Э. Дикинсон. Письмо к У. Дикинсону 14. 02. 1849

Кузен Уильям,

Странно, что обещание живо и сияет, когда день, давший ему форму, рухнул, и ещё более странно, что обещание ждёт своего исполнения в День святого Валентина.

Мой был очень приятным наставником, другом и добрым товарищем, а не суровым тираном, как твой, заставляющим тебя делать то, чего ты сам бы не стал делать без принуждения.

В прошлую среду вечером я думала, что ты совсем забыл о своём обещании, иначе ты счёл бы его глупым и недостойным исполнения. Теперь я знаю, что твоя память была верна, но я с грустью опасаюсь, что твоя склонность не согласилась с её увещеваниями.

Немного снисходительно и саркастично твоё послание ко мне, подумала я; немного похоже на Орла, наклонившегося, чтобы поприветствовать Крапивника, и я решила, что не посмею ответить на него, потому что мне показалось не совсем подобающим - для такой ничтожной птицы, как я, - требовать допуска в Орлиное Гнездо и беседы с его Королём.

Но я передумала, и если ты не слишком занят, я немного поболтаю с тобой.

Я - «пленник Фенестреллы», если этот мир - «Фенестрелла», и во дворе моей темницы из безмолвных камней мостовой появилось растение, такое хрупкое и в то же время такое прекрасное, что я трепещу, как бы оно не погибло. Это - первое живое существо, которое скрасило моё одиночество, и иногда мне кажется, что оно нашёптывает мне приятные вещи - о свободе - и о будущем. Не можете угадать его имя? Это - «Пиччиола»; и вам, кузен Уильям, я обязана за мою чудесную новую спутницу.

Я не знаю, как благодарить вас за вашу доброту. Благодарность бедна, как сама бедность, - и «10 000 благодарностей», которые так часто цитируются, кажутся слабейшими тенями, когда я пытаюсь отпечатать их здесь, чтобы передать вам их отпечаток. Первый цветок «Пиччиолы» - я сохраню для вас. Если бы его нежный голос и дружеские слова - не заверили меня в «добром воспоминании», - я думаю, я бы не стала так много предполагать.

Последняя неделя была весёлой в Амхерсте, и банкноты летали, как снежинки. Древние джентльмены и старые девы, забыв время и множество лет, сбросили свои морщины - в обмен на улыбки - даже этот наш старый мир, выбросил свой посох - и очки, и теперь заявляет, что снова станет молодым.

Однако, солнце Валентина уже садится и до завтрашнего вечера старые вещи снова займут своё место. Ещё один год, долгий и незнакомый всем нам — должен прожить и умереть, прежде чем его смеющиеся лучи снова упадут на нас, и «той призрачной полосой в безмолвной стране» могут быть нынешние авторы этих весёлых посланий.

Но я морализирую, забыв о тебе, без сестры - и по этой причине склонна к скорбной задумчивости - возможно. Ты счастлив теперь, когда её нет? Я знаю, ты, должно быть, одинок после её ухода, и когда я думаю о тебе сейчас, это - «меланхоличный джентльмен, стоящий на берегу реки Смерти — вздыхающий и зовущий Харона, чтобы он переправил его».

Я угадала, или вы веселы, как «старый английский джентльмен из былых времён»?

Я скоро напишу Марте, потому что без её писем так же тоскливо: тоскливее, чем вы можете себе представить. Я не забуду несколько маленьких карандашных пометок, которые я нашла, читая «Пиччиолу», потому что они кажутся мне молчаливыми часовыми, охраняющими башни какого-то города, самого по себе слишком прекрасного, чтобы быть без охраны; я читала эти отрывки с повышенным интересом из-за них.

Долгих лет жизни мистеру Хаммонду и тысячу валентинок за каждый прожитый год.

Извините мою пространность, если она не непростительна.

С уважением, ваша кузина
Эмили Э. Дикинсон.


Cousin William,

Tis strange that a promise lives, and brightens, when the day that fashioned it, has mouldered, & stranger still, a promise looking to the day of Valentines for it's fulfillment.

Mine has been a very pleasant monitor, a friend, and kind companion, not a stern tyrant, like your own, compelling you to do what you would not have done, without compulsion.

Last Wednesday eve, I thought you had forgotten all about your promise, else you looked upon it as one foolish, & unworthy of fulfillment, now, I know your memory was faithfully, but I sadly fear, your inclination, quarrelled with it's admonitions.

A little condescending, & sarcastic, your Valentine to me, I thought; a little like an Eagle, stooping to salute a Wren, & I concluded once, I dared not answer it, for it seemed to me not quite becoming - in a bird so lowly as myself - to claim admittance to an Eyrie, & conversation with it's King.

But I have changed my mind - & you are not too busy, I'll chat a while with you.

I'm a "Fenestrellan captive," if this world be "Fenestrella," and within my dungeon yard, up from the silent pavement stones, has come a plant, so frail, & yet so beautiful, I tremble lest it die. This the first living thing that has beguiled my solitude, & sometimes I fancy that it whispers pleasant things to me - of freedom - and the future. Cans't guess it's name? T'is "Picciola"; & to you Cousin William, I'm indebted for my wondrous, new, companion.

I know not how to thank you, for your kindness. Gratitude is poor as poverty itself - & the "10,000 thanks" so often cited, seem like faintest shadows, when I try to stamp them here, that I may send their impress to you. "Picciola's" first flower - I will keep for you. Had not it's gentle voice, & friendly words - assured me of a "kind remembrance" - I think I should not have presumed thus much.

The last week has been a merry one in Amherst, & notes have flown around like, snowflakes. Ancient gentlemen, & spinsters, forgetting time, & multitude of years, have doffed their wrinkles - in exchange for smiles - even this aged world of our's, has thrown away it's staff - and spectacles, & now declares it will be young again.

Valentine's sun is setting now however, & before tomorrow eve, old things will take their place again. Another year, a long one, & a stranger to us all - must live, & die, before it's laughing beams will fall on us again, & of "that shadowy band in the silent land" may be the present writers of these merry missives.

But I am moralizing, forgetful of you, sisterless - and for that reason prone to mournful reverie - perhaps. Are you happy, now that she is gone? I know you must be lonely since her leave, and when I think of you nowadays, t'is of a "melancholy gentleman, standing on the banks of river Death - sighing & beckoning Charon to convey him over."

Have I guessed right, or are you merry as a "Fine old English Gentleman - all of the Olden time"?

I'll write to Martha soon, for tis as desolate to be without her letters: more desolate than you can think. I wont forget some little pencil marks I found in reading "Picciola," for they seem to me like silent sentinels, guarding the towers of some city, in itself - too beautiful to be unguarded; I've read those passages with hightened interest on their account.

Long life to Mr Hammond, & a thousand Valentines for every year of it.

Pardon my lengthiness - if it be not unpardonable.

Sincerely, your cousin,
Emily E. Dickinson.