела с каждой минутой, как будто художник широкой и мягкой губкой аккуратно, но быстро, размывал фон, удаляя лишнюю краску. Там, где только что было глухо и темно, начинал проступать свет, появляться воздух, а дыхание становилось глубоким и легким.

- Научишь меня так же? – спросила Маруся незримого художника. Бутылка опустошалась настолько быстро, насколько Маруся наливалась. А когда она наливалась, она могла говорить с кем угодно, даже с Кроликом Роджером из телевизора.

Словно отвечая ей, внизу прошелестела накатившая на берег волна. Это ветер толкнул её. Он нежно коснулся лица странницы и тронул волосы на шее.
«Конечно», - Маруся представила, что ветер ласково шепнул ей в ответ.
-Не подлизывайся, - сказала ветру Маруся, и подставила ему довольное раскрасневшееся от вина лицо.

Маруся была странная, как многие думали. Она могла перездороваться со всеми галками за окном, и неделю молчать с коллегой, которая делила с ней рабочий кабинет.

Маруся любила поэзию, шляпы и стиль Бохо. Баха она тоже любила бы, но не понимала. Ей больше нравился Моцарт. Марусе нравилось всё легкое, летящее, певучее и понятное, потому что она была сама такая. Но если бабочка-Маруся натыкалась на стену несправедливости – она тут же становилась носорогом, который прошибал любые стены. Тонкая душевная организация Маруси делалась крепче стальных канатов.

***

Маруся работала дизайнером. Она так думала, и всем так говорила, хотя была простой маникюршей. Но простой маникюр – это скучно, и Маруся старалась сделать свою работу интересной, ведь в душе она мечтала стать художницей - а рисовать можно и на ноготочках - ведь она так тонко чувствовала красоту Мира, волшебство игры света, и тайны тени. Она замечательно рисовала не только на ноготочках, но и на холстах, и на листах, и на всем, на чем только можно, но прекрасно понимала, что для того, чтобы стать настоящим Художником, одного мастерства мало – нужно быть поцелованной Богом.

Денег, её нехитрая трудовая деятельность приносила больше чем достаточно, для того, чтобы ни от кого не зависеть, и позволять себе любые радости жизни. Но вот с радостями как-то не складывалось. Маруся уже понимала, что жизнь гораздо прекраснее, чем самые дорогие наряды, и вкуснее самых замечательных блюд. Что за всей покупной шелухой прячется тайна, которая и есть настоящая радость, и Маруся неутомимо её искала, но за шелухой снова оказывалась шелуха, а тайна ускользала. В общем – просто Маникюрша – был не Марусин уровень. Ей хотелось большего.
После очередного недельного молчания с коллегой, интересы которой ограничивались средствами для укладки волос и новой коллекцией сумочек Браче, Маруся решила, что надо проветриться.

В детстве она всегда проветривалась у бабушки. Бабушкин городок был малюсенький и живописный – почти сказочный. И хотя это был полноценный город, душа у него была деревенская – живая, как у липы или акации, которых в городке было множество. Вот только бабушки давно уже не было, а значит и места такого для Маруси, теперь не было. И тогда она решила поехать в Грецию – в бело-синюю страну моря, вина, и сказочных историй.

***

Отель она выбирала долго и тщательно. Ей надо было, чтобы в нем было всё необходимое для хорошего отдыха, и еще что-то особенное, и, конечно море чтобы рядом, и, чтобы в центре событий.

- В этом отеле шеф-повар – лучший кондитер Греции, - открыли Марусе секрет в агентстве, и это было туз, который бил остальные карты. Маруся очень любила сладкое. И, вдруг, какой то финтифлюшкин захотел лишить ее лучших пироженных Греции.

***

Но теперь можно было не беспокоиться. Недораспакованный чемодан занимал люксовый угол, а на журнальном столике лежал электронный ключ от него.
 
Маруся похвалила себя за то, что отстояла пироженные. После душа она укуталась в пушистый халат, включила телевизор, забралась под одеяло и заснула.

***

Когда она появилась в ресторане, там уже никого не было. Пироженок тоже не было, а были тосты, вареные яйца и пакетики с чаем. Ей объяснили, что завтрак закончился, а ужин начнется в семь вечера. Маруся не расстроилась - перекусила тем, что было, и отправилась изучать окрестности.

Её встретил бело-синий город – утомленный солнцем и пустой. Только на первой от моря улице работали некоторые магазины. Маруся купила черешни и воды, и свернула на пляж.

Пляж казался бесконечным. Насколько видит глаз - не было ни одного пирса, ни одного волнореза, и волны, чувствуя свою разнузданность и безнаказанность, скручиваясь высокими широченными рулонами, с шумом и грохотом накатывали на берег.

Маруся была в восторге. Ветра здесь было - сколько хочешь – свежего, ароматного, живого.

Он уже не касался нежно её лица, и не ласкал локоны – он трепал волосы, платье, срывал с неё шляпу. Он распоясался и шалил, валяя зонты от солнца, и унося в море надувные матрасы.

Тишину утомленного солнцем города, сменили музыка пляжных баров, колоритная греческая речь и веселый смех отдыхающих. Гудели клаксоны с примыкающей к пляжу местной проезжей части, громко разговаривали горожане, играли радиолы. От нежности ночного собеседника не осталось и следа. Ветер буянил, а солнце заливало пестрый мир! Он был яркий, цветной, кричащий и жаркий, как жадный поцелуй.

Такой жар способны остудить только морские волны, и Маруся не стала ждать. За несколько минут море так накурнало её в волнах, что она еле-еле вырвалась из его объятий, и рухнула на лежак под полосатым, бело-синим зонтом. На сердце было хорошо и радостно, и суета, которая всегда бывает на пляже - не будоражила, а успокаивала. Так бывает, когда, возвратившись домой после долгого отсутствия и скитаний, все суетятся вокруг тебя, а ты просто присутствуешь, и рад всему, что происходит вокруг.

Таким обычно бывает первый день отпуска – день погружения, и оно прошло успешно.

***

В семь часов вечера Маруся пришла на ужин. Она торопилась, но не потому, что проголодалась. Ей хотелось увидеть ужин со стороны зрителя - когда приходят они на балет и занимают свои места, и только потом начинается действо. Ей понравилось место, где она разместилась. С него она могла видеть и зрителей, и актеров. Стол предлагали шведский, и Маруся отправилась выбирать. Еда была красивая и разнообразная. Ей хотелось перепробовать все, но Маруся решила, что откажется от лишнего, и стала выбирать самые красивые блюда. Это были паштеты и пироженные.

Про чемпиона сказали правду.

***

 У вечернего города свои краски – теплые. Мир ловит огни освещения. Полутона выходят на первый план. Магия ночи делает тише голоса, но громче шаги. Касания становятся менее заметными, иногда совсем уходя в тень, но чем менее заметны они, тем более чувствительны.

С присутствием освещения, несмотря на поздние часы, день всё еще продолжается. Море теперь отдыхает, зато оживляется город, который дремал.  И хочется вглядываться в детали, всматриваться в лица, хочется быть причастной к завершению праздника дня, проживая каждую минуту, смакуя, в надежде растянуть удовольствие - по капле допивая день.

***

Неделя отдыха летела к концу. Маруся заметила, что теперь она улыбалась без причины – утру, людям, жизни. Она загорела, надышалась, наплавалась и наелась самых красивых и вкусных пироженных в своей жизни. Скоро надо будет уезжать домой. Настроение ее было прекрасное. Новые лица, новые впечатления, новые краски наполнили её. Она старалась их запомнить, чтобы подольше сохранить. Но чувство незавершенности, неполноты картины не оставляло её. Сердцевина снова ускользала.

Каждый вечер она ходила гулять по старому городу, который находился недалеко от отеля, и служил торговым центром курорта. Только вечером он оживал. Открывались магазинчики с сувенирами и лавки, бары и ресторанчики. По его улицам гуляли толпы народа, плавно перетекая из одной лавки с товарами, в другую – беспечно тратя деньги на радостные мелочи для себя и родных. Маруся уже изучила старый город вдоль и поперек, знала почти всех хозяев в лавках, накупила сувениров, но деньги еще оставались.
 
Лавка с масками, с шитьём, с сувенирами, с картинами….
Картины манили Марусю больше, чем все остальное.

***

Большие и маленькие холсты, как слоеные пироги, заполнили столы в галерее – магазине, и в каждом слое была своя начинка. Их можно было перелистывать, как большую книгу, в которой одни картинки. Покупать не обязательно - можно только смотреть. Неделю ходила Маруся мимо лавки художника, и, наконец, вошла.

Других посетителей не было. Маруся могла быть самой собой - не стесняться, что она кому-то помешает. а свободно рассматривать картины. Она переходила от одной стопки полотен к другой, рассматривала картины на стенах, брала в руки статуэтки, и не заметила, что из соседней комнаты за ней наблюдает человек.

- Кали нихта, - услышала Маруся и обернулась на голос.

- Это наверное хозяин галереи, - подумала Маруся.

Человек, приветствовавший её, стоял как изваяние - античный и прекрасный. Но он был живой и жаркий, как продолжающийся день. Длинные черные локоны его были собраны в не тугой конский хвост. Он был похож на греческого бога, если допустить, что боги могут творить в такой лавке. Красивые руки его были перепачканы краской. Он взял ветошь и стал вытирать об нее перепачканые краской руки.

- Кали нихта, - нашлась Маруся. – Лаки лук. Это ваше? – и показала рукой на картины.

- Да. Ай - пенте, - ответил бог и прошел в зал.

- Пенте. В смысле… –а, художник, да? – Марусе хотелось продолжать разговор. «Она же тоже Художник. Им есть о чем поговорить».

- Ай пенте то! Дизайнер. Стади. Учусь немножко, - и она показала пальцами, как показывают малышам, раздвигая большой и указательный пальцы.

Какой у него был взгляд! Такой взгляд бывает только у настоящих художников – когда глядя в глаза, видят со всех сторон и в сердце.

Стрельчатые своды из старых камней над ними дышат прохладой, хотя на торговых улицах сейчас было влажно и душно после разогретого солнцем дня. Только ночь и ветер остудят этот жар.

Маруся сделала глоток воды из бутылочки с минералкой.

- Воте, – она показала художнику бутылочку с минералкой, и стала обмахивать  себя шляпой, как веером. – Уф, - засмеялась при этом она. – Вери хот. Очень жарко.

- Да. Во-да. Жар-ко. – повторил за ней художник бархатистым голосом, так еще и с таким сексуальным окцентом, что Маруся чуть присела. Умная Маруся становилась дурой, рядом с талантливыми богами иностранного происхождения.

Искуситель это почувствовал, и достал с полки, из-за статуэток, бутыль, похожую на пиратскую.

-Рака. Вод-ка, - предложил он Марусе.

- О-кей, - она решила не строить из себя трезвенницу. Здесь курорт. Отдых. Она и так вела себя весь отпуск как пуританка. И почему бы ей не выпить с прекрасным греческим полубогом, так еще и почти коллегой.

Художник разлил раке по рюмочкам.

- Чин-чин.
- Чин-чин.

Дзинь.

Зря Маруся опасалась бруденшафта - бруденшафта не было. Выпивая, руки никто не заламывал, и локтями не бились. Пили просто. Раке обожгло рот.

- Вкусно, - Маруся хотела быть вежливой, но не сдержалась и поморщилась, и от этого рассмеялась. - Русский самогон, – сказала она показывая на пустую рюмку.

-Вкусно, – повторил за ней маэстро, и не спрашивая разрешения, впился в Марусины губы – жадно и надолго.

-Ну и нахал! - была первая мысль, и она напряглась, но поцелуй был хорош настолько, что появилась мысль, что наверное не нахал, а решительный, и что она сама дала повод, распивая с ним самогон, а потом , что вовсе не нахал, а потом мыслей не стало. В животе запорхали цветные бабочки, и когда поцелуй закончился, бабочки полетели из Маруси во все стороны, и заполнили собой лавку. Они садились на слоеные стопки картин, на стены, облепили мольберт, они светились, и казалось, каменные сводчатые стены сменились цветными витражными стеклами. Мир вокруг стал просторным, состоящим из множества витражных окон.
 
Наверное, в раке был абсент, подумала Маруся. Она подошла к одному из окон с желанием его открыть и посмотреть, что там - за окном?

- Можно? Кен? Опен виндоу -кен? – спросила она.

Художник улыбнулся: - Да, - сказал он по –русски.

***

Маруся надавила на створку окна, и та плавно покатилась наружу, открывая мир, который Маруся хорошо знала – родной, с акациями и липами, с тропинками к реке, конями в туманной росе, с колокольней, накрытой гнездом, в котором жили аисты. И ее бабушка, у дома, подняв руку ко лбу козырьком, смотрела на небо.

- А туда можно? – Маруся жестами спросила художника.

- Да, - он помог ей вылезти через открытое окно, которое оказалось окном гостиницы.

Сначала осторожно ступая, потом бегом на скоски, минуя тропинки, Маруся бежала с холма к дому, где всегда и сейчас жила её любимая бабушка.

Одной рукой она тащила за собой Художника, а другой махала, и во весь голос орала:  – Бабушкаааааа! Бабушкааааа!

- Что ты так орешь, ты же всех перепугаешь, Маруся, - поймала её, в объятья, бабушка. – Отдышись.

- Сто лет тебя не видела. Что это ты надумала к нам? - любовалась она Марусей, оглаживая её, как гладят дорогую корову. – Большая, какая ты!

- Я так соскучилась по тебе – бабушка! – Маруся присела на скамейку у дома, и всё еще не могла перевести дух. Она смотрела на бабушку.

- И я, - бабушка сидела рядом, гладила её по руке, и с любопытством посмотрела на человека, которого Маруся притащила. – Это кто? – тихонько спросила бабушка, кивая на незнакомца. - Познакомишь нас?

Маруся лыбилась - красная и довольная.

Переведя дух, она представила бабушку художнику.

– Май Гренд мазе.

Художник понял и поцеловал у бабушки руку. Она засмущалась, и спрятала руку за спину. Маруся хотела продолжить и теперь представить художника бабушке, но поняла, что не знает, как его зовут, и ,пожимая плечами, разведя руки, сказала:

 – А – это? Это художник. Из Греции.

Бабушка сияла.
 
–Пеинте, - добавила Маруся для художника.

- Петя?! - переспросила бабушка, по ней было видно, что Петя ей симпатичен.

- Ага,- сказала Маруся. – Петя.

Художник Петя и бабушка сидели за столом, ели яичницу с зеленым луком и серым духавитым хлебом из «Продуктового» магазина, а Маруся зашла в дом, в котором не была давно-предавно, но помнила каждый уголок. Ей было очень-очень хорошо от всего этого.

«Даже если это сон, то это самый замечательный сон на свете», - думала Маруся.
Петя и бабушка перешли к чаю с вареньем.

- А, что Зинка – приезжает, - спросила Маруся о подруге, появляясь на крыльце.

- Так она и сейчас гостит, - ответила бабушка. – И Нина, и Коля, и Вишняковы, и Аксеновы. Лето же. Гостей полно.
 
- Так давай всех в гости позовем, - обрадовалась Маруся.

- Давай, - и бабушка вынула из кармашка фартука сотовый телефон.

-Ну, ты крутая, у меня, бабуля! )- удивилась Маруся.

Художника Петю перезнакомили со всеми горожанами, сводили на конюшню, покатали на конях, собрали ему домашних закруток, и мешков с сушками из грибов и яблок, как всегда собирают горожан в большой город, потому что «там» ничего этого нет.

***

Ночью Петя и Маруся спали в прохладной комнате.

Тикали часы, за окном трещали цикады.

Петю напоили самогоном, напели, натанцевали, и отвели в дом – уложили на перину у раскрытого окна. Он мирно спал.

Маруся забралась к нему на постель, и толкнула в бок. Он опять спал. Она толкнула еще раз. Петя, с храпцем, завозился.

– Слушай, Петь, сэй ми, - а что было за другим окном? Ну, это – за дру- гим.

- Виндоу? – фо ин ё хад .

- То, что хочет сердце? А, можно тогда, где водопады? – замечталась Маруся. Как можно было спать, когда такое открытие! - Я же никогда не видела водопадов.

- Ес. Художнику можно везде, - на русском добавил Петя. – Я говорю на русском. У меня тоже есть бабушка и она русская. И я не Петя, а Фемистоклюс.

- Ясно – Фими… кто?

- «Прославленный за справедливость» - переводится. Но можно и – Фима.

-А разве я тоже художник?- не давала ему спать Маруся.

- Чуть–чуть, - сказал Петя с акцентом, и это было очень мило. - Но, Учиться надо. – улыбнулся он, не открывая глаз.  - Я – Художник! Я твой учитель, -  и для убедительности он поднял указательный палец, - и я рядом с тобой.

- А как мы попадем обратно? В мастерскую. Где картины.

Так же – не открывая глаз, Петя указательным пальцем нарисовал в воздухе бабочку. Синяя и светящаяся она взлетела и села на него. Он открыл глаза, повернулся и посадил бабочку на нос Марусе. Маруся моргнула – бабочка улетела.

- Дай поспать, - попросил Петя, - Утро вечера мудренее.

Он прекрасно говорил по-русски.

***

Они проснулись, когда утренний свет полез в окно.

- Ну, что – умываться отправимся на водопады? – спросил Петя.

- Конечно! – заторопилась сонная Маруся.

Петя взял простой карандаш и нарисовал им перед собой дверь - с ручками, филенками, замочной скважиной. Потом заглянул в неё. Дверь была как настоящая, и висела посреди комнаты.

- Тоже, наверное, хочешь посмотреть? – подмигнул он Марусе.

- Спрашиваешь? Хочу, конечно!

- Подглядывать не хорошо.

- Кто бы говорил, что хорошо, что плохо,- Маруся теснила его от двери, вспоминая его дерзкий поцелуй. Она приложила глаз к замочной скважине и увидела водопад, лианы, грот, райских птиц, радугу над водой.

-Нравится?

- Ты ещё спрашиваешь?!

- Идем?

- Конечно.

Маруся тихонечко приоткрыла нарисованную дверь, , и в комнату влетел влажный горячий воздух джунглей, шум водопада, крики птиц – мир за дверью был живой и яркий.

- Минуточку, - она взяла карандаш, оторвала листок календаря и написала на нем:

 - Мы отправились умываться к водопаду. Не скучай, к обеду будем, - пририсовала сердечко, и приклеила листочек на зеркало.

- Теперь пошли.
(Конечно же они и целовались, и всякие, там, обнимашки, у них тоже были. А как вы хотели? Маруся же в законном отпуске на курорте. А путешествия в пространстве и времени – экскурсии, которые подарила ей жизнь, за то что она молодец)

***

Как же лучше закончить эту историю? Попробую так:

Главная Героиня ждала вечера и чего-то еще, чему она не знала названия. Наверное, чуда.

Всё было таким как в обычный вечер. Темнело за окном. Лишь красные вымытые зонты яркими огнями кричали о жизни. Окна домов потихонечку гасли, оставляя редкие желтые фонари над вывесками магазинов.

К полночи ветер усилился, пошел долгожданный снег, но Чудом и не пахло. Героиня выключила телевизор с утомившими всех однообразными, не расцветающими новостями, светильник у кровати, и плотнее укрылась одеялом.

«Завтра на работу. Нужно еще постирать потом. На ужин надо приготовить что-то. Ну и хорошо, что помыла зонты. Хоть чистые теперь будут. Красиво же. Надо за грибами сходить»,- череда мыслей закончилась, и она заснула.

***

Утро наступило в своё время. По крайней мере, героиня выспалась. Она всунула ноги в мягкие тапочки и прошла на кухню. Навела кофе. Подошла к окну. А там было солнечное зелёное Лето! Мамы гуляли с колясками, под окном росло здоровенное, абрикосовое дерево, а в траве под ним было навалом осыпавшихся абрикосов.

Героиня потерла глаза, и сходила - умылась. Снова посмотрела в окно. Ничего не изменилось. Лето осталось летом, абрикосовое дерево никуда не исчезло. Она открыла окно. Старик сосед собирал абрикосы в пакет.

- Январь - теплынь, - вместо «здравствуйте» сказал он, - абрикосы уродились! Самый, для них, сезон. Аномалия!

- Рабочая - теория! – восторженно, вслух сказала героиня, и посмотрела в окно, за которым бушевала свежая зеленая листва с бликами цвета шартрез.  Прозрачный небесно-синий ФЦ, с белильными мазками наполнял высоту. Всё вокруг – От земли до неба - было ярким, радужным, звенящим, сочным, как спелые абрикосы. И посреди всего этого великолепия, ярким красным горели три зонта! Они горели, несмотря на то, что был солнечный день, потому что лампочки в них теперь были антивандальные.


© Copyright: Оксана Ларина-Заритовская, 2025
Свидетельство о публикации №225020500028