Эссе о мате, мозге и интеллигентности

     Есть такой медицинский феномен, известный всем невропатологам, да и вообще любому, кто в жизни сталкивался с больными инсультом. При поражении левого полушария мозга парализуется правая сторона, рука, нога и кроме того больной начинает много материться. Все объяснятся просто: разные функции речи у человека распределены по разным полушариям, и мат находится в правом. Он находится в тех же отделах мозга, в которых кроме него хранятся и другие устойчивые словосочетания, междометия, а также та часть языка, которая тесно связана с эмоциональной сферой человека.

     Итак, мат нейрофизиологически связан с правым полушарием мозга, но отнюдь не весь мат, а лишь пара десятков (hic!!) наиболее устойчивых слов и словосочетаний. Мы произносим их, когда роняем на ногу утюг, слышим их, проходя мимо стройки. Это тот мат, в котором не важно смысловое значение произносимого слова. На первый план в нем выходят интонация, модальность, эмоциональная насыщенность. Поэтому его же можно услышать и в драке, и из уст раненого солдата, и в момент оргазма. Этот мат – голос глубинных отделов нашей психики. Он не просто эмоционален – он архаично эмоционален, и поэтому кроме прочего на нем разговаривает инстинкт самосохранения и агрессия. С точки зрения языка он входит в общеславянский фонд нашей речи, и без перевода понятен русскому, сербу и чеху. Более того, за столетия своего развития он практически не изменился и не расширил своего состава.

     Хочу отметить еще одну особенность «правополушарного» мата: связанный с эмоциональной сферой личности, он принципиально устный. Его можно услышать, произнести, но нельзя прочитать ни в одной книге, ни в блогерском комменте, исключение составляет, разве что надпись на заборе. Это парадокс, и не спешите с ним спорить.

     Есть еще один медицинский феномен: люди с поражением правого полушария мозга тоже умеют материться. Казалась бы, раз поражена часть мозга, в которой хранятся эти слова, то больной человек должен перестать их использовать, забыть их. Но этого не происходит. В левом полушарии мозга тоже есть место мату. Да еще какое! Здесь хранится мат «окультуренный». Он принципиально отличается от своего «правополушарного» дубликата, хотя и содержит формально в себе весь словарный запас последнего. Именно его мы слышим в анекдотах, читаем в стихах Баркова и, иногда, встречаем у Венечки и Юза Алешковского. Это мат карнавала – его эмоциональная стихия не агрессия, а смех. А кроме того это мат обнаженной сексуальности – мат, в котором важен прежде всего смысл произносимого или читаемого слова. Он чрезвычайно разнообразен: его академический словарь состоит из десятка томов. Этот мат живет и развивается, его словарный запас постоянно пополняется все новыми и новыми выражениями.

     Табу – движущая сила культуры. Культурные запреты, при их кажущейся глупости и назойливости необходимы для ее развития. На стыке разрешенного и запретного всегда создается мощное энергетическое поле, и чем сильнее запреты, тем это поле мощнее. Не удивительно, что одна из самых напряженных точек культуры сформировалась вокруг проблемы мата. Произошло это вполне закономерно. Одной из важнейших функций культуры является контроль психической деятельности человека. Можно сказать, что культура родилась, как попытка что-то противопоставить неуправляемости психических процессов. И в этом отношении приоритетными направлениями ее борьбы неминуемо должны были стать две такие мощнейшие психические силы как сексуальность и агрессия, а следовательно, и их общий язык – мат.

     Культурный человек не должен материться. Это истина, которую мы знаем с детства. Она неоспорима. Одним из базовых столпов воспитания является борьба с детским матом. И цель ее не в том, чтоб человек не выучил случайно запретные слова: задача ее – обучить ребенка контролировать свою психику. Культура речевого поведения не самоцель, а метод обучения самоконтролю. Однако любая палка имеет два конца, и если метод становится самодовлеющим, если он становится доминирующим в воспитании, то из инструмента культуры он становится своей противоположностью, он встраивается в психику и становится психическим комплексом. Постепенно развиваясь по принципу «доминанты», он становится активным психическим процессом направленным на «торможение», и вступает в конфликт с культурой, но уже совсем по другому фронту.

     Феномен «интеллигентного» мата, коренится именно в выше описанном перекосе воспитания. Базовыми процессами высшей нервной действительности являются возбуждение и торможение. Идеальным их состоянием является равновесие. Идеальным, но недостижимым: задавленные, с одной стороны, культурой, а с другой – собственной тормозящей психикой, сексуальность и агрессия рано или поздно обретают свой голос; и мы знаем, какими словами они начинают говорить. Мат интеллигентного человека, порожденный вышеописанной болезненной ситуацией, естественно будет специфичен. Главными его признаками являются: инфантильность и истеричность. Истеричность в данном случае понятна: истерика всегда возникает из желания подавленной психики заявить о своем неблагополучном состоянии. А корни этого неблагополучия уходят в проблемы детского и подросткового периода, отсюда – инфантильность. Но наверстывая упущенное, заявляя о своем подавленном «я», интеллигентный человек не может отречься, стереть свое «культурное» воспитание, и заимствует свой матерный лексикон он, естественно, из «окультуренного» матерного словарного запаса левого полушария головного мозга. Получается парадоксальная ситуация: человек кричит от душевной боли, а использует слова рожденные стихией смеха. Поэтому так трудно интеллигенту выбрать правильную интонацию, при использовании мата, не впасть в пошлость или грубость.

     И в конце упомяну еще об одной разновидности мата – «мате власти». Мы слышим его из уст начальников разного уровня, он звучит на зоне и в армии. Это интересный феномен, который заслуживает особого рассмотрения. Скажу лишь, что в сущности своей он антипод мата «интеллигентского», механизм его состоит в том, что «правополушарный» мат агрессии и подавления пытается надеть на себя культурную «левополушарную» маску. Это проявляется через стремление разнообразить его формы: строить этажи, употреблять причудливые сочетания. Другой его характерной особенностью является усиленный акцент на агрессивно гомосексуальных мотивах. Впрочем это могло бы стать темой отдельного эссе.