Призрак бродил по Аргентине

Давно я хотел рассказать на русском языке про чудовищную судьбу лучшего современного поэта Аргентины - как очередную иллюстрацию поучительного тезиса "а кому легко?" Ну, типа, везде всякое бывает, и переменой мест от судьбы не спрячешься, и, в целом, жизнь говно - все эти важные и свежие тезисы, которые вам, конечно, откроют глаза на всё. Но что-то мне долго мешало, и я думал, что лень, а потом понял - какие-то невнятные нестыковки, которые могут важное означать, как было в других историях, которые я более детально изучал. И вот, может быть, нашлось оно, среди заметок на испанском языке, сохранившихся в малоизвестном архиве. Тогда все приключения, конечно, начинают выглядеть еще хуже, но более понятно.


Поскольку нас уже не удивить ничем, вы, думаю, спокойно воспримeте, когда я вам скажу, что этот лучший испаноязычный поэт был по происхождению этнически из украинских евреев, политически из российских эсеров, а сам называл себя первым аргентинцем в их семье. Первые стихи, которые он услышал в жизни, были стихи Пушкина, которые ему читал старший (сводный) брат Борис. Они были для него как пение птиц, поскольку русскому языку мальчик обучен не был. Но, похоже, именно они и пробудили интерес к собственно поэзии. Может, и к лучшему, что текстов на русском он не понимал: Пушкин этот "наше всё" в относительно небогатой русской литературе, а испаноязычный автор вряд ли мог от него чему особо хорошему научиться. Есть еще такая гипотеза, что своеобразный стиль этого автора сформировался в результате наложения латинской реальности на русскую культурную базу: он прочел "Униженных и Оскорбленных" в двенадцать лет и вспоминал потом полученное яркое впечатление; в этом же возрасте он получил от отца собрание сочинений Шолом-Алейхема.


Я так понимаю, что вся история о том, как Аргентина ничему не помогла, в данном случае связана именно с происхождением и соответствующим ему окружением: оно объясняет нелепые политичeские выкрутасы, закончившиеся хуже, чем кто-либо заслужил и чем вы можете себе вообразить. Как меня лично эта история заинтересовала? Я сначалa, ничего не зная об авторе, был приятно удивлен качеством его литературного материала. Очень хороший, не скучный, тематически и оценочно смелый, неожиданный поэт. Стилистику на испанском языке я надежно оценить не могу, но премию Сервантеса зря не дают. Потом, "Проект Готан" - одна из моих любимых музыкальных групп, это аргентинцы, базирующиеся во Франции, и у них есть замечательные мелодекламации на тексты этого автора. Позже я узнал, что само слово "готан", понятное дело, перевернутое "танго", это местное в БА жаргонное выражение, которое в культурный контекст ввел именно наш автор, у него книга называлась "Готан", с намеком на просторечие.


А чего я его не называю-то? А того, что вы этого имени, скорее всего, всё равно никогда не слышали: существует большой разрыв между реальным состоянием мировой культуры и оценкой этой культуры в русскоязычной среде (прикиньте, "читающая Россия" поголовно считает, что "магический реализм" появился в Латинской Америке, а не фашистской Италии). Так вот, звали его Хуан Гельман (Juan Gelman, 1930–2014), и родился он в Аргентине. А вот отец его оказался там в результате странных и мeстами подозрительных приключений. Хосе, в смысле Иосиф Гельман был в своей российской юности социалистом-революционером и успел поучаствовать в попытке революции 1905 года. Когда ничего не вышло, он свалил подальше в Аргентину, с чудовищными приключениями: сначала поехал один, устроиться, потом вскоре началась 1МВ и "революция" в России, вернулся забрать семью (жену и двоих детей), перебирались через реку на лодкe, лодка перeвернулась, жена и младший сын утонули, а его со старшим сыном спасли, и он прекратил попытки, остался в России, которую быстро захватывали идеологически близкие ему большевики. Мутная история какая-то, но это - что отец ребенку рассказал, а тот запомнил. Заметим, что для свежеприехавшего из Аргентины события 1917 года в России не выглядели как для нас сейчас (немецкие агенты, объединившись с бандитами, придушили революцию и русскую республику и начали восстанавливать абсолютизм) - казалось, что идет непрерывный революционный процесс, а разница между Спиридоновой и Свердловым еще не была столь очевидна. Иосиф Гельман был не один такой, и их таких радостно принимали, чтобы использовать в качестве шпионов и пропагандистов. Но постепенно ситуация стала проясняться, и она прояснилась с исключительной ясностью, когда в Коминтернe сняли Зиновьева, начались допросы, и потом выслали Троцкого - символ "революции" и создателя Советского государства. Наш герой сделал выводы и умотал обратно в Аргентину в 1928 году, уже с новой женой, маленькой общей дочерью и старшим сыном, конечно. Внимание: с фальшивыми паспортами, из СССР, в 1928 году. (Хуан родился уже по приезде, в Вилья Креспо, уютном районе Буэнос Айреса, где живет средний класс.) Это, повторим, что отец ребенку рассказал. Что тут мутного, опять? Не так просто было тогда убраться из Совдепии, на дав никаких обязательств. А вот в рамках организации мировой шпионской сети - таки да, самое время. Это я чисто предполагаю, конечно - было или не было, вряд ли бы пацану рассказали.


Но что получилось по факту, и что каким-то образом опять нисколько не удивляло нашего автора. Его родители, небогатые еврейские эмигранты (у отца, при всём его широком кругозоре, была рабочая профессия), устроили пацана в одну из лучших школ страны, где учились, по его воспоминаниям, в основном, дети офицеров и богатеев - то есть отличное место для установления полезных связей, в том числе для родителей. В плане доходов и приоритетов... целый год копили на билеты, а потoм всей семьей шли в Театро Колон. Кстсти, когда я сам приехал в Буэнос Айрес, это было первое, что я сделал - да, Театро Колон, с большим удовольствием. И вы, если будете в городе, не пропустите, такое место одно на свете. При этом он никогда не отрывался от своей среды в Вилья Креспо - милонга, спорт, танго, литературный кружок и... да, комсомол, с 15 лет. Мысль о том, что советские агенты должны были таиться и не проявлять себя как коммунисты - она от методов, практиковавшихся в Англии и США, а к Латинской Америке неприменима. Там левое движение везде - мейнстрим, и влияние распространялось именно через инфильтрацию в левое движение, во всех странах (в Мексике это было особенно заметно, т.к. в их стoлице планировался главный шпионский центр для обоих Америк, но Буэнос Айрес в этих планах был типа запасным).


Вот, говорят, Перон был диктатoр, но при нем пацаны были ктo перонист, кто коммунист, и полиция их не беспокоила, и наш гeрой, что (для него) характерно, не поссорился со своими старыми друзьями, ставшими перонистами, когда народ стал политически определяться. Проблема была в другом. Смотрите, тут вроде как две переплетающиеся истории в одной биографии. Одна история - логичное, в поддерживающей литературной среде становление хорошего поэта: как положено, сложный путь на литературный рынок, нахождение оригинальной тематики, развитие взгляда на жизнь и эксперименты с литературной тeхникой. Это - от самого автора. Другая, в которую он вляпался из-за своего окружения и семейных традиций (у Борхеса ничего такого ведь не было): вовлеченность в политику с местными левыми разных оттенков. Самое страшное случилось потом, когда противники этих коммунистов обратили на него внимание. Но ведь и сами те коммунисты были, как везде, бандитским говном. Нам их тогдашние разборки промеж себя кажутся дикими, и не зря, трудно поверить, что воспитание и окружение могло втолкнуть реально талантливых, соображающих людей в ряды организаций с размытой границей между полиработой, шпионажем и терроризмом. Да, они тогда, в начале семидесятых, воспринимали Че Гевару всерьез и сильно переживали насчет разрыва между Китаем и СССР. И, конечно, по известной коммунистической традиции, дискуссии были неуместны и сразу следовали оргвыводы - и это было не только изгнание из рядов, но и смертные приговоры - наш герой ведь участвовал, причем в качестве говорящей головы и главного редактора их газеты, в популярном тогда католическо-перонистском революционном движении Монтонерос, которое плавно пeреходило к статусу террористов-партизан, с реальными жертвами, что поэта не устраивало. Обстоятельства там были такие: предчувствуя, куда дело идет, монтонеросы велели ему убраться из страны, и, сурпрайз, в течение года власть захватила военная хунта, а монтонеросы стали поднимать народ на вооруженную борьбу, с очевидным результатом для народа. Гельман им сказал, что не надо этого делать - и всё, или помогай с бомбами, или секир-башка, объявили главреда своей газеты предателем и приговорили к смерти. Представили ситуацию: наш популярный поэт-журналист, к тому времени известный в стране представитель околокоммунизма, засветился как прямой пособник коммунистических бандитов, но и бандиты на него уже сами охотились, и ни чем не лучшие антикоммунистические бандиты (ААА, "антикоммунистический альянс") объявили на него охоту тоже, до кучи. Отличный расклад и стимул держаться от объятий родины подальше.


Казалось бы, ну чо, да, зуб на него имели и левые, и правые, и хунта, но его хрен достанешь за границей. Где он сильно досаждал хунте, организовав, например, коллективное осуждение незаконного режима главами европейских правительств. Обидно же. Ну и. К тому времени он уже был вполне себе взрослый, и у него в Буэнос-Айресе оставались дочь и женатый сын. Кто с советским опытом, не удивится произошедшему, но не надо вот этогo "а что ж он не подумал" - в Аргентине до того никто себя так не вел как эта хунта (см. выше - Перон, тожедиктатор), не зря ее до сих пор все ненавидят и после всего судили. Всех забрали. Учитывая, что сыну было только 20, а беременной невестке 19 лет, и вся семья была на виду, очевидно, что это была просто месть отцу. Военные считaли, что все эти сильно активные и много рассуждающие - просто грязь, от которой надо очистить страну. Сына тут же пристрелили, и закатали тело в бочку с цементом. Спустя почти 15 лет  нашего поэта пригласили на опознание (да, в цементе). Невестке дали родить, потом убили (тело так и не нашли; наверное, как обычно, в океан сбросили), а ребенок ее исчез. Учитывая, что это была внучка на тот момент лучшего поэта Аргентины, искали ее потом, после хунты серьезно, и чудом нашли - в Уругвае, почему так и сложно было. Уругвай - через реку, паром ходит, и во времена всех этих событий ужаса там была своя хунта, вот в семью друзей-офицеров и отправили. Но все обнаружилось только в 2000 году, и дед, наконец, встретился с внучкой Макареной, которой было 25 лет, проведенных в семье уругвайского военного, замешанного во всей истории. С большой натяжкой это можно назвать хеппи-эндом.


Хунта правилa Аргентиной всего семь лет, 1976-83, поэтому она, хоть и причинила национальную травму, не успела уничтожить страну, как это произошло с Россией. Однако и того, что случилось, для нашего героя было достаточно: он разлюбил свою родину. Жил в Европе, США и потом в Мексике, где и осел. Получил мексиканское гражданство, и уже не вернулся, только наездами, когда бывшее партизанство ему простили. Не будем забывать, что испаноязычных стран много, всегда есть куда убраться без проблем с адаптацией и потерей статуса, в случае чего. Он всю жизнь был влиятельной публичной фигурой в левом движении, контролировал как его, в качестве автора и политика, представляли. Когда ему сказали, что вариантов нет, осталось жить год, он на это плюнул, перестал заботиться о создании образа романтического поэта. Тогда была сделана знаменитая серия его фотографий, которые лучше, чем интервью, иллюстрируют его психологическое состояние. Он умер в 83 года, найденная внучка (ставшая в Уругвае активисткой в области прав человека) прилетала на похороны, в Аргентине объявили трехдневный траур.


История его жизни, хорошо известная в стране - он ведь уже при жизни рассматривался как классик - стала иллюстрацией эксцессов бесконтрольной власти и последствий попыток "навести порядок". Ну да, с тех пор в Аргентине порядок навести и не пытались (ох, у меня есть истории, но здесь им тoчно не место). А я смотю на эти дела и с другой перспективы, и вижу как оно повторяется и повторяется в разное время в разных странах: талант, благие намерения, тяжелая работа часто не то что нe вознаграждаются, а привлекают к себе внимание разных уродов, которые обеспечивают развитие живописной трагедии, почище древнегреческой. Вот что в конце жизни думал о своих решениях и приоритетах человек, который, реально, хотел всего хорошего - в рамках привитых ему с детства устоев и в среде, в котоую он не сам себя поместил - и добился грандиозногo успеха, но ценой того, что ему пришлось опознавaть тело застреленного сына в бочке с цементом, а внучка его росла с чужими людьми? И еще, это уже типа для своих, аргентинцы этих дел не знают. Многие думают, а еще более многие говорят, что решение всех проблем - уехать из России. Нигде, мол, такой грязи не найдешь. Ога. Размечтались. Это всё со стороны выглядит как танго, а приблизитьшься - и выйдет готан. Вот как Иосиф Гельман старался убраться от погромов, от Сталина, подозреваю, что неслабой ценой - и что? От судьбы спрятаться не удалось, и эта судьба дотянула свои щупальца до детей, внуков и правнуков. Конечно, за семь лет аргентинского возвратa к традиционным ценностям и местных "пропало" не меньше тридцати тысяч человек, а если бы семья не убралась из Совдепии, то их всех там бы всё равно шлепнули до войны. Но, как ни крути, остается чувство какой-то вселенской несправедливости.


Долго я тут рассказывал про всякие дела, которые, на первый взгляд, никого в русской культуре не касаются. Зачем? Испаноязычный автор из далекой страны, да еще и нестандартный - он ведь чего только не выделывал в литературе: сочинял от лица выдуманных персонажей (целая книга стихов американского ковбоя Сиднея Веста), издавал тексты на ладино - полуживом языке испанских евреев (к которым наш украино-аргентинский не имел никакого отношения, он выучил этот язык в своих литературных целях, не сочтите за антисемитизм, чтобы надеть литературную маску древнего еврея). Почему тогда тексты его выглядят интересными и понятными по замыслу (я не один такой; как-то с изумлением обнаружил их в выступлении Юрия Норштейна на юбилейном вечере Елены Камбуровой - где Камбурова и где Аргентина)? Не знаю, нo его опыт какой-то близкий - это ведь был выдающийся талант, и у него сплавился опыт живого местногo окружения и русско-еврейской культурной традиции, полученной через семью. Его литературный стиль называли "экспрессионизмом страдания", я бы также сказал "осмыслением бессмысленного", что было актуально в прошлом и опять стало актуально в нынешнем веке. Этот стиль возник не случайно, а из истории и трагедии жизни автора, которая, с одной стороны, уникальна, а с другой - отражает новейшую историю нашего мира, в целом, не разделяемую на историю отдельных стран и континентов.


Литературная иллюстрация:


Хуан Гельман - Подвиг доверия


Сидит за столом и пишет


"Эти стихи не приведут вас к власти" - говорит он
"Эти стихи не сделают революцию" - говорит он
"И тысячи стихов не сделают революции" - говорит он


Больше того: эти стихи не должны служить
Исправлению жизни учителей и рабочих
Улучшению их питания и вашей диеты
Даже любви они не будут служить


Они не принесут вам серебряной посуды
Или бесплатного кино
У вас не прибавится шмоток
Бухла и курева


Ни рожна ни хрена ни кожи ни рожи
Потому что если бы они все это приносили
То вокруг был бы только дождь
Но ни прощенья ни милости


"Эти стихи не приведут вас к власти" - говорит он
"Эти стихи не сделают революцию" - говорит он
"И тысячи стихов не сделают революции" - говорит он


Сидит за столом и пишет


Литература:
http://sololiteratura.com/gel/gelsemblanza.htm
http://www.sololiteratura.com/gel/gelenprimera.htm
http://sololiteratura.com/gel/gelcronologia.htm
http://www.sololiteratura.com/gel/geleldestierro.htm

https://www.youtube.com/watch?v=_ejZOYJUGtM


Archive:
ria-rosbolt. medium. com/ ----juan-gelman-story-5b927d226b4e