Куда бежит, скажите, этот город?

Куда бежит, скажите, этот город?
Что он, в душе, не может осознать
то просветлев, то вновь впадая в морок?
Лесов к тому ж, сквозь смог, не увидать.

Уже не отрок он, не юноша незрелый.
Пора бы успокоиться ему,
отбросив смрад страстишек, оголтелый,
и выбрать житие служа Ему!

К чему все эти игры в небоскрёбы?
Как метром можно до Небес достать?
К чему на выходных по клубам стёбы?
Так много времени что некуда девать?

Его строители бельё в реке не моют.
Себя в реке не моют, есть же душ.
Куда ни глянь всё роют, роют, роют...
И режут ленточки. Оркестр играет туш.

Здесь — дом несчастных. Там несчастных — комплекс.
У лифта очередь. Хоть здесь поговорить.
О чём-то важном, позабыв про комплекс,
про то что надо так-то так-то жить.

Осознано, здесь и сейчас, ресурсно,
чтоб каждый угол глянцево блестел,
чтоб две уборных... Почему ж так грустно?
Опять купило сердце то что мозг хотел?

Опять ему идею достиженья
с плаката втюхали иль с глянцевых страниц?
Купить купил, но где же радость обретенья?
Где превращенье в лик понурых лиц?

Домишки старые, что как сверчки за печкой,
уж не поют о старине намоленных веков.
Высотки давят. Нет ни за ни перед речкой
патриархальной роскоши лепнины и рядов.

Как муравьи автомобили друг за другом.
Куда ни глянь часы, часы, часы...
И за трудом теперь и даже за досугом
сплошные чёрные, как у Дали, усы.

Он говорил: усы антенны в космос!
В какой же Космос? Где всё так искажено?
Снаружи до стекла натёртый хостес,
внутри фигуры, плоскость и пятно.

Фрейдизм, кубизм, капитализм... и грани,
и грани, грани, зебры и штрих код.
Мы все с шестом бежим, наш пульс уже на грани!
Уже мы зомби иль ещё народ?

Есть свойство гравитации в бетоне.
У арматуры есть какой-то магнетизм.
Сюда попав людские массы, как в бульоне,
на городском жаргоне впитывают символизм.

Здесь не прижиться если любишь Левитана,
и передвижников и всё в чём сердце есть.
Но держит город словно пасть капкана,
а смолкнет трепет начинает есть.

Пока иллюзия жива что он не башня,
и что язык един всех жителей его.
Но почему тогда тревожно так и страшно
что здесь никто уже не понимает никого?!