Сюжет

В декабре 2024 и январе 2025 боевики ВСУ совершали массовые убийства в селе Русское Поречное, Курской области. Военнослужащие 92-й ОШБ ВСУ истязали женщин и мужчин, в основном стариков, убили 22 мирных жителя. В конце января несколько военнослужащих этой части попали в плен. Кого-то успел увезти следственный комитет для проведения следственных действий и предания суду, кого-то взяли в плен чуть позже…


Я видео намедни посмотрел,
Не важно, я не сдам Вам адресата,
На видео запечатлен расстрел,
Убийц казнили, били с автомата.

Попались нашим нелюди, из тех,
Что мирных, не военных убивали,
В Поречном Русском истребили всех,
А нелюдей ведь матери рожали!

У нелюдей есть имя, позывной,
И номер «девяносто два» конкретен,
Отдельной той бригады штурмовой.
Из ВСУ, для нас он не секретен.

Кому-то повезло их взяли в плен,
"Следком" упорный смог подсуетиться,
Им срок дадут пожизненный затем,
И в камере до смерти им томиться.

А этих взяли наши в оборот.
И номер их в/ч узнав солдаты,
Решили, что от этих нечистот,
Избавить землю надо, как когда-то.

Их прадеды мочили немчуру,
И прочих европейцев убивали,
В ту самую Великую войну,
Её потом Отечественной звали.

Но вновь нацист нас убивать пришел,
Он говорит по-русски понимая,
Он в Русское Поречное зашёл,
«Мирняк» промежду прочим убивая.

И запись шла его на телефон,
Писал какие зверства вытворяли,
Как будто не ответит позже он,
За то, что русских просто убивали.

На кадрах крики, мат, истошный вой,
И желтые на рукавах повязки,
Надеется нацист, что кончен бой,
Он сдастся в плен, но вот она развязка.

Оружие отобрано, финал,
К каким-то доскам на колени ставят,
Быть может лично он не убивал,
Но только это дела не исправит.

Один, второй, и все, кто взяты в плен,
С бригады, что в Поречном убивала,
Уже на встанут со своих колен,
Их пуля святорусская достала.

Мне может кто-то что-то возразит,
Что пленных убивать никто не смеет,
Женевская конвенция гласит,
Никто такого права не имеет.

Что это преступление, должны.
Стрелявшие ответить по закону,
Наверное, Конвенции нужны,
Но запись снова шла по телефону.

А я год сорок первый вспоминал,
В Петрищево казнили нашу Зою,
Петлю на шею деве одевал,
Ефрейтор, он доволен был собою.

И полк его был «триста тридцать два»,
Из Рейнской дивизии пехотной,
А в сорок третьем, года через два,
Он подыхал, давился кровью рвотной.

Их под смоленском наши обошли,
А фото казни на кармане было,
И вот когда ту фоточку нашли,
Там справедливость со штыком ходила.

И не один из этого полка, в плен не был взят,
Их всех перестреляли,
А если вдруг заклинил автомат,
Ножом, штыком, лопаткой добивали.

Никто не смеет воинов тех судить,
Есть справедливость, есть и нормы права,
Вот только надо в шкуре той побыть,
Чтоб осознать насколь война кровава.

«Следком», конечно дело возбудит,
Бумажки аккуратно подошьются,
Ну, а нацист, закопанный лежит,
Домой ему из плена не вернуться.

Стрельба затихла, стих предсмертный крик,
А ветер колыхал лесные ветки,
Как ты гуманен русский штурмовик,
Им из-под ног не выбил табуретки.

В Поречном Русском новый ряд могил,
Гражданских там не всех похоронили,
Никто об этом аде не забыл,
Мы будем мстить, частично отомстили.