Психоаналитические интерпретации стихов Игоря Неха

     Я вдруг представил, что Фрейд родился в Одессе и вместо кушетки использует венский стул Дерибасовской. Устраивает «сеанс анализа» стихов, где каждая метафора объясняется через селёдку или трамвай. Кричит: «Это не стихи, это симптом!» — и требует лечить их вином, юмором и прогулками по Дюковскому саду. Здесь я с ним полностью солидарен. Шутка должна быть такой же сочной, как одесский помидор, и такой же ироничной, как бабушка на скамейке. *«Психоанализ — это вам не хухры-мухры, а стихи — не кухня, где всё наверняка!»* А где зачерпнуть полной пригоршней без страха, что тебя обьявят вором и хамом, как не у лучших друзей, тем более, что у них этого материала многие тысячи и как мало у кого, одесский колорит сталкивается с абсурдом фрейдизма, юнгианства и прочего.

А посему:
-Нарциссизм «Улицы Ришельевской»** 
«Я гуляю по Ришельевской, как Люсьен Оливье по салату» — поэт отождествляет себя с создателем знаменитого блюда, чтобы скрыть страх, что его стихи — всего лишь «салат из слов». А ещё он тайно мечтает, чтобы его имя стало брендом, как «Спасо-Преображенский собор».
-Фобия моря (акватический невроз)** 
«Чёрное море шумит, как соседка-сплетница» — море символизирует подавленные слёзы. Нехаенко боится плавать, потому что в детстве его дразнили «сухопутным раком». Теперь все его стихи — крик: «Я не рак, я поэт! Хотя тоже ползу в сторону пива».
-Синдром «Одесского акцента» (речевая регрессия)** 
Использование слов вроде «абрикосим» или «шалманим» — попытка вернуться в детство, где мама говорила: «Игорь, не коверкай язык!». Теперь он коверкает его нарочно, чтобы доказать: «Это не ошибки, это стиль!».
-Комплекс «Привоза» (оральная фиксация)** 
Частые упоминания баклажанов, селёдки и арбузов в стихах — это не ностальгия, а бессознательная тоска по детству, когда мама заворачивала в газету «рай в шерстяных носках» (то есть вяленую воблу). Поэт сублимирует голодные студенческие годы через метафоры рынка: «Ты как помидор — красный от стыда, но сладкий внутри».
-Фиксация на трамвае №5 (транспортный фетишизм)** 
«Трамвай увозит меня в 90-е…» — это не ностальгия, а бегство от взросления. Поэт боится, что если трамвай сломается, придётся идти пешком в настоящее, где нужно платить за ЖКХ и чинить зубы.
-Травма «Дерибасовской» (Эдипов комплекс)** 
«На Дерибасовской все кошки — царьки!» — скрытое желание свергнуть отца-мэра и занять его место. А кошки — это сублимация: поэт мечтает быть «царём», но боится ответственности, поэтому пишет про хвостатых узурпаторов.
-Комплекс «Потёмкинской лестницы»** 
«Спускаюсь по ступеням, как по позвонкам истории…» — лестница как метафора позвоночника Одессы. Нехаенко боится, что город «сломается», если перестать писать о нём стихи. А ещё он подсознательно хочет стать хирургом-ортопедом, но не сложилось.
-Сублимация через «Кирилловку»** 
«На Кирилловке песочно и пьяно…» — пляж становится замещением нереализованной мечты о кругосветном путешествии. Поэт пишет о море, потому что боится утонуть в кредитах за билет на Бали.
-Невроз «Одесского порта»** 
«В порту корабли целуются, как пьяные друзья» — проекция неразделённой любви. В юности поэта отвергла девушка, уехавшая матросом (да, матросом!), и теперь все его стихи — крик: «Вернись, я купил тебе тельняшку!».
-Феномен «Бабеля в шкафу»** 
Частые отсылки к классикам («Здесь ходил Бабель, хрустя булкой…») — попытка присвоить их славу. Нехаенко подсознательно хочет, чтобы его стихи читали, приговаривая: «Как Бабель, только без расстрела».
-Перенос на «Одесскую кухню»** 
«Люблю, как мама жарит карася…» — карась символизирует утраченную невинность. Поэт ненавидит рыбу, но воспевает её, чтобы мама не узнала, что он стал веганом. «Фалафель в стихах не звучит, мам, прости».
-Страх «Молдаванки» (географический комплекс)** 
«Молдаванка — сердце, где слышен цирроз…» — район становится метафорой телесности. Поэт избегает писать о себе, маскируясь под улицы: «Пусть лучше болеет Молдаванка, чем я».
-Архетип «Одесской бабушки» (по Юнгу)** 
«Бабушка на лавочке судит весь мир…» — коллективное бессознательное одесситов живет в образе бабушки с семечками. Нехаенко боится, что она раскритикует его стихи: «Игорь, это ты про мою кофту написал? Я тебе покажу кузькину мать!».
-Эдипов трамвай «Юмора»** 
«Шутка — мой щит от грусти…» — за одесским юмором скрывается страх серьёзности. Поэт шутит, чтобы не плакать, как когда-то на школьном спектакле, где он забыл слова, а зал решил, что это стендап.
-Фиксация на «Оперном театре»** 
«Оперный — наш Парфенон, только с арией…» — здание символизирует недостижимый идеал. Поэт мечтает, чтобы его стихи пели, как оперные партии, но боится, что их исполнят, как караоке в подъезде.