Как полюбить Лариску

Она категорически не нравилась Валентине Михайловне. Не нравилась, хоть плачь. Не помогало ничего – ни задушевные беседы с подружками, ни жизненный опыт. Это не жена. Это девочка припевочка, безмозглая, безрукая, непонятно, как выращенная собственной матерью. Что за бабы пошли – в зятья хотят принцев датских, а своих малолетних сикалявок – трусики за собой постирать – и то, не могут научить!

Девушка сына Коли вошла в размеренную жизнь Валентины вероломно и бесцеремонно. Колька однажды притащил ее среди ночи с какой-то гулянки, и оставил ночевать. У Валентины давление подскочило: ну до чего нахальным стал после армии Коля! Приводить в родной дом девицу! Ну это совсем на грани! Она слышала, как хихикает девчонка, как, то и дело, бегает в ванную и туалет… Много, чего услышала в ту ночь Валентина. И… не решилась выйти из своей комнаты, чтобы разобраться с молодежью раз и навсегда.

Утром Коля напоил свою гостью кофе (на весь дом запах стоял, дорогущий кофе, между прочим) и увел ее из квартиры. Валентина в одной ночной рубашке выскочила на кухню – так и есть – в раковине оставлены две чашки, ужасно накурено. Заглянула в комнату: хоть топор вешай – курили в постели!

У Валентины было такое ощущение, будто собственный сын в собственный дом привел врага! Не так, как принято у добрых людей: по-человечески, через месяц отношений, вечером, к праздничному столу привести любимую. Чтобы родители в спокойной обстановке поговорили с ней, оценили, подумали: подходит, не подходит девчонка парню. Сблизились бы, пока со стола убирают и моют посуду… Нет! Надо, как тать, как гопник все сделать. Будто он здесь абсолютный хозяин, а матери как бы нет!

Коля вернулся через полчаса. Разделся, спросил, что есть пожрать. Да, так и сказал:

- Ма, пожрать че есть?

Ни тебе «доброе утро, мама», ни тебе «мамуля, прости, я больше так не буду!».

Валентина подбоченилась на кухне:

- А с чего это я за тобой тут бегать должна? Смотрю, ты взрослый стал, так иди – и готовь. И чтобы я больше не видела в моем доме никаких девиц! И никакого курения в квартире! Ишь, устроил тут бардак! Ишь, научили его в армии!

Колька легонько отодвинул мать плечом. Полез в холодильник. Валя, возмущенная донельзя, прожигала его спину строгим взглядом. Господи, давно ли сын на цыпочки вставал, чтобы из морозилки мороженое достать? А теперь заграничный белоснежный великан смотрится рядом с морским пехотинцем Колькой жалким недомерком. Вот что армия делает: уезжал тощим сутулым дитятей. А вернулся мужчиной.

«Ага, мужчиной» - уныло подумала Валентина, - «Мужчиной, да не в том месте!»

- Ты на работу когда думаешь устраиваться? – уж коли мать начала скандал, нечего и останавливаться.

- Да я уже договорился, - Коля кромсал толстыми ломтями «докторскую», - послезавтра выхожу, - мама, дай точилку!

Валентина передала сыну точилку. Он не торопясь, занялся ножом. Его красивые соболиные брови сосредоточенно сдвинулись на переносице. Коля вообще был очень привлекательным парнем – чернобровый, сероглазый, высокий, с хищной белозубой улыбкой. Молодой волк.

Она возлагала на него такие светлые надежды… Впрочем, пока ничего страшного не случилось. Молодой. Дурак. Притащил «залетку» домой. Не подумал. Ладно, на первый раз прощается.

Коля отрезал от батона толстый ломоть, щедро намазал его маслом, а сверху еще и колбасу этаким колесом прикрыл. Аппетитно жует, аж душа радуется.

- Мамуля, а можно чайку? Ну, мамуль…

Валентина не могла долго злиться на сына. На него невозможно долго злиться. Поставила чайник, заварила чай по рецепту Куприна. Писатель русский. В одной из книг дал подробный рецепт, как правильно заваривать чай. Оказывается, помимо того, что заварочный чайник нужно ошпарить кипятком, так и первую заварку надобно сливать – «ополаскивать чай от грязи». И только после этого залить в чайник половину, подождать три минутки, и наполнить чайник доверху. Уф. Устанешь, пока все это сделаешь, но напиток стоит таких трудов. Тот самый «бабушкин чай», когда пьешь с толком и с удовольствием. Сын гордился: нигде такого чая не подадут, только у «маменьки».

- Ну я прошу тебя, Колясик, давай-ка обойдемся без ночных посещений. Очень, если честно, неприятно.

***

Ах, ах. Ей ужасно неприятно! А как ее, молодую, разбитную Вальку будущая свекровь застукала с будущим мужем в ванной? Сашка от испуга штангу с занавеской сломал. И тетя Таня, Татьяна Николаевна, орала так, даже непонятно было, чего ей больше жалко: Сашкиной невинности или дефицитной занавески для душа?

***

Колька широко улыбнулся, (весь в своего котяру-отца, царствие ему небесное, знатному бабнику).

- Ну прости! А, знаешь, куда я устроился?

***

А вечером ОНА опять пришла. Точнее, Коля привел. Но в этот раз подтолкнул свою «дамочку» к Валентине.

- Мама, это Лариса. Познакомься, - подлец. Вывернулся. Не мытьем, так катаньем,

Ларисе на вид – лет шестнадцать, не больше. Тоненькая, большеглазая, неплохо одетая. Вызывающе накрашенная, потому и яркая. Нагловатая и бойкая. Валентину не испугалась, и сразу защебетала, кто она, откуда, где учится, кто у нее мама, как ей понравился Николай и… это… не забыла сказать «спасибо маме за сына». Вертихвостка, короче. Этакая трясогузка – за словом в карман не полезет.

С удовольствием выпила чай, брякнув при этом, что предпочитает кофе, и какой хороший кофе у Валентины. Слопала все бутерброды и крекер. Коля, любуясь малолетней обжорой, похвалил ее аппетит:

- Голодные студенты все такие.

Протрещав, как сорока, все чаепитие, дева выпорхнула из-за стола. Предложила помочь с посудой. Валентина отказалась от помощи.

- А, ну ладно! – чирикнула Лариса и скрылась в Колькиной комнате.

С этого дня «молодые» стали жить вместе.

Естественно, Валентина интересовалась возрастом девицы. Слава Богу, той исполнилось восемнадцать. Даже паспорт предъявила. О всяких знакомствах с родителями Ларисы Валентина не заикалась: надеялась, что у Коли это пройдет. Лучше перетерпеть, не настраивать сына против себя. Хотя очень, очень этого хотелось. Прямо язык чесался!

***

Татьяна, свекруха, тоже ворчала на Сашу: связался с детским садом. А на свадьбу идти отказалась. А потом передумала и явилась все-таки в загс. В уродливом платье. Через ветхую ткань цвета «бордо» просвечивали панталоны. Свадьбу отмечали в кафе. Простенько, но со вкусом. И тут – Сашкина маман в панталонах. Да еще и группу бабусь во главе с престарелым гармонистом притащила. Сашина мама занималась вокалом в ансамбле клуба пожилых. Поэтому на Валиной свадьбе пели бабки. Пели дребезжащими голосами и мели все со столов: мороженое, пирожное, эклеры, жалуясь, что молодые могли бы и на горячее раскошелиться! А свадьба считалась безалкогольной. Чайной, сладкой, сахарной.

Но почему-то все гости все равно где-то умудрились напиться. И деда гармониста напоить. И весь "ансамбль" тоже пошатывался и запевал пикантные частушки про Горбачёва.

***

Николай устроился в ресторан поваром. Воровал на работе продукты. «Остатки» - так он говорил. Делал это так: после учебы Лариска забегала к Колькиному ресторану со служебного входа. Коля выносил продукты и запихивал их в Ларискин рюкзак. Та, хоть и росточком не удалась, а тащила все домой исправно. Притащит рюкзак – бахнет его в прихожей, а сама отдышаться не может.

- Валентина Михайловна, положите продукты в холодильник. Лисичка прислала.

Очень, очень довольная собой. Добытчица прям.

Валентина Михайловна к деятельности сына относилась с глубоким отвращением.

- Это же воровство! – говорила она.

Николай смотрел на нее, как на дурочку.

- Мама, шеф каждый вечер на весь коллектив делит. С такой зарплатой положено. Что ты предлагаешь, как дурачку, отказываться от своей доли? Да меня съедят и сольют на третий день! Чем плохо – морозилка забита! Люди, вон, окорочок куриный на три дня распределяют, а у тебя в холодильнике и баранина, и горбуша свежая! Лариска все руки оттянула, таскаясь с котомками. Радоваться надо! Все в дом! Чего ты?

Лариска согласно кивала. Тоже мне – член семьи. Валентина не могла понять, что ее бесит больше: эти котомки с украденной жратвой или настоящая, вполне взрослая, вороватая деловитость. И ведь не придерешься – добытчица.

А в остальном «невестка» была дите дитем. Ничего не умела делать по дому, белье не стирала месяцами, и не меняла его даже. С деньгами обращаться не умела. А фантики от шоколадок кидала не в мусорное ведро, а где придется. Валентину она раздражала, мешала ей. Видеть Ларису не хотелось, принимать «доченьку» в семью – тем более.

Валентина отдалилась от детей, чаще запиралась в своей комнате и не выходила оттуда вечерами. Сын не настаивал на общении – ему хватало своей Лариски. И ни разу, ни разочку он не спросил мать, почему она стала такой… Не заболела ли?

Конечно, ревность. Конечно, брезгливость. Ну, а как еще объяснить такое к девочке отношение, если до той не доходят правила элементарного поведения в коммунальном житье? И почему Коля не видит ее неряшливости, лени, разгильдяйства и сна до двух дня по выходным? И это курево бесконечное, Господи ты Боже мой, сколько можно? За три месяца квартира превратилась в шалман! А разгребать кому? Валентине?

***

- Белье надобно полоскать в трех водах! Что тут сложного? – говорила свекровь, - воды лей, сколько хочется, на колонку ходить не надо. Стиральную машинку купили – красота! Что хошь, в нее кидай! Да куда ты платье мое кинула! Ай! Ой! Простынь покрасила! Пододеяльник! Ах ты, Господи!

Валя мстительно смотрела, как безобразное бордовое свекровкино платье окрашивает постельное белье в пикантный розовый!

***

Дальше – больше! Лариска приволокла домой ободранного котенка (мол, замерзал на улице – холодно). Отмыла блохастого в ванной и накормила молоком. Кошак быстро освоился и уже через неделю драл шторы и гадил по углам. Валентина провела беседу.

- За котом надо следить. Мыть лоток. Кормить его регулярно. Мне от вас вони хватает. – Заявила она.

Лариска кивнула, мол, поняла. И тут же забыла о разговоре. Валентина с большим трудом сбагрила животное сердобольной соседке. То, что кот пропал, «молодые» обнаружили только через сутки. И Валентина разозлилась по-настоящему. Этому остолопу двадцать два года, Бог с ней, с девкой, но сам-то, сам-то думает взрослеть? Ведь ему что котенок, что Лариска, что ребенок (не дай Бог, заведет) – все едино, просто атрибут, игра в семью, непонятно, зачем нужная!

- Мама, так ты скажи, что тебе не нравится? Научи ее вести хозяйство, я-то при чем? Я работаю, между прочим! – ответил Коля.

Вот оно как! Он, видите ли, ни при чем!

Подружка Марта, парикмахерша из салона «Улыбка», попивая ликер в тишине напичканной мебелью и техникой квартиры, многозначительно улыбнулась:

- Ой, обычная жизнь. Смирись. Я вообще не вижу проблемы, Валька. Разменяй двушку. Или заставь своего деточку снимать отдельное жилье. Прими участие, так сказать… Со сватьей познакомилась?

- Не хочу, Марта! Не хочу, понимаешь? – Валентина приложила к груди ладони.

- Зря. Надо бы. Обсудили бы жилищную проблему. Иначе сойдешь с ума. Юная девочка, что с нее взять. Всему научится со временем. Но – отдельно от тебя. Я до сих пор с содроганием свой первый брак вспоминаю. Представляешь, макароны в холодной воде варила. А полы мыла раз в год, пока у свекровки терпение не лопнуло. А разъехались, так лучшими подружками стали. Я уже пятерых мужиков сменила, а с ней до сих пор часами по телефону чирикаем.

- Потому, что ты ей «химию» бесплатно делаешь, Марта! – Огрызнулась Валентина, - терпеть твои выходки можно только через какую-нибудь халяву.

- Может быть. А «твоя» девица может, юристом заделается когда-нибудь. Полезное родство, кстати. Так что, прими девочку, как данность. И выкидывай их к черту в съемное жилье!

- Колька, между прочим, у меня прописан!

- Тогда молчи в тряпочку и не возникай, - Марта достала из коробки конфету, обсыпанную толченым орехом, бросила ее в рот и замолчала, посасывая шоколад и поглядывая на хрустальную (и зачем ей она?) люстру с висюльками.

***

Валина свекровь гоняла эту Марту нещадно. Она считала, что Марта плохо влияет на Сашку. У Сашки семья и жена. И нечего всяким подружкам ходить, сманивать Валю на танцульки и в гости. И в театре, и в кино нечего делать замужним женщинам. Замужним женщинам полагается сидеть дома и следить за мужем, чтобы не убежал.

- Так он еще быстрее убежит, теть Тань! – хохотала Марта.

- Пошла отсюдова, профурсетка! – «Теть Тань» хлестала Валину подружку полотенцем и грудью выставляла из квартиры, - знаю я вас, Клавдиных вы……в! Чертово семя! Что мамаша, что ты с сеструхой!

***


Была, конечно, ссора с сыном. Он, конечно, за свою Лариску стоял горой. И за то, что в квартире, между прочим, прописан – тоже. Не разговаривали десять дней. Лариска не являлась домой все это время.

Валентина молчала. Держала дистанцию. Неужели смылась Ларка? Или выгнал ее Коля? Как спросить? Не выдержала. Спросила.

Николай не желал отвечать. Пыжился и отворачивался.

- Да ведь беспокоюсь, болван!

Николай – руки в брюки, на лице – вселенская печаль.

- Ушла в общежитие. Спасибо, мамочка!

Тоже ушел, хлопнув дверью.

- А и фиг с вами, - рассудила Валентина, потянулась с удовольствием и приступила к генеральной уборке.

О! Какое же это наслаждение – быть одной. Она раскрыла все окна, сняла шторы, отдраила от грязи полы, стены, выстирала все, что можно выстирать, чтобы выгнать из квартиры ненавистную табачную вонь. К ночи квартирка, легкая, чистая, притихшая, сияла прозрачной голубизной стекол и зеркал. Вздохнула влажным полом, накрахмаленными занавесками и вновь ожившими фиалками.

***

Татьяна Николаевна обожала фиалки. Они у свекрови жили везде, только что под кроватью их не было. Валя постоянно натыкалась на эти пушистые лиловые цветы. Свекровь собралась в гости к сестре, в Красноярск, за три тысячи вёрст от их города. Приказала поливать фиалки. Её не было дома три месяца. Какое счастье! У Саши и Вали – целых три месяца свободы! Они упивались свободой! Наслаждались ею!

И совсем забыли про фиалки.

Татьяна Николаевна вернулась из гостей. Молодые успели навести порядок. Скандалили, психовали, но кое-как справились. И обнаружили, что фиалки… Тю-тю. Со страху залили холодной водой эти чертовы цветы, устроив в горшках болото. Татьяна Николаевна взглянула на покойников и чуть сама покойницей не стала. Вале ничего не оставалось, как схватить Сашку за руку и уехать к родителям… Потом они жили в семейном общежитии. Потом ждали новое жилье. От завода получили замечательную квартиру. Радовались! Как они радовались…

А потом случился девяносто первый год. В девяносто втором развалили завод, сократили Сашу и отобрали квартиру. Оказывается, в ней можно было жить, пока ты заводчанин. Свекровь приняла их к себе. Обнимала и плакала.

- Горемычные вы мои! Ну что вы! Да и Бог с этой квартирой, живите спокойно! Три комнаты я на семью заработала: и Колюшке место есть, и я при Колюшке, и вам – утешение…

***

И только Валентина собралась заварить себе чайку, в дверь вломился Колька. Он пыхтел, сопел, ворошил в шкафу свои вещи, собираясь куда-то очень основательно.

- А! Уже полы намыла? Надеюсь, не ключевой водой? – язвительно заметил он.

Валентина решила упустить его колкости из вида.

- Ты уезжаешь?

Николай тряхнул челкой.

- Нашел квартиру. Копейки стоит. Думаю – справимся. Лариске понравилась, главное.

- А кто сдает?

- Мужик с работы предложил. Его бабки квартира. Бабусю к себе поселил. Продавать хату пока не хочет. Нормально.

Валентина вздохнула облегчённо. Наконец-то Коля начал взрослеть. И Лариска не артачится. Пусть теперь хоть на ушах стоят – ей, Вале, все равно. А может получиться наладить с ней отношения?

Как знать. Симпатии к девушке пока не возникало. А нужна она, эта симпатия? Это выбор сына. Взрослого человека, избалованного мамой. Его все устраивает, чего и переживать? Любить невестку никто не заставляет, а вежливой Валя быть умеет. Бог с ними.

***

Валя была отличной свекровью: она никогда не вмешивалась в Колькину жизнь. Не приходила к ним в гости, не названивала, не интересовалась чужими кастрюлями и конфетными обертками. За год ребята забежали к ней всего один раз: поздравить с восьмым марта. Вручили какие-то ободранные мимозы. Чмокнули в щечку и убежали. Это было обидно, но Валентина заставила себя не обижаться – проявили внимание, и ладно.


Лариска поправилась. Полезла во все стороны, как квашня.

- Ребята, вы случайно не? – аккуратно спросила Валентина.

Лариска вспыхнула, покраснела…

- Ест, как не в себя, - буркнул Коля, зубы хорошие. Как мясорубка.

И сказал он это с такой злобой, что Валентине стало стыдно за свой вопрос. А в Ларискиных глазах закипели слезы обиды. Ну вот, началась у деток семейная рутина… Она постаралась смягчить разговор:

- Да вы заходите, у меня и тортик есть.

- Не, спасибо, мы пойдем. В гости торопимся, - спешно отбрыкалась Лариса.

Ну… В гости, так в гости. «Толстушка, правильно тебя Колька гоняет. Вообще ума нет, при матери такое», - ворчливо подумала Валя.

В другой раз дети пригласили в гости ее. Валя не хотела идти. Но ведь это родные люди. Приглашают. Пора, пора общаться. Кризис притирки миновал. Она купила к чаю какие-то вкусняшки, нарядилась, с трудом поднялась на пятый этаж. Запыхалась даже.

Открыл дверь Николай. Обнялись. Он снял с матери пальто. Лариса суетилась на правах хозяйки. Она была в ситцевом халатике, который ужасно сидел на теле, потерявшем девичьи очертания. За Лариску стало обидно. Да и за Николая – тоже. Такой красивый парень, а рядом с ним такая неопрятная девушка. Впрочем, это их проблема.

В маленькой однокомнатной квартирке было чисто и уютно. Понятно, обстановка могла быть и лучше – старенькая мебель, дешевенькие обои. Ну и что? Наживут. А если не наживут, то правильно делают. Чужое жилье, какой смысл его украшать? Однако занавески новенькие, и коврик на полу свежий. И куревом не пахнет – на лоджии, наверное дымят.

Валентина прошла в комнату и увидела незнакомую женщину. На вид – ровесницу.

- Здравствуйте! – она радушно поздоровалась.

Мама Лариски. Хороша!

Надежда Николаевна была, чудо, как хороша. Полноватая брюнетка с гривой густых волос, с расписными бровями, смуглым румянцем на щеках, красиво очерченным ртом. Такой тип – Кармен. Полнота ей шла, в отличие от дочери, светловолосой и светлоглазой, дочку она делала простоватой сельской жительницей.

Стол был накрыт прямо в комнате. И накрыт неспроста – намечался серьезный разговор, коли дети матерей решили свести. И темой разговора была, конечно же, беременность Лариски. У Валентины ёкнуло сердце – вот и кончились цветочки. Ягодки начались.

После ошеломляющей новости, не обрадовавшей ни ту, ни другую стороны, начались разговоры о законном браке. Надежда Николаевна была умна и практична: решительно отмела хотелки Лариски:

- Свадьбы устраивают люди, у которых денег куры не клюют. Ау тебя, Ларка, скоро живот вырастет. Ну куда тебе свадебное платье? Какие гости? Какие праздники? Посидим в тесном кругу, и будет.

Этим двоим хотелось погулять в ресторане Коли. Мол, арендной платы не начислят.

- А зачем? Все равно потратите немалые деньги, а вам они сейчас нужны! – Ларискина мать безапелляционно громила своими аргументами смутившуюся пару.

Валентина поняла – Надежду Николаевну обухом не перешибешь. Не тот коленкор. Жох-баба. И, главное, Колька ее слушается. То-то сбежала Лариска от такой генеральши.

Вот, если честно, спокойнее стало на душе.

Валя подружилась с Надеждой. Подружилась крепко – такую подругу сам Бог послал. Она казалась всем основным стержнем, на котором и продержался рыхловатый брак Лариски и Коли, как держатся колечки в детской пирамидке.

А тогда у Вали в голове еще мысль пронеслась: «Жалко, что сватья в другом городе живет. Она бы обоих научила «Родину любить».»

Жизнь побежала своим ходом. Молодежь, сыграв скромную, но очень веселую свадьбу (заказали столик в Колином ресторане, избежав бессмысленного банкета на сотню гостей), приготовилась рожать.

Тут, конечно, Валентина суетилась. И Надя помогала. Скроили на пару несколько распашонок, шапочек навязали, носочков. Одеяло (натуральная стеганая овчина) сватья приготовила. Колька коляску купил. Валя новые обои поклеила. Все при деле. Все привыкли к мысли, что скоро семья увеличится, и уже ждали нового члена этой семьи с нетерпением. Лариска подурнела из-за беременности. Плакала. Не хотела смотреться в зеркало. Боялась умереть при родах. Мать не разрешала дочери мыслить негативно. А свекровь, тайком от Нади, жалела.

Коля вкалывал от зари до зари. И благословлял имя тещи, не позволившей ему, дураку, брать кредит на свадьбу. Сидели бы сейчас на бобах. У него и так на сердце было неспокойно. Лариса стала мнительной и плаксивой. Порой жена очень его раздражала, но раздражение улетучивалось при взгляде на ее живот. Чудо ведь – ходит смешно, переваливаясь уточкой, носит его ребенка. Его собственного, с ручками и ножками, живого. А ведь была мысль, поганая такая мыслишка – отправить Лариску на аборт, а потом взять и смыться. Любовь прошла, завяли помидоры.

Поводов хватало. И это дурацкое «мама была права» стало как никогда актуальным. За*ранка, неумеха, в быту никакая Лариска умудрилась внушить к себе отвращение. А потом разъелась до восьмидесяти килограммов. Неприятно ведь. К нему в ресторане такие девахи клеятся. А дома ждет такой вот крокодил – стыдно на улицу выходить.

А он хотел с ней жить. Она ему понравилась: веселая, находчивая такая. Улыбчивая. Все можно простить. Не получилось. Они много скандалили в последнее время. Устраивали безобразные сцены. И хорошо, что этих скандалов не видели их матери: они дрались, били посуду, безобразно ругались, ненавидели друг друга.

А потом она сжималась в трогательный комочек и плакала. Коле было стыдно. Чего привязался? Сам каков? Такой же за*ранец, если честно. В армии за такие дела морду бьют и по полу побитой мордой возят. А как отслужил, дома увидел маму и расслабился.

Начали учиться жить заново. С нуля. Учились мыть посуду. Потом Коля учил Ларису готовить обед. Как положено, как его самого учили. Решили бросить курить. Бросили, хотя было несладко, и Николай рычал на Лару, как бешеная собака. Ей доставалось тогда. Коля постоянно придирался к ее лишнему весу. Придумали легкую диету. Лариска готовила блюда по Колиным рецептам. И не могла наесться – постоянно ходила голодная. Потом уже выяснилось – почему она голодная. Коле стало жалко несчастную Лариску. И опять сделалось стыдно за себя: идиот какой-то, а не мужик.

Живот рос, рос и ребенок, зародившийся в нем. Росла и любовь Коли к Ларисе. Непонятная любовь. Без страсти. Теплая на ощупь, спокойная, как пушистая старая кошка. Что-то такое щемило в груди, ёкало под сердцем, надвигалось приливами нежности, восторга и нетерпеливого ожидания.

Лариса мурчала на кухне, пока чистила картошку. Накрывала на стол и усаживалась напротив – очень любила смотреть, как Коля ест. Есть не хотелось – работа сытая, но он ел. Это был какой-то особенный ритуал, который следовало исполнять неукоснительно, иначе сломаются хрупкие жизни: Колина, Ларискина и еще одна малюсенькая – жизнь малыша.

На кухне тикали старые, покойной хозяйки ходики. Тихонько насвистывал чайник. А полные плечи разрумянившейся Ларисы светились изнутри странным светом, вроде как кто-то лампочку зажег.
- Ты чего так смотришь? – спрашивала жена Колю.

- Ничего. Просто люблю.

***

Валентина все-таки была права – вмешиваться в жизнь молодых не стоит. А «стерпится-слюбится» - не простые слова. Стерпелось и срослось у нее с невесткой. Незаметно, исподволь, ненавязчиво. Когда появился маленький Шурик, и Валентина увидела его в первый раз, впервые пришло и понимание сакрального слова «семья». Семь я – где каждое "я" нуждается в любви. В настоящей, а не понарошной любви. Валя расцеловала усталую Ларису. Обняла сына. И взяла внука на руки. С того самого дня их «я»: Ларисы, Николая, Нади, внука и Вали скрепились самым сильным в мире клеем, взаимной любовью. Святой любовью без границ.

В квартире Валентины Михайловны устроен такой кавардак, что просто ужас. Шурик играет с бабушкой в прятки, и потому все кругом валяется: подушки, думочки, безделушки, игрушки, покрывала и всякая дребедень. Оторван хлястик от бабушкиного пальто. Перчатки и носочки «разбежались» по комнатам. Бабушка Валя приставляет пальцы к голове и изображает то ли козу, то ли минотавра. Шурик хохочет звонко. Им обоим весело – у них обоих выходные и настоящая свободная свобода, которая вдруг заканчивается с пришедшей за сыном матерью.

- Валентина Михайловна, ну зачем вы его так балуете? Мало мне одного оболтуса? – сердится красивая Лариса. В ней много женственности. За пять лет она здорово похорошела.

Хулиганка баба Валя и обормот Шурик затихают и прячут глаза. Они тут весело нашкодили и боятся признаться в этом строгой маме Ларисе. Лариса распекает их и сокрушается. Как старенькая бабулька.

«Ну чего она такая злая?» - не понимает Шурик, - «Как скучно всегда слушаться взрослых»

Он поглядывает на бабушку. Вот кто самый классный! Лучше папы, лучше мамы, даже лучше бабы Нади немножко!

***

- Когда-нибудь и Шурик станет большим и назовется Александром. И он тоже когда-нибудь приведет в родительский дом юную девушку. Вот Лариску инфаркт хватит, - Валентина смотрела в окно на удаляющиеся фигурки близких ей людей, - воображаю, как она будет страдать и изображать из себя приличную тётеньку.

Она размечталась о том, как красная от гнева Лариска позвонит ей и начнет разоряться о приличиях и неприличиях. Потом будет рассказывать, «как ненавидит эту девку». Ага. Конечно.

Посмотрим…

***

Татьяна Николаевна уходила долго, тяжело. Валентина не отходила от свекрови. В последние свои минуты Татьяна вдруг сжала руку невестки в своей холодеющей сухонькой руке.

- Валюшка, Валюшка… Дорогая ты моя…

Автор: Анна Лебедева