А жили мы на Малой Дворянской...

 Воспоминания учителя,  краеведа, уроженца города Карачева Брянской области
 АЛЕКСЕЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ИВАНОВА

     Даже в его восемьдесят  лет в нём угадывалась  аристократическая  порода: он был  невысок, но статен, хорошо сложен, говорил негромко, чётко и внятно, хорошо пел, играл на гитаре. Любил пошутить, но делал это весьма элегантно и совсем безобидно для собеседника.
     Свой рассказ я начала о человеке, которого  уже давно нет с нами, но который, на мой взгляд, заслуживает, чтобы о нём знали его земляки. Это краевед Алексей Алексеевич Иванов. Родился он в Карачеве в 1923 году. Его отец одно время до революции был директором Карачевской мужской гимназии. Сам Алексей Алексеевич учился в школе им. Кирова. В годы войны был курсантом военного училища. В 1944 году по приказу  Сталина участвовал в депортации чеченцев. Позже,  в 1948 году, закончив военный институт физкультуры, вернулся на родину, работал учителем  физкультуры в Трыковской средней школе. Последние годы жил в Брянске.
    В Карачев его тянуло, и он нередко приезжал сюда к другу детства Николаю Петровичу Шалыгину, так же коренному карачевцу и так же учителю физкультуры, но уже в школе №5.  При встрече друзья горячо обнимались, садились за празднично накрытый Верой Васильевной Шалыгиной стол, выпивали, как водится, по стопочке, а потом непременно приходило время памяти: « А помнишь, Коля?», «А помнишь, Лёша?».
    Я же знаю об этих встречах потому, что являюсь давней подругой дочки  Шалыгина Нины. Когда я стала серьёзно «болеть» историей Карачева, меня заинтересовали большие, обстоятельные, интересные статьи А.А.Иванова в районной газете «Заря». И я стала просить дядю Колю Шалыгина пригласить к себе в гости Алексея Алексеевича, который, по его словам, «о Карачеве знает много!»
     И вот однажды эта незабываемая для меня встреча состоялась. Она длилась более четырёх часов!  Кроме того он привёз  самодельно  переплетённую книгу «Описание церквей и монастырей Карачевского уезда 1905 года», куда были вклеены фотографии почти всех храмов Карачева. Он  рассказывал  о своём увлечении краеведением, об изучении происхождения карачевских  фамилий, населённых пунктов, церквей. Помнится, мне даже трудно было  вставить свой вопрос в густое и эмоциональное повествование увлечённого воспоминаниями  пожилого человека. Про себя я непрестанно удивлялась глубине и цепкости его памяти, его тихой, правильной и красивой речи. Но более всего поразила его любовь к своей малой родине. Ведь только этим можно было объяснить его знания о многом, что касается прямо или косвенно древней истории Карачева. Чувствовалось, что он не понаслышке знаком с  самой разнообразной краеведческой литературой. Кроме того, было заметно, что он, изучая, сопоставлял, делал выводы, проверял  догадки.  Это для краеведа  весьма ценно!
               

                СВОЙ РОД ИЗУЧИЛ ДО ПЕРВОГО КОЛЕНА
            
 По происхождению (по матери) я из дворянского рода купчихи Беляевой  (Свой род изучил до первого колена).  Мать отца тоже дворянка. Родился я  и жил в доме моего прадеда Крисанфа Беляева, который располагался до революции на улице  Малая Дворянская, ныне улица  Свердлова. Отец матери, мой  дед,  Бондаренко Григорий Трофимович, был украинец из города Лебедин Сумского уезда. Но  он обладал отнюдь не славянской  внешностью – смуглый и черноволосый, он больше походил на половца. Ведь половцы действительно делились на несколько племён: Лебеди, Чайки, Галки. Лебеди, например, все брюнеты, а Чайки – шатены. Одно время он был одним  из управляющих в имении Великого князя Михаила в Брасове. Когда приехал в Карачев, говорили, он привёз с собой два вагона добра. Имел в Карачеве три дома. Один из них стоял на улице Меховницкой, ныне Луначарского. Кстати, улица эта носила имя купца Меховницкого, который  построил в Карачеве завод и сам переехал сюда жить из Тулы.
    В советское время, до войны, дед   работал главным бухгалтером на карачевском маслозаводе. Как-то случилась у него ссора с директором завода, дед посчитал себя несправедливо обиженным, ушёл с работы и начал жить за счёт огорода. Имел 40 соток земли. Устроил теплицы, у него  весной всегда были первые в городе помидоры и огурцы. Придумал автоплуг на колёсах, с тачкой.  Не смотря на происхождение, он не гнушался никакой работой и многое делал своими руками.

                НАШИ СОСЕДИ -  БЫВШИЕ КУПЦЫ ДА МЕЩАНЕ

 Итак, наш дом  стоял на  улице Малая Дворянская, ныне улица Свердлова, на самом первом квартале от парка, как раз напротив дома  бывшего купца Лосева (предположительно здесь сейчас живут братья Пищулины-З.И).  Дом  Лосева располагался слева,  ближе к концу квартала, если идти  от парка.  В этом доме, помню, жил полковник Романовский, такой высокий, стройный старик.  Говорили, что его род был как-то связан с родом самого Пушкина. Рядом с нашим домом, ближе к парку, до революции стоял памятный знак, сообщающий о том, что на этом месте ранее стояла деревянная Благовещенская церковь. Знак был каменный, массивный. Справа от  нашего дома стоял, похожий на лосевский,  длинный дом помещицы Жаковской (Зимой 1967 года этот старинный дом сгорел из-за неосторожности жильцов. Кто бы мог подумать, что спустя  сорок лет я встречусь с человеком на тридцать лет старше меня, чьё детство прошло на том же квартале той же улицы, что и моё! Ведь на крыльце лосевского дома в 60-е годы мы часто собирались и играли в прятки и другие игры, рассказывали такие страшные истории, что боялись поодиночке расходиться по домам. А в доме помещицы Жаковской (подумать только!) я смотрелась в большое, до потолка, зеркало в  тёмной резной раме, потому что почти каждый день приходила сюда к подруге Нине Даньшиной. И теперь мне понятно, почему хозяева это зеркало называли «барским». Кто бы мог подумать, что моё сердце, я уверена, так же, как в своё время и у краеведа-земляка Иванова, сильно бьётся, и слёзы подступают к глазам  от дорогих для каждого человека, священных понятий –  мой род,  мой дом, моя улица детства, мой город, моя родина.  З.И ). Рядом с домом Лосевых почти до угла квартала ( до нынешней улицы Урицкого-З.И. ) располагалась воинская часть. Моя мать ходила туда за  пищевыми отходами для домашнего скота. 
    На  углу нашей улицы, напротив парка, стоял двухэтажный дом дворян Якушевых. Ниже по нынешней улице  Ленина, а до революции по Садовой, ближе к улице Белинского, располагался ещё один красивый деревянный одноэтажный купеческий дом с резными карнизами и наличниками, высоким так же резным, крыльцом. (Удивительно, что некоторых старинных домов в нашей округе  мало коснулась война!) Надо полагать, что в нём сначала жили Никитоновы, а сейчас Пьяновы - З.И).   До революции неподалёку от Никитоновых жил мещанин Фёдор Федин. Он шил шубы. А крупные карачевские купцы Барсуковы жили в последнем доме, прямо по дороге к Подсосонскому мосту. Они имели большую бахчу за рекой Снежеть, где выращивали овощи и продавали  на базаре горожанам. Помню, рассказывали такой случай. Мещанин Фёдор Федин взял у купца Барсукова денег взаймы, чтобы начать своё дело в торговле. А тути  грянула революция. Купца Барсукова репрессировали. Его жена осталась с тремя детьми в бедности и горе ( Дети: Иван – старший, Лена – младшая, среднего не помню).  Федин, которого тяготил долг, собрал денег и понёс отдавать бывшей купчихе Барсуковой, по-купечески свято помня, что долг надо обязательно отдавать.  Барсукова, в свою очередь, не хотела брать деньги, объясняя, что теперь совсем другое время, и она не вправе принять этот долг. Чем кончилось дело – никто не знает. Позже старший сын Барсуковых, торговал на карачевском базаре огурцами, кричал: «Рубль – кучка! Рубль – кучка!» Так его и прозвали «Рубль-кучка». Купец Цуриков жил ближе к реке Снежеть. Имел прекрасный дом из красного кирпича крытый железом, слева от него располагались конюшни. Большой сад переходил в луг, идущий до самой реки.
   Мой знакомый, карачевский житель Анатолий Лобков, рассказывал, что его отец был кучером у самого купца Кочергина. Однажды купец поехал по делам в Вельяминово, Лобкову же велел заехать за его женой, которая была на каких-то торжествах в центре города. Кучер отправился, как ему было велено, за госпожой Кочергиной, и, застав её в весьма неприглядном виде, который случился, возможно, и не по её вине, в слезах и большом расстройстве доставил домой. На следующий день, вызвав Лобкова к себе, купец и его супруга просили кучера до смерти молчать  о случившемся вчера, а за это обещали дать хорошее образование его сыну. Так и сделали, как обещали.
      В Карачеве до войны встречались довольно известные фамилии. Например, Моисеев был родом из Верхополья. Его предки имели 280 десятин земли, и всё же считались небогатыми дворянами. Сёстры Моисеева жили на улице Белинского (третий дом от Татарского вала), а до революции здесь был дом начальника полиции. Позже сёстры Моисеевы переехали жить в Подмосковье.   В старину жил в Карачеве и Юрий Левитан ( однофамилец известного советского диктора-З.И.).
В то время жили в Карачеве известный  лесничий Сергей Васильевич Балышев, учитель русского языка в педучилище Розенберг, Савицкий, чьи предки строили железную дорогу Орёл – Витебск, проходящую через Карачев. Шпаковские, например, одна из древних дворянских русских фамилий. В «Перечне  дворянских гербов» есть и герб Шпаковских. Знаю, что отец  карачевского спортсмена, участника войны, Андрея Шпаковского был репрессирован.  Его сестра работала в Брянском архиве, а когда отца репрессировали, переехала в Карачев, поступила учиться в педучилище.  Мой приёмный дед Иван Сколенчук до революции служил в 36-ой артиллерийской бригаде, которая располагалась недалеко от железнодорожного вокзала, позже он был врачом в Верхополье.

                ОТЕЦ ПЕЛ В ЦЕРКОВНОМ ХОРЕ
               
   Думаю, крестили меня в Веденской церкви  (на нынешнем перекрёстке улиц Урицкого и Белинского), ведь она была почти рядом, за углом, в четырёхстах метрах от нашего дома на Малой Дворянской. Эта церковь была разрушена  в 1954-1955 годах. Местные власти постановили обнести оградой городской парк. А каменные столбы решили делать из церковного камня, разрушив, стоящую неподалёку Введенскую церковь ("раз Бога нет, зачем они эти церкви нам нужны..." )Но эта затея оказалась бесполезной: стены храма были сложены так, что трудно было отделить кирпич от кирпича. Церковь просто была разбита на глыбы, которые потом были куда-то вывезли. Вообще, по преданию, те церкви, что остались до наших дней, имели в годы богоборчества хороших защитников: во-первых, конечно, это сами святые, во-вторых, верующий народ  у нас нередко выходил на разорителей с топорами и вилами. Так было, например,  в Николо-Одринском монастыре, когда в 1919 году небольшой  отряд красноармейцев явился в обитель изымать церковные ценности.  И получили достойный отпор от одринского населения  и монахов. Тогда  эти «герои» были торжественно похоронены в центре Карачева как жертвы контрреволюции, их могила существует  и по сей день справа от памятника танкистам.
    Мой отец, Алексей Иванов, по выходным и большим церковным праздникам в детстве пел в детском хоре Благовещенской церкви (она располагалась, по улице Володарского, где до недавнего времени была грузопроходная завода «Машины и запчасти»-З.И.)
Позже он меня водил с собой в этот храм, и мы с ним поднимались на невысокую  колокольню, но с неё прекрасно открывалась широкая панорама восточной и даже южной части Карачева. Люди, подводы внизу казались совсем маленькими, и меня это удивляло. Из исторических источников известно, что каждый год в мае, на День святого Афанасия, в этот храм со всего  нашего уезда съезжались крестьянки с детьми, они по давнему благочестивому обычаю привозили своих чад на Причастие. Поэтому, наверное, эту церковь   простой народ называл Афанасьевской. Здесь по правую сторону от алтаря и располагался придел в честь святого Афанасия.          
Собор Михаила Архангела расположен в центре древнего Карачевского городища, и является усыпальницей карачевских князей. Храм Казанской Божией Матери располагался близ нынешнего универмага. Его посещало в основном купеческое сословие. Он был самым благолепным из всех церквей города, его даже называли в народе «золотым», а Преображенский храм (располагался около нынешнего магазина «Аппетит» по улице Ленина - З.И.)  куда больше ходили люди мещанского сословия, называли «серебряным».
В годы советской власти, ещё до войны, карачевских священников репрессировали, церкви закрывали и рушили. Помню Костю Казанского. Отца его, священника, репрессировали и сослали, мать поехала с отцом. Костю приютили у себя Волчковы. Они жили по улице Первомайской. Костя закончил десять классов в школе имени Кирова. В 1941 году ушёл на фронт. Погиб в партизанском отряде где-то под Дятьково. Ещё в Карачеве жили сёстры Любомирские, Капиталина Николаевна и Анна Николаевна, они были дочери   репрессированного священника Любомирского. Помнится, в карачевском банке служил некий Первозванский, он тоже был из священнической семьи. Олег Ширяев, Вадим Жаров до революции учились в карачевской духовной семинарии.
 Вообще, основным источником, указывающим фамилии людей,  живших в той или иной местности России, считались церковные или их ещё называли писцовые книги. В эти книги записывались младенцы, которых приносили крестить, а так же те, кто венчался, и церковь строго следила, чтобы не смели вступать в брак родственники до пятого поколения, во избежание наследственных болезней из-за кровесмешения.

            ОДНАЖДЫ НАШИХ УЧИТЕЛЕЙ АРЕСТОВАЛИ

Я учился в школе Кирова. У нас были замечательные учителя. Многие из них были дворянского происхождения. Антонина Михайловна Боева, купеческая дочь, образование получила  в Швейцарии, преподавала у нас немецкий и французский языки, которые сама  знала в совершенстве. Учитель Алексей Введенский – ботаник. Уважал умных, пытливых  ребят, вёл философский кружок, который посещал и я. Горфинкель преподавал немецкий язык. Шмидт, до революции фон-Шмидт (слово «фон» означало дворянское звание) умер прямо в школе, когда вёл урок. 
Со мной учились Владимир Ягунд и Владимир Знаменский. Они перед самой войной поступили  в какой-то ленинградский институт.  В 1942 году погибли в Ленинграде  во время блокады.  Знаю, что Ягунд похоронен на Смоленском кладбище, а могила  Знаменского  неизвестно где.
       В годы так называемой «ежовщины» (1937-1938 годы массовых репрессий в  СССР, когда наркомом внутренних дел был Н.В. Ежов-З.И.)  восемь наших учителей-мужчин  Дешёвого, Ходотова, Матукаса,  Суслова, Мерица, Введенского, Борисова  арестовали как  врагов народа.  Это было большое для нас, их учеников, потрясение. Мы плакали прямо на уроках.  Из-за этого я вместе с другом Виктором Волчковым  дали себе клятву не вступать ни в комсомол, ни в ряды Коммунистической партии. Мы не могли понять, как такие хорошие люди, умные, образованные, интеллигентные, порядочные до мелочей, могут быть врагами народа? Через один или два месяца   учителей освободили. А Матукас и Мерец так и  остались в тюрьме ( Монахиня Ксения, бывшая насельница Карачевского Николо-Одринского монастыря, при работе в начале 2004 года  в Брянском архиве  по изучению истории монастыря обнаружила дело учителя школы имени Кирова Мерец - Имшенского Александра Ивановича 1882 года рождения, проживавшего в Карачеве по улице Белинского, дом №9. Он был  расстрелян. Между прочим,  из бывших дворян  в Карачеве тогда было более ста пятидесяти человек. Позже, уже в зрелые годы, я сделал для себя вывод (такой вывод делали и делают  в России сейчас очень многие умные и честные люди): советская власть  планомерно и осознанно уничтожала генофонд русской нации – духовенство, дворянство, лучшее  трудовое крестьянство. И до сих пор нет этому разумного объяснения и  оправдания.

                ЧТОБЫ ПОМНИЛИ, ЗНАЛИ СВОЙ РОД

             План расположения улиц Карачева сегодня остался от плана застройки, утверждённого  ещё Екатериной II. На карте он накладывается на тёмный цвет плана Карачева, который сгорел от литовского нашествия. До этого город располагался на двух берегах реки Снежеть. Неожиданно для многих при раскопках грунта в месте расположения старой деревянной церкви Святителя Николая по улице Белинской были найдены браслеты, кольца, амулеты с изображением шестиконечной иудейской звезды. Славяне не могли хоронить иудеев на православном кладбище. Эти находки со звездой наталкивают на ещё одну версию происхождения Карачева: возможно, в XI -XII веках город основали торки, которые исповедовали как мусульманство, так и иудаизм. А слово «карачи» в переводе с торкского означает «предводитель», высокий воинский чин. Торкские войска  были русским не враждебны. На службе у русских князей часто были так называемые «свои поганые», то есть перешедшие на нашу сторону иноверцы, которые помогали в борьбе с теми же половцами. Торки обычно селились на низких местах, а своих покойников хоронили на высоких.
И ещё одно наблюдение: до славян  в 9-10 веках  на сегодняшних  орловских,  брянских, смоленских землях, и даже частично московских, жили выходцы из Прибалтики – племя под названием голинды. Позже славяне их стали называть голядь. Летописи сообщают, что в 1147 году на голядь ходил Черниговский князь Святослав Ольгович. Это племя в конце концов ассимилировалось со  славянскими племенами и утратилось как таковое. Характерны были женщины этого племени: 180 сантиметров роста, весом более ста килограммов, волосы имели светло-русые или светло-пепельные, чуть выдающиеся скулы,  вздёрнутый нос, лоб у них сужался от висков вверх. Они имели крепкое телосложение и были физически сильны. Такой тип встречается у нас и до нынешних времён.

Записала краевед Зоя  Ионочкина.
2001 год.