Гармонь странствия

Но ещё: сколь много юношей, оказавшись в своих двадцати годах, то есть в эпоху своего самого раскалённого предвкушения, падают в пропасть, и в каждом из них я узнаю самого себя. Я слушаю уличных музыкантов, выступающих перед скучающей публикой прохожих. Но самое страшное здесь, в Архангельске, на краю бытия, – это слушать стариков, играющих на гармони и рассказывающих последнюю басню о человеческом ужасе в самый разгар беспощадной зимы, и отдавать им свои деньги, даже если эти деньги – последние. Что меня пугает, так это тот факт, что мы, как человеческие существа, вынуждены сравнивать и давать оценку всем остальным. Неужели тот старик хуже Гёте? Но ведь видел и слушал я его, а не последнего. Я осознал, что существование – это случайность, в которой ценность обретается не признанием, а присутствием. Я хочу слушать гармонь своего странствия, а не хор, эхо которого доносится до меня из гробницы истории.