Небоскреб

                Посвящается Наташе Акимовой

Лет двадцати не набралось,
А у меня уже сто тысяч.
Привет, стотысячный мой гость!
Ты дал мне для раздумий пищу.
В своих мотаньях по судьбе,
метаньях, взлетах и паденьях
не знал я, что иду к тебе,
но видел это в сновиденьях.

Стотысячным мог стать не ты,
а чей-то безымянный номер –
симвОл гуляющей толпы
без глаз, души и без историй.
Каким я сам бывал не раз,
пролистывая чьи-то жизни,
вместо того, чтоб парой фраз
кому-то солнышком подбрызнуть.

Но выбор рока справедлив,
а мне к тому же и приятен!
Он нас, возможно подружит
и, может даже, до объятий…
Ну, фигурально, так сказать,
хоть и люблю я обниматься.
Но… с поэтессой?.. преступать??!..
могу лишь в шутку – не иначе!..

2.
Вот здесь и возникает спор
меж идеалом и землею,
между Мелиндой и Сапфо,
а платит тот, кто под рукою.
Тот, кто не вовремя возник
и сделал ручкой, или ножкой,
и написал приличный стих,
и даже хуже -  стих хороший…

Все было просто. Не спалось.
Над головой сгущались тени…
А что при этом? Не вопрос,
когда внизу не дремлет гений…
Он то, что надо, записал,
перебелил рукой игривой,
потом заснул и утром встал,
не выспавшийся, но счастливый.

Таким бывает человек,
исполнивший предназначенье,
то, на которое обрек
его не выспавшийся гений.
…Перечитал. Рассвирепел.
Расстроился. И лег обратно.
И очень скоро захрапел
не очень громко, аккуратно.

3.
Как гениальные стихи
приходят в голову? Не знаю.
Но я пеку их, как блины.
Откладываю. И забываю.
Не потому, что так уж плох
мой слог, иль мыслей недостаток,
а потому, что ровен слог
и с мыслями все так понятно…

Хоть написал один поэт,
что голову сломал, читая
один мой простенький сонет…
Когда ж вчитался, словно в крае
себя почувствовал родном.
Тот край - не рай, не отчий дом –
до помрачения знакомым
и раем стал и отчим домом,
что было трудно совместить,
но это было так понятно!
Так может быть и травести
еще и женщиной-подарком…

И я на день поверил снова,
что я чуть-чуть владею словом.
Продолжил черкать для того,
чтобы откладывать:
«Не то!»

4.
Не то. Не то? Есть громкий повод,
и есть симпатии вагон,
чтоб предъявить последний довод
и показать, что чемпион
не зря венок себе составил
и сам себе его надел,
возможно, что и против правил,
но как с ним спорить? Захотел!

Не буду спорить сам с собою!
Обычно этот трудный спор
выигрывается малой кровью,
но истина свое берет!
А чтоб никто не покусился
на воплощенный идеал,
скажу, что рок не поскупился,
и идеал с моим совпал.

И мой стотысячный читатель
не только дама и поэт,
но та и этот – настоящий!
И это греет мой рассвет.
И мне подсказывает явно,
что я гребу наверняка,
не ровно, может быть, не плавно,
но, тем не менее, ТУДА.

5.
Свою эклогу завершая
(но не строительство стихов),
её с любовью посвящаю
той, что шутливый мой итог
подбила теплыми словами,
сама не ведая о том.
Ее тепло теперь, как знамя,
заполнило мой дух и дом.

И год родной, и год китайский,
и трампов сумасшедший год
меня бодрят по-океански.
Я знаю: будет всё тип-топ!
Теперь я больше, чем уверен,
как верят все мои друзья,
что наш триумф закономерен,
и что иначе нам нельзя.

Что чем упрямее препоны,
тем зеленей наш огород,
тем справедливее законы,
и тем бодрее наш народ!

На этом ставлю многоточье…
Сто тысяч каждому! И – точка.