Одиссей и колдунья Цирцея

Меч стал бессилен пред волной,
Копьё разбито на две части,
Щит треснул, и судьбой лихой,
Прибьёт у Эи нас, к несчастью.

Где правил кознодей Ээт,
Где Гелиос сиял в ослепших:
Безвольных, падших, неокрепших -
Даруя всем заблудшим свет.

Но там, где Гелиос остыл,
Где взгляд свой тьмой завесил -
Цирцея, взяв потоки сил,
С Ээтом, Одиссея встретят.

Раздроблен был герой судьбой:
Друзей бросает над волной.
Хоронит часть в земле, царь мой.
Оставшихся - ведёт домой.

Но путь назад – всегда тяжёл,
Устали руки, вёсла пали:
В две ночи нам подарен сон,
Кто б смог уснуть в печали?

Один наш мудрый Одиссей,
Решил идти, утёса прикоснувшись:
«Где мы? Не встречу ли людей?
Услышит кто-нибудь заблудших?»

Так дым увидел среди леса,
Узнал его в коварной тьме.
Копьё метнул в охотном месте,
Тащил живого на плече.

Вернулся, мудрый Одиссей,
Не рассказав нам о напасти,
Что ожидает нас Цирцея.

Из леса царь принёс Оленя:
Тот, не остыв, бормочет пастью.

Никто не ведает несчастья:
И с жадностью вкушают зверя.

Нас разделил. Над нами Еврилох:
И в двадцать шлемов встали,
На приступ мы пошли ворот,
На дом Колдуньи мы ступали.

Нас Волки, Львы остерегали:
Мы, шлемы натянув сильней,
Спокойно средь зверей ступали,
Услышав Политоса, средь мужей:

«Так мудрому – не станет враг,
На мудрость, если тот способен:
Бедою будет каждый шаг,
Если глупец с глупцом помолвлен!».

Нас обходили Львы и Волки,
Чтобы завлечь в дом не родной:
Но только Еврилох в потёмках,
Держался хижины дурной.

Подальше от Цирцеи чар,
Которым поддались все воины:
Гостеприимством полон зал,
Коварством хитрым, непристойным.

Поёт Богиня песню обреченным,
Нить Арфы наполняет вздохом,
Запомнил я те строки, отреченный,
Поодаль встав от Еврилоха:

«Приди, уставший воин, обними,
Мои прекрасные колени,
К себе прижми, забудь те дни,
Со мной будь вечно и не времени!

Вкуси обед мой чудный, яркий -
Не будешь голодать и дня.
Сожги наряд свой грязный, маркий -
За дверью - Я - Возьми меня!»

Набросились на все дары,
И дни их стали сочтены…

Ломались кости моих братьев:
И превратившись в верных слуг,
Их кожа огрубела вдруг,
Тела раздулись от напасти.

Свиньёй все встали у подола:
Гнала их посохом в ограду,
Ступали смирно, но не вольно –
Цирцея рада была стаду.

Объяты ужасом, бежали:
От сладостных речей мы прочь!
Встав у царя, дрожали,
Мы с Еврилохом в эту ночь.

Нельзя беды найти ужасней,
Чем та, что к нам пришла:
«Покинем остров, от напастей,
Себя мы оградим едва!»

Прервал нас мудрый Одиссей,
Решил спасти своих друзей!

Оставил командира на охране,
Взяв щит, копьё и меч,
Ступает на рассвете раннем,
Я следую за тенью его плеч.

В чертоги яркие путь светел,
По лесу шёл, нос опустив,
Но Одиссея Эрмий встретил,
В кустах я лёг, и в них поник.

Я слушал Бога, и боясь ослепнуть,
Не поднимал я головы своей:
А он смеялся и старался ввергнуть,
В потоки своих чудных дней.

В своих речах красивых, страстных,
Он подсказал лекарство от заклятья!
В руке царя то Зелье от прекрасной -
Шанс был подарен моим братьям.

«Тот, кто испил любви всю чашу,
Богиней должен обладать!
И никогда ни придавать!
И никогда ни покидать!
И быть в союзе с Девой нашей!»

Запомнил мудрый Одиссей,
В дверь постучав, среди ветвей.

Ему Богиня отворила,
К столу ввела и напоила,
И, взявши посох, как обычно,
Свиньёй решила обратить:
Меч острый выхвачен был быстро
- Заклятью мрачному не быть!

Взмолилась Дева о пощаде,
Героя прижимая, гладя,
Ища в нём шанс на торжество,
Губами впилась в губы и лицо!

Но Одиссей не даром был царём:
Он братьев попросил вернуть:
Когда исполнила, он днём,
С Богиней задержался чуть.


В ответ ему Цирцея предсказала,
Путь страстный по волнам:
Его царапала, кусала,
И на груди остался шрам.

Но успокоилась и прошептала:
«К Тиресию последуй, царь,
Аиду жертвуй ты на славу -
Баранов чёрных на алтарь

Эребу, к тьме, склонись ты,
Поставь в низовье, у Утеса,
У вод безумных Стикса,
Корабль черный свой ты носом,

Под тем Утесом, выкопай ты яму,
Баранов там же заклейми,
Молись Эребу, повернувшись к Океану,
И Жертву Персефоне принеси!

Все души тьмы терзать там будут,
Грози проклятьями Аида!
И жди свой час, они прибудут,
Тиресия сдадут без силы.

Тебе он к дому путь подскажет,
Лишь слушай мудрые слова.
С чем возвратиться – он всё знает,
И радость ждёт или беда.

Теперь прощай, Великий царь!
Слуг я обратно воплотила!
Беги, несись в свой край!
И ни коснись Цирцеи милой!»

У берегов ждут черные бараны,
К Аиду движется Трирема,
Оставила Цирцея раны,
Не на груди, а в сердце смелом…