310125 не мои дикие мысли

Тех, кто любит тебя, убивать очень надо?
Лучше - сразу убить, как заметишь «тот взгляд»,
неотрывно следящий «так» и из засады, —
эти домиком брови, будто впрямь виноват.
Этот арочкой рот и манера бродить
за тобой следом в след и держать в поле зрения.
Разумеется, жалко, что придётся убить,
хоть и кажется, что пока-то и не за что.

Сделать это сейчас или же будет поздно,
потому же, что любящий роет жилище.
И он выроет норку амбициозно —
тёпло-затхлую … , но — спастись в холодище.

Время будет — найдётся и для наблюдения,
а потом как всегда будет и напирать,
протолкнув пред собой умоНезаключения —
беззаботно смотреть, но — глазком подмечать:
да, уютненько, тёпло и сытно, забавно,
чисто, есть чем заняться, что подарить, —
да, хотя бы себя, но … это приватно…
И как будто желается боготворить.

А вот ближе к зиме начинает казаться:
будет так хорошо — ни откуда не дует,
хоть пока не готовы вдвоём согреваться,
но сомнений всё меньше в том, что тебя любят…

Привыкаешь, что всё-таки нужно звонить,
отвечать эсэмэсками на эсэмэски.
На обед раз в неделю начать приходить
и на ночь оставаться хотя бы раз в месяц.

А потом — неизбежное чувство вины:
губишь жизнь, используя жаркое сердце,
ничего не давая взамен и мутны
перспективы стать тела владельцем.

Но однажды, когда будешь так одинок,
что придёшь без звонка и встретишься взглядом,
чтоб остаться на долгий несчитанный срок,
осчастливив лишь тем, что ты рядом.
      . . . . . . . . . . . .
Нужно ли говорить, чем всё это закончится?
Всё теснее объятия, а воли всё меньше
и капризную маской заменится счастье…
Ну…, так что нужно сделать как можно нежнее?
        310125

„Тех, кто тебя любит, нужно убивать. Лучше прямо сразу, как только заметишь этот собачий взгляд, неотрывно следящий за твоим лицом, эти брови домиком и рот арочкой, эту манеру бродить за тобой из комнаты в комнату и всё время держать тебя в поле зрения. Разумеется, жалко, и кажется, что пока не за что. Но сделай это сейчас, иначе будет поздно. Потому что он, любящий, выроет неподалёку тёплую затхлую норку, из которой будет некоторое время наблюдать за тобой, а потом начнёт наступать, слегка подталкивая и даже подтаскивая, чтобы ты просто заглянул, только одним глазком посмотрел, как у него всё замечательно. Ну да, уютненько… Всегда тепло, еда, чистая постель, множество занятных безделушек, каждую из которых он готов подарить тебе, — мило, хотя и душновато. Ближе к зиме тебе начинает казаться, что это даже хорошо, когда ниоткуда не дует. Возможно, в этом году ты устоишь и, кое-как перезимовав в сугробе, встретишь весну свободным, почти свободным, потому что между лопаток у тебя поселится ощущение красной точки, оптического прицела его любящего взгляда. И ты привыкнешь, что иногда всё-таки нужно звонить. Хотя бы отвечать на эсэмэски. Хотя бы есть его стряпню раз в неделю. Хотя бы спать с ним раз в десять дней. Потому что любит. Потом приходит неизбежное чувство вины — кажется, что ты губишь его жизнь, бездумно пользуясь теплом его сердца и ничего не давая взамен. И однажды, когда вечер твой будет особенно одиноким, ты придёшь к нему без звонка и останешься. Потому что приятно увидеть, как его лицо озаряется счастьем только от того, что ты рядом. Чувствуешь себя волшебником. Нужно ли говорить, как это закончится? Как его объятия станут всё теснее, твоё личное пространство всё меньше, его просьбы превратятся в требования и счастье на его лице сменится капризно-раздражительной маской. Поэтому убей его сейчас. А потом, когда останешься один, загляни в шкаф и достань из-под вороха белья фотографию того единственного, кому хотелось отдать свою жизнь, кто умел делать тебя счастливым, от кого невозможно было отвести глаз. Того, кто убил тебя однажды.“ —  Марта Кетро