Хулио Кортасар
Покончив с хлопотами, путешественники собираются на главной площади города, обмениваются наблюдениями и заходят в кафе выпить аперитиву. Но сначала они берутся за руки и водят хоровод. Этот танец известен под названием «Фамская радость».
Когда путешествовать отправляются хронопы, все отели переполнены, поезда уже ушли, дождь как из ведра, а таксисты сперва не берутся везти, а после заламывают безбожную цену. Но хронопы не унывают, так как твердо убеждены, что подобное происходит со всеми, и, когда наступает пора спать, говорят друг дружке: «Дивный город, ах, что за город!» Всю ночь им снится, будто в городе большой праздник и будто они приглашены. Наутро они просыпаются в прекрасном настроении, и вот таким манером хронопы и путешествуют».
Хулио Кортасар. «История про хронопов и фамов»
Кортасар – один из моих любимых писателей юности. Это хорошая литература, тщательно выверенные тексты, написанные человеком, для которого они – дело его жизни. Сам Кортасар вспоминал, что, когда он слышал голос жены, звавшей его к обеду, он, отрываясь от романа, был убеждён, что реальность в тексте, а обед был некой литературой. Это и в его творчестве один из важных мотивов: реальность реальная - она где? Она – отражение в нашей голове или в литературе, или она вокруг нас? Книги Кортасара очень интересные, особенно для русского человека. Вся западная литература до определенного момента занималась вопросами, интересующих людей того времени: стать богатым, могущественным, счастливым, получить удовольствие или отомстить за какие-то действия в прошлом. Стефан Цвейг спрашивает: «Кто из героев Достоевского стремится к этому? Никто. Ни один. Они нигде не хотят остановиться, даже в счастье. Они всегда стремятся дальше, все они обладают «горячим сердцем», которое приносят им мучения. К счастью они равнодушны, и к довольству, и богатство они скорее презирают, чем желают его». На этот вызов русской литературы ответили, в частности, создатели великого латиноамериканского романа, прежде всего Габриэль Гарсия Маркес (писал о нём, см. http://stihi.ru/2024/12/19/4429), Хосе Луис Борхес и Хулио Кортасар. Надо сказать, что почитать Кортасара мне посоветовали, такое случалось невероятно редко в моей жизни. Но, здесь – да, именно посоветовали, была у меня в те времена знакомая барышня, мы только что окончили школу, часто ходили в Пушкинский, она училась в Архитектурным и многое знала про искусство и архитектуру еще в школе, у неё мать была румынка, и она сама выезжала на лето в Румынию. Думаю, что это из-за поездок и её родителей она и знала больше нас, сирых, раз в сто. Я как-то описывал, как мы случайно познакомились с Анатолием Зверевым. Где-то в 80 году мы гуляли с ней по Москве в районе Патриарших, потом сидели на скамейке и листали толстый фолиант про хиромантию: это были ксерокопии каких-то невиданных изданий о хиромантии, астрологии, Луис Хамон, Бенхам и прочая дребедень, но нам было интересно. К нам подсел парень, который заинтересовался, что это мы так веселимся и листаем с таким интересом. В общем, он пригласил нас зайти к своему приятелю, который жил рядом. Дом напротив сквера, где сейчас деревянные медведи. И этот его знакомый оказался интересным человеком, художником и поэтом, у которого уже свет отключили за неуплату. Пил он много, и это было очевидно, листки с его зарисовками валялись повсюду на полу, сам он лежал на продавленном диване, а книги у него хранились в холодильнике, который не работал, свет-то отключили. И вот этот крендель считал себя диссидентом, я так и не понял – почему (это есть в очерке об Андрее Сахарове, см. http://stihi.ru/2023/05/22/6129). Я был тогда ужасно счастливым, только не знал об этом. И вот, как-то она вытаскивает из своей джинсовой сумки с плетёными ручками красную книженцию и цитирует мне про фамов и хронопов, это было очень смешно, и написано с такой лёгкостью и выдумкой, что на следующий же день я взял книгу в Ленинке и прочитал её всю, но «История про хронопов и фамов» была самой интересной. Потом я книгу «Другое небо» купил на Кузнецком году так в 1978, а дальше покупал все издания Кортасара на русском, так что на русском у меня есть всё, кроме стихов. Теперь, заново перечитывая Хулио Кортасара, на меня история с фамами и хронопами впечатления уже не произвела: другие времена что ли. Но всё-таки, по классификации Хулио Кортасара, я скорее всего хроноп. А так, мне больше понравилось «Южное шоссе» и «Игра в классики». Ранний рассказ «Захваченный дом» тоже очень характерный и понравился мне. Я посмотрел все интервью Кортасара (они с субтитрами) и фильм «Фотоувеличение» на Ютюбе (которого больше вы там не найдете, а всё, что есть про знаменитый фильм Антониони, я привожу в приложениях. Спешите, с обоих сторон весь контент на русском в YouTube размывают, я давно заметил, исчезают популярные сериалы и фильмы, всем выгодно, чтобы русские стали тупыми животными, кстати, «Фотоувеличение» есть на vk -video просто перенесли, лучше сказать – стырили, см. Приложения).
Хулио Кортасар (исп. Julio Cort;zar; наст. имя Жюль Флоренсио Корта;сар), 26 августа 1914, Брюссель - 12 февраля 1984, Париж) - аргентинский прозаик и поэт, переводчик, жил и работал преимущественно в Париже. Автор рассказов с фантастикой и магическим реализмом, а также двух антироманов - «Игра в классики» и «62. Модель для сборки» (хотя сам Кортасар был не согласен, что это антироманы, впрочем, он был не согласен, что это романы). С ударением – заминка, можно и так, и эдак, французы, конечно, ударение ставят на последнее «а», а почти всю свою творческую жизнь он провёл в Париже, по-испански ударение на втором «а».
Хулио Кортасар родился в Брюсселе в семье сотрудника аргентинского торгпредства. Его юность прошла в Буэнос-Айресе. После школы Кортасар поступил на литературно-философский факультет столичного университета, но из-за отсутствия средств через год оставил учёбу и семь лет проработал сельским учителем. В 1944 году он стал преподавать в университете в Мендосе. Кортасар участвовал в антиперонистских выступлениях аргентинской интеллигенции, и как результат, был вынужден оставить педагогическую деятельность.
В 1946 году Кортасар вернулся в Буэнос-Айрес и стал работать служащим в Книжной палате. Получив в 1951 году литературную стипендию, он уехал в Европу, где до конца дней жил в Париже, работал разносчиком книг, о чём он подробно рассказывает в одном из приведенных в Приложениях интервью, а потом долгие годы работал синхронным переводчиком при ЮНЕСКО. В последние годы жизни страдал от лейкемии, умер в Париже 12 февраля 1984 года. Утверждается, что непосредственной причиной смерти Кортасара стал СПИД, которым он заразился при переливании крови. Я позвонил знакомым чилийцам, которые могли знать о Кортасаре и уж точно его читали, так вот, они убеждены, что его заразили в больнице при переливании крови, никаких сомнительных отношений у него не было. Это для точности, а не то, что вы подумали. Похоронен Кортасар на парижском кладбище Монпарнас.
Кортасар начал писать в 1938 году, опубликовал сборник сонетов «Присутствие». Стихи писал всю жизнь, но не публиковал их, посмертно была издана лирическая книга «Только сумерки» (1984), куда вошли стихи и поэмы с 1950-х до 1983 года.
Первый рассказ «Захваченный дом» был напечатан в 1946 году в журнале, издаваемом Борхесом, которого Кортасар считал своим наставником. С самого начала Кортасар намеренно сочетал реальность с фантастикой и обязательно искал некую неожиданность для завершения рассказа или романа. Обыденность расшатывалась постепенно в ходе повествования, у читателя возникало некое беспокойство и предчувствие опасности. Это видно в романах «Экзамен», «Выигрыши» и в сборниках рассказов «Бестиарий», «Конец игры». В этом отношении рассказ «Южное шоссе» очень показателен: тут тебе и фантастика, проникающая в пространство произведения, и беспокойство, которое на манер сюрреализма постоянно нагнетается в нити рассказа, и наконец, очень важная черта, которую Кортасар сам отметил в одном из интервью: он ставит героев повествования в определенную ситуацию, создает и оставляет её, а дальше герои действуют сами, как бы без вмешательства автора, и автор сам не знает, как всё закончится и к чему это приведет, так и в «Южном шоссе» окончание строго логично, но неожиданно. В начале рассказа никакой фантастики нем, есть жара и вонь, на Южном шоссе на пути в Париж возникает пробка, и она превращается из многочасовой в многодневную. Люди мучатся от жары и отсутствия еды и питья. Страдают бедные монахини, дети, да все. Местные жители еду и воду не продают и относятся крайне враждебно. Потом один из водителей покончил жизнь самоубийством, его пришлось сложить в багажник одной из машин. Потом умерлв одна из монахинь. Однако, со временем люди самоорганизовались в группу и выбрали себе старшего, наладили питание и даже стали общаться по ночам. Главный герой тоже дышал неровно к одной девушке в соседней машине, и вот наконец …
«… Колонна снова начала двигаться, сперва несколько минут медленно, а затем так, словно шоссе окончательно освободилось. Слева от "четыреста четвертого" шел "таунус", и на какой-то момент инженеру показалось, что группа вновь собирается, что
вновь налаживается порядок, что можно двигаться вперед, ничего не разрушая.
Но "таунус" был зеленый, а за рулем сидела женщина в дымчатых очках, не
мигая глядевшая вперед. Оставалось лишь отдаться движению, механически
приспособиться к скорости окружающих машин, не думать. В "фольксвагене" у
солдата лежала его кожаная куртка. У Таунуса - книга, которую он читал в
первые дни. Полупустой пузырек с лавандой - в машине у монахинь. Он
поглаживал правой рукой плюшевого мишку, которого подарила ему Дофин вместо
амулета. Как ни нелепо, он поймал себя на мысли о том, что в половине
десятого будут распределять продукты и надо навестить больных, обсудить
обстановку с Таунусом и крестьянином из "ариана", а потом настанет ночь, и,
Дофин неслышно скользнет к нему в машину, взойдут звезды или набегут тучи,
будет жизнь. Да, так и должно быть, невозможно, чтобы это кончилось
навсегда. Может, солдату удастся достать немного воды, которую за последние
часы почти всю выпили; так или иначе, можно рассчитывать на Порша, если
заплатить ему, сколько он просит. А на радиоантенне яростно трепетал и бился
флажок с красным крестом, и автомобили мчались со скоростью восемьдесят
километров в час к огням, которые все росли, расплывались, и уже никто не
знал, зачем нужна эта бешеная скорость, зачем нужен этот стремительный бег
машин в ночи среди других, незнакомых машин, и никто ничего не знал о
другом, все пристально смотрели вперед, только вперед.»
Хулио Кортасар. «Южное шоссе».
По мотивам новеллы «Слюни дьявола» Антониони поставил нашумевший артхаусный фильм «Фотоувеличение» (1966). См. в Приложениях на английском.
С годами своеобразный кортасаровский способ передачи фантастического изменился, иррациональность происходящего теперь не была обусловлена вмешательством внешней силы, то со временем у него фантастическое и иррациональное стало зарождаться во внутреннем пространстве самого человека.
Кортасар - признанный мастер новеллы, автор сборников «Жизнь хронопов и фамов» (1962) (у меня есть два варианта перевода на русский, в книге «Другое небо» «фамы» названы «славами», а «надейки» - «надеждами»), «Все огни — огонь», «Тот, кто здесь бродит», «Некто Лукас», «Мы так любим Гленду», «Вне времени» – мне кажется, это его любимый жанр. Где-то он сказал, что «роман побеждает всегда по очкам, рассказ должен выиграть нокаутом». Его рассказы - метафоры, их отличают напряженная пульсация внутреннего ритма или нагнетание, в конце обязательно неожиданное завершение. Но славу Кортасар снискал главным образом как романист, он был одним из создателей «нового латиноамериканского романа».
После написанных исключительно на аргентинском материале «Экзамена» и «Выигрышей» в зрелый период творчества созданы «Игра в классики» и «62. Модель для сборки». Жизнь его героев протекает в чисто кортасаровском интеллектуальном пространстве - это группы близких по духу и образу мыслей людей, как например, «Клуб Змеи» в «Игре в классики», которые стремятся своим повседневной жизнью опровергнуть существующий миропорядок с его условностями и стандартами, часто не желающие вести благопристойный образ жизни.
Два слова о романе «Игра в классики». По-моему, это лучшая его вещь.
Действие происходит в 1950-е гг. Главный герой, Орасио Оливейра, сорокалетний аргентинец без определённых занятий, живёт в Париже очень скромно на деньги, которые ему присылают из Буэнос-Айреса родственниками. Его любимое занятие - бродить по городу, он приходит к выводу, что ему «гораздо легче думать, чем быть и действовать». С женщинами у него проблема, он выбирает между француженкой Полой и уругвайкой Магой. Узнав, что Пола больна, он прекращает встречаться с ней, таким способом делает свой выбор. Мага хочет стать певицей и берет уроки музыки. Своего маленького сына она оставила в деревне у кормилицы. Для экономии средств они решили поселиться вместе. «Мы не были влюблены друг в друга, просто предавались любви с отстранённостью и критической изощрённостью», - вспоминает позже Орасио. Порой Мага даже раздражала его, поскольку она была явно не очень образованна, но она была естественной, только представьте, без копейки денег, с маленьким ребенком бросила всё и отправилась на какой-то фелюге (условно) в Париж учиться пению! У Орасио были друзья, и каждую неделю они собирались в мансарде Рональда и Бэпс в Латинском квартале, курили там, пили, при свете зелёных свечей слушали джаз. Магу там приняли, правда чувствовала она себя серенькой и незначительной рядом с такими начитанными знатоками. Ей было просто неловко спрашивать то одно, то другое. Однажды она рассказала о себе в Уругвае:
«В Монтевидео в ту пору не было времени, – сказала Мага. – Мы жили у самой реки в огромном доме с двором. Мне там всего было тринадцать лет, я хорошо помню … Дом был многонаселенный. В нем жили еще итальянец, две старухи и негр с женой, они всегда по ночам ссорились, а потом пели под гитару. Папа сидел у дверей и пил мате. Жара была страшная, вам в ваших холодных странах не понять, какая бывает жара. Влажная жара – вот что самое страшное, из-за того, что река близко; но, говорят, в Буэнос-Айресе еще хуже, Орасио говорит, гораздо хуже, не знаю, может быть. А в ту ночь одежда прилипала к телу, и все без конца пили мате, я раза два или три выходила во двор попить воды из-под крана, туда, где росли герани. … . А когда собиралась зажечь свечку на столике, чья-то горячая рука схватила меня за плечо, я услыхала, что запирают дверь, а другая рука заткнула мне рот, и я почувствовала вонь, негр щупал меня и тискал, что-то бормотал в ухо и обслюнявил мне все лицо, разодрал платье, а я ничего не могла поделать, даже не кричала, потому что знала: он убьет меня, если закричу, а я не хотела, чтобы меня убивали, что угодно – только не это, умирать – хуже оскорбления нету и нет большей глупости на свете. Что ты на меня так смотришь, Орасио? Я рассказываю, как меня в нашем доме-муравейнике изнасиловали, Грегоровиусу хотелось знать, как мне жилось в Уругвае. …. – Он ушел почти на рассвете, а я даже плакать не могла.
– Мерзавец, – сказала Бэпс».
Продолжаю про роман. Далее заболел ребенок Маги и ей пришлось забрать его и самой за ним ухаживать. У Орасио росло от этой ситуации раздражение, и смерть ребёнка оставила его равнодушным. После смерти ребёнка, Маги ушла. Клуб Змеи осудил Орасио за бесчувственность и бездушие.
. «С Клубом кончено, Бэпс, это точно. Никогда мы не увидим больше Орасио, извращенца Орасио. Клуб сегодня - как тесто для кастрюльки: выскочило, приклеилось к потолку, да там и осталось … а Бэпс к тому времени уже разбушевалась, как Хокусай …
Бэпс разрыдалась, коньяк лился у нее даже из ушей, и Рональд понял, что, пока они спорили о вечном, Бэпс в одиночку выхлестала полбутылки коньяка, а яичница была только поводом, чтобы исторгнуть этот коньяк из организма, и никого не удивило, а Оливейру менее, чем кого бы то ни было, что от яичницы Бэпс постепенно перешла на похороны, а пережевав их, готовилась, не переставая всхлипывать и сотрясаться всем телом, выложить всё про дитятю и основательно распотрошить эту тему. Напрасно Вонг разворачивал ширму из улыбок, тщетно пытался он встать между Бэпс и сохранявшим рассеянный вид Оливейрой …, а сам масляно-мягко подталкивал Бэпс к коридору, но все равно ничто не помешало Оливейре услышать про инквизитора, на что он поднял брови удивленно и как бы в недоумении и вопросительно глянул на Грегоровиуса, как будто тот мог объяснить ему смысл этого эпитета. Весь Клуб знал, что, если Бэпс сорвется,
катапульте до нее далеко, - такое уже случалось; единственный выход - встать вокруг устроительницы всех собраний, отвечающей за буфет, и ждать, пока время возьмет свое: никто не может плакать вечно, даже вдовы и те выходят замуж. Но пьяная Бэпс, путаясь в сваленных горою плащах и шарфах, отступала из коридора в комнату, желая все-таки свести счеты с Оливейрой, это был самый подходящий момент, чтобы сказать ему про инквизитора и со слезами заверить, что в этой сучьей жизни она знавала мерзавцев и похлеще, чем этот прохвост, сукин сын, садист, негодяй, палач, расист без стыда и
совести, грязная мразь, дерьмо вонючее, погань, сифилитик. Сообщение
доставило безграничное удовольствие Этьену и Перико и вызвало противоречивые
чувства у остальных, в том числе и у того, кому оно было адресовано.»
Мага уехала, и Орасио только тогда понял, что любил её. А ведь недавно он думал, когда Мага прижималась к нему: "Сейчас выдаст какую-нибудь глупость. Ей всегда надо сначала потереться о меня. Решиться на уровне эпидермиса". Потеряв Магу. он лишился жизненного стержня, и оказался одинок. Он попробовал сойтись с бродягами, но в результате попал в полицию, и его выслали из страны. Так Орасио снова оказался в Буэнос-Айресе. Он жил кое-как, общался только с другом детства Тревелером и его женой Талитой, работающими в цирке. Орасио было приятно их общество, Талита чем-то напоминала ему Магу, и он невольно тянулся к ней. Тревелер был несколько обеспокоен, замечая это, но он очень дорожил дружбой с Орасио и пока помалкивал. И все же Орасио чуть было мимоходом не разрушил счастливую любовь друзей. Хозяин цирка Феррагуто купил психиатрическую клинику, и все трое устроились туда на работу. В непривычной обстановке им приходится трудно, а у Орасио все чаще наблюдаются странности в психике, его мучает раскаяние, все больше подступает уверенность, что он виноват во всей истории с Магой. Убедив себя, что Тревелер из ревности намеревается разобраться с ним, Орасио угрожает выброситься из окна на плиты мощёного двора. Но его останавливают доверительный тон и спокойствие Тревелера. Запершись один в палате и глядя из окна, Орасио раздумывает о возможном для себя выходе: «Ужасно сладостный миг, когда лучше всего чуть наклониться вниз и дать себе уйти — хлоп! И конец!» Но внизу стоят любящие и обеспокоенные Тревелер и Талита.
Финал романа остаётся открытым. Сделал ли Орасио свой последний шаг в пустоту или раздумал - это предстоит решать читателю. После неосуществлённого намерения покончить жизнь самоубийством Орасио снова оказывается у себя дома, а то, что он перед этим вполне может быть просто предсмертным видением. О книге много написано, я бы только добавил, что текст какой-то джазовый, есть у Кортасара волнообразное свинговое движение текста и повествования, и есть ритм, и в «Игре в классики» это видно особенно чётко.
Среди моих знакомых в 70-80 годах было несколько аргентинцев, и в принципе, они мало чем отличались от остальных латинов, но был один, не помню его имени, мы познакомились на БАМе, вместе работали в строй-отряде, он был железнодорожной бригаде, и постоянно заваривал и пил мате, как Орасио Оливейра в «Игре в классики» (Йерба ма;те или Ма;те, в русском языке - ма;тэ, "парагвайский чай", который готовят из местного падуба). Теперь о той барышне, любительнице Хулио Кортасара. Последний раз мы виделись с ней году в 1978, встретились совершенно случайно в переходе между Площадью Свердлова и Проспектом Маркса, встретились в толпе бегущих куда-то москвичей. Разговорились обо всем, печки-лавочки. Я пригласил её на Бразильский карнавал, который должен был быть на следующий день, это было в феврале предположительно. Карнавал проводился раз в году в Лумумбе. Я был тогда в аспирантуре, и в Лумумбе у меня было море знакомых латинов, кто по учёбе, кто по стой-отрядам. И вот на следующий день мы встретились в центре и поехали на Юго-Западную. Карнавал уже бушевал, это было в каком-то блоке, такая специальная стеклянная пристройка, в фойе был буфет с пивом и шампанским. Мы сели за столик, я набрал пива, купил бутылку шампанского и еще каких-то бутербродов. Мы в основном вспоминали что-то, потом подошли два знакомых чилийца, Хайме и ещё кто-то. Я спросил Хайме, связан ли карнавал с религией? Да, говорит, еще как, за сколько-то дней до Пасхи, что-то там такое с постом связанное. Хайме тут же стал клеиться к барышне, так что мне пришлось сказать ему: «Отдохни». Они допили пиво и ускакали. Мы тоже пошли в зал, но там был сущий кошмар, потная движущаяся толпа, жара, все курили. Кто-то был в костюмах, пара-тройка дамочек были подшофе и в полураздетом виде отплясывали в центре толпы самбу, так что мы вернулись к буфету и снова уселись за столик. Опять о чем-то болтали, я сказал барышне, что у меня родилась дочка. Тут она искренне ахнула и сказала: «Ой, как я хочу дочку!». Я, конечно, проводил, её, а через полгода меня забрали в армию, всё, конец истории. Всё это очень походило на какой-нибудь рассказ Хулио Кортасара, не поймёшь, где кончается мистика и начинается реальность.
Теперь о фильме Микеланджело Антониони «Фотоувеличение» (1966, по новелле Хулио Кортасара «Слюни дьявола»). О фильме столько написано, что нового я вам ничего не скажу, кадры из фильма я привожу в подборке. Фильм знаменитый, но на любителя, Дима Быков например где-то сказал, что он любит Антониони, «только дистанционно, как бы теоретически». От Кортасара там не осталось ровным счетом ничего, хотя в титрах и есть, что фильм снят по рассказу Хулио Кортасара. Правда есть одна шутка Антониони.
- Я хочу быть свободным.
- На черта тебе эта свобода? Хочешь быть вроде этого типа?
Показывает ему фотография нищего, а на фото Хулио Кортасар.
У нас «Игра в классики» поставили в 1995 году в «Эпигон-театр», режиссер-постановщик Владимир Агеев, в ролях: Мага-Лусия — Ирина Гринева, Орасио — Владимир Агеев, Осип — Сергей Герасин, Автор — Андрей Звягинцев. Это единственная в мире театральная версия, во всяком случае, известная мне, культового романа Хулио Кортасара. Постановка рассказывает о парижской эмигрантской среде, в которой появился любовный треугольник. Главный герой по натуре бунтарь, который делает всё против сложившихся в обществе стереотипов. Спектакль «Игра в классики» получил специальный приз жюри фестиваля «Эра милосердия» за режиссёрский эксперимент, приз за лучшую женскую роль (Ирина Гринева) и лучшую мужскую роль (Андрей Звягинцев). А теперь подумайте, как запросы нашего общества изменились с конца 90-х! (См. в Приложениях).
Приложения:
1. Интервью с Хулио Кортасаром в Париже (с субтитрами).
https://www.youtube.com/watch?v=v1aD6DM6lfQ
2. Интервью с Хулио Кортасаром 1977 часть 1.
https://www.youtube.com/watch?v=wWFk7Ljnhes
3. Интервью с Хулио Кортасаром 1977 часть 2. (частей 11, кому интересно – смотрите в Ютюбе, пока не прикрыли.
https://www.youtube.com/watch?v=wsGJ-x2WAFo
4. Хулио Кортасар. «Басня Без Морали»
https://www.youtube.com/watch?v=U0NO2CQ3d_U
5. Антониони. «Фотоувеличение», 1966
https://yandex.ru/video/preview/7123700694900591020
6. Blow up revisited
https://www.youtube.com/watch?v=NxinDFzd1lk
7. "Игра в классики". 1 часть. Спектакль по роману Х.Кортасара
https://www.youtube.com/watch?v=9Qt0ddWjjJE
8. "Игра в классики". 2 часть. Спектакль. по роману Х.Кортасара
https://www.youtube.com/watch?v=Zj-IHtlHXcM
Фото: Хулио Кортасар
31.1.2025
Свидетельство о публикации №125020100613