Заграничный культпоход

Лето в том году… Какое-то книжное начало… Ничего исключительного в этом лете не было – обычная погода, ни зноя палящего, ни заморозков нечаянных, ни дождей проливных. А вот место, где проводил летние денёчки Егор, было для него не то чтобы неожиданным, но уж точно не мечта всей его жизни.

В том году волею судьбы и отцов-командиров оказался Несуворов вместе со своим сокурсником Пашей Поркиным за тысячи вёрст от родного училища, на западных рубежах Отчизны. Воинская часть, в которой два будущих полководца (а уж в чём-в чём, но в том, что именно его ждёт блестящая военная карьера и генеральские звёзды, каждый курсант уверен на все 100 %) проходили стажировку, размещалась в лесном краю между двумя небольшими посёлками (аккурат посерёдке), которые здесь почему-то называли хуторами, верстах в трёх от польской границы. Ребята приехали в первых числах июля, а через пару дней Егору исполнялось 20 лет.

«Замыливать» круглую дату не хотелось, и Несуворов как бы ненароком поинтересовался у старожилов – как у них дни рождения отмечают? Старожилы обрадовались нежданному празднику, рассказали, что празднуют «на ямах» (на лесной поляне метрах в трёхстах от позиции, изрытой оставшимися с войны заросшими окопами и траншеями), что имениннику нужно принести с собой бутылку хорошей водки, а больше ни о чём беспокоиться не надо, всё будет «чики-пуки». Егор с Пашкой удивились было, но рассудили, что в чужом монастыре свои уставы устанавливать не гоже, вечерочком сбегали в поселковый магазин, купили бутылку самой дорогой водки. (Кстати, что их прямо-таки поразило: посёлочек – три с половиной дома, на задворках страны, а выбор в магазине – столичный гастроном позавидует, одной водки сортов семь)

И вот «день Х» настал. Ближе к вечеру курсантики, начищенные и наглаженные, «вооружённые» купленной бутылкой, в сопровождении одного из молодых офицеров явились «на ямы». На поляне уже были расстелены рушники, заставленные всякой снедью. Возле них сидели офицеры и прапорщики, многие с жёнами, поодаль бегали и играли дети. Ждали командира с замполитом. А вот и они.

Командир, здоровенный мужик под два метра ростом, похлопал ладонью размером с сапёрную лопатку Егора по плечу, пробасил «Так держать, салага!», достал из кармана два раздвижных алюминиевых стаканчика, которые наполнили из купленной  курсантами бутылки. Замполит произнёс красивый идеологически выверенный тост. «Ну, удачи тебе, курсант!» - завершил речь комиссар. При этих словах командир крякнул и опрокинул один наполненный стаканчик, за ним сразу второй (в это время начсклада вновь наполнил первый), потом снова первый, опять второй, и вновь первый, и второй… Такого Егор никогда прежде не видел (да и потом подобного лицезреть не приходилось), челюсть у него отвисла, в глазах царило восхищение. Народ не отрываясь следил за процессом. Челюсть Несуворова валялась на рушнике и даже не пыталась вернуться на место…

Бутылка иссякла. Командир шумно выдохнул, занюхал хлебной корочкой, ещё раз хлопнул Егора по хребтине, буркнул «Ну, будь! - и, обернувшись к остальным, добавил – Завтра чтоб вовремя!». И они с замполитом ушли.
Народ зашевелился, загомонил, начали разливать по стаканам (нормальным, граненым, не алюминиевым) из пятилитровых бутылей самогон. Курсантам плеснули на донышке. Егор бы и внимания не обратил, но Паша, балбес, возмутился - что, дескать, краёв не видишь? Наливающий переглянулся с соседом, пожал плечами, долил пацанам по полному, «с горкой». Егор с Пашкой встали, картинно выдохнули, выпили… На этом праздник для них кончился.

… Проснулся Несуворов в кромешной тьме, всё на той же поляне. Голова была пустой и звонкой, болеть, слава Богу, не болела, но соображала туго. Рядом кто-то хрипло дышал. Егор пошарил рукой – Пашка. Растолкал. Побрели в часть. Шли, натыкаясь на ветки, спотыкаясь, чудом не падая. Ни позиция, ни казарма почему-то не появлялись. Начало светать, идти стало полегче, но желанный финиш был всё также не известно где. Совсем рассвело. Глянули на часы – 5.30. А в 8 – построение… Через какое-то время увидели тропинку, пошли по ней. Тропка вывела к маленькому хуторку, курсанты увидели сидящего на крыльце хаты пожилого мужика, курящего трубку, рядом с домом, в загоне женщина доила корову, эдакая сельская идиллия. «Паш, - толкнул товарища Егор, - поди спроси, как нам до части добраться, я их языка не понимаю». (Язык у местного населения и впрямь был мало понятен городскому жителю центральной России, а Пашка – одесский хохол – понимал хотя бы половину)

Поркин подошёл к мужику, заговорил, до Егора доносились какие-то не понятные слова, изобилующие шипящими звуками. Пашка повернулся к товарищу, лицо его было бледным. «Егорыч, мы в Польше!» Несуворов поморщился: «Хватит фигню нести! Какая ещё Польша?» Поркин развёл руками. Егор повернулся к хозяину: «Отец, СССР где?». Мужик махнул рукой: «Там!». У пацанов похолодело в кишках. Мама моя женщина! Курсанты высшего военного училища, в форме, за границей! Узнают – конец карьере, если даже не посадят, то выгонят наверняка к едрёной фене...

Назад на Родину парни летели так, как не бегали на экзаменах по физподготовке. Притормозили только однажды, когда наткнулись на контрольно-следовую полосу. Её пересекали, идя спиной вперёд, как в кино про шпионов показывали…

На построение они успели. Их взмыленный вид ни у кого не вызвал удивления. Взгляды старожилов выражали сочувствие и понимание. А Егор с Пашкой до конца стажировки вздрагивали от каждого шороха – всё ждали, когда их придут арестовывать…
 
P.S. Несколько лет спустя в случайном разговоре с полковым особистом Несуворов узнал, что тогда погранцы их просто пожалели, вдоволь наржавшись над «шпионскими выкрутасами» незадачливых вояжёров.