Владимир Маяковский
буду от мяса бешеный
– и, как небо, меняя тона –
хотите –
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а – облако в штанах!
(Из поэмы «Облако в штанах»)
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа …
(«Лиличка», фрагмент)
Сталин по обыкновению просматривал расстрельные списки и увидел в них Лилю Брик. «Не будем трогать жену Маяковского» - только и сказал. Жизнь ей спас Владимир Владимирович, с того света вытащил свою дорогую родную Лиличку. Давайте разбираться.
Я люблю Маяковского, долгое время он не был моим поэтом, хотя еще в школе мне нравились некоторые его стихи, особенно из ранних. Тогда у нас были жаркие споры, одни были за Есенина, другие – за Маяковского («Я к вам приду в коммунистическое далеко
не так, как песенно-есененный провитязь»). Я всегда был за Есенина, Полтавский – за Маяковского, мы оба были не особо сильны по литературе, но если уж споры – то именно вокруг нас народ группировался. Где-то в 90-е, когда появились деньги, я купил двухтомник Маяковского и читал его, наверное, с год, только по ночам, поздно возвращаясь с работы. Я Маяковского оценил, это конечно гений, хотя есть и другие мнения, например у изящного Ходасевича – «поэт подонков» (писал о Ходасевиче, см. http://stihi.ru/2024/05/16/107) и у Бунина, который писал в 1950 году (в тот момент Маяковский застрелился 20 лет назад): «Маяковский останется в истории литературы большевицких лет как самый низкий, самый циничный и вредный слуга советского людоедства, по части литературного восхваления его и тем самым воздействия на советскую чернь» (писал о Бунине, см. http://stihi.ru/2025/01/23/734). А недавно почитал, как было воспринято самоубийство Маяковского в интеллигентной среде в Советском Союзе, вывод был такой, что Маяковского оценили и полюбили после этого поступка. Дальше, я нашел два интервью о Маяковском, с Лилей Юрьевной Брик и с Вероникой Витольдовной Полонской (оба есть в Приложениях), и честно говоря, сильно удивился, во-первых, я-то думал, что они скончались еще до исторического материализма, а они живёхонькие были до самого последнего времени, а во-вторых, моё представление о том времени и Маяковском сильно изменились, чем и хочу поделиться. Самое главное, я совершенно не верил в самоубийство Маяковского на любовной почве. Ведь в то время Маяковского описывали в газетах как «попутчика советской власти» - а он-то сам видел себя пролетарским писателем. «Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю, атакующий класс!» - и всё такое. А тогда отношение к Маяковскому изменилось: долгожданную выставку «20 лет работы» не посетил никто из видных литераторов и руководителей государства, на что надеялся Маяковский. Без успеха в марте прошла премьера пьесы «Баня», провал ожидал и спектакль «Клоп». К тому же, за два дня до самоубийства, 12 апреля, у Маяковского было выступление в Политехническом институте, на котором молодежь впервые осмеяла Маяковского, прозвучало много нелестных выкриков с мест. Но это поверхностно, а внутри: конечно, Маяковский видел, что те, кто реально совершил революции, не могут быть даже упомянуты, Троцкий, Зиновьев, Каменев не упоминаются в стихах и поэмах Маяковского, вы ни слова о них не найдёте в его поэме «Владимир Ильич Ленин». В общем, и без любовных дел были серьезные проблемы.
Но, начнём с амурных дел.
Муза Маяковского – Лиля Брик (урождённая Лиля (Лили) Уриевна Каган). В конце июля 1915 года Эльза Триоле, сестра Лили Брик, у которой с Маяковским был роман, привела недавно прибывшего из Финляндии Маяковского в петроградскую квартиру Бриков на ул. Жуковского, 7. Брики, тогда далёкие от литературы люди, занимались предпринимательством, унаследовав от родителей небольшой, но доходный коралловый бизнес. Маяковский прочитал у них дома ещё не опубликованную поэму «Облако в штанах» и после всякого рода восторгов посвятил её хозяйке — «Тебе, Лиля». Осип Брик, муж Лили, в сентябре 1915 года выкупил поэмы «Флейта-позвоночник» и «Облако в штанах» по 50 копеек за строку и напечатал. Маяковский увлёкся Лилей и поселился в отеле «Пале Рояль» на Пушкинской улице в Петрограде, так и не вернувшись в Финляндию. В ноябре он переехал ещё ближе к квартире Бриков - на Надеждинскую улицу, 52. Вскоре Маяковский познакомил Бриков со своими друзьями, поэтами-футуристами — Д. Бурлюком, В. Каменским, Б. Пастернаком, В. Хлебниковым, так что квартира Бриков на улице Жуковского превратилась в богемный салон, который посещали не только футуристы, но и Михаил Кузмин, Максим Горький, Виктор Шкловский, а также другие литераторы и художники. Вскоре Маяковским и Лиля Брик при очевидном попустительстве Осипа замутили роман, который нашёл своё отражение в поэмах «Флейта-позвоночник» (1915) и «Человек» (1916) и в стихотворениях «Ко всему» (1916), «Лиличка! Вместо письма» (1916). После этого Маяковский все свои произведения (кроме поэмы «Владимир Ильич Ленин») стал посвящать Лиле Брик.
В 1918 году Брик и Маяковский снялись в киноленте «Закованная фильмой» (так говорили, слово было женского рода) по сценарию Маяковского. К настоящему времени фильм сохранился фрагментарно. Уцелели также фотографии и плакат, где нарисована Брик, опутанная плёнкой. С лета 1918 года Маяковский и Брики жили совместно, втроём. В это время все трое окончательно перешли на большевистские позиции и в начале марта 1919 года они переехали из Петрограда в Москву в коммуналку в Полуэктовом переулке, 5, а затем, с сентября 1920-го, обосновались в двух комнатах в доме на углу Мясницкой улицы в Водопьяном переулке, 3. В 1926 году Маяковский получил квартиру в Гендриковом переулке, в которой они втроём с Бриками жили до 1930 года (ныне — переулок Маяковского, 15/13). В этой квартире еженедельно проходили собрания участников «ЛЕФ». Лиля принимала самое деятельное участие в создании журнала. Маяковский и Лиля работали в «Окнах РОСТА», а Осип служил в ЧК и состоял в партии большевиков. Замечательное семейство!
По воспоминаниям А. А. Вознесенского: «Уже в старости Лиля Брик потрясла меня таким признанием: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал» … «Она казалась мне монстром, — признавался Вознесенский. — Но Маяковский любил такую. С хлыстом…»
Лиля Брик любила эпатаж, может ничего такого и не было. Она писала: «Только в 1918 году я могла с уверенностью сказать О. М. о нашей любви. С 1915-го года мои отношения с О. М. перешли в чисто дружеские, и эта любовь не могла омрачить ни мою с ним дружбу, ни дружбу Маяковского и Брика … Мы с Осей больше никогда не были близки физически, так что все сплетни о «треугольнике», «любви втроем» и т. п. — совершенно не похоже на то, что было».
И Лиля Брик и Осип не только влюблялись и ругались, они раскручивали Маяковского, как могли. В 1922 году Лиля Брик опубликовала в рижской газете «Новый путь» большую статью о футуристах и о Маяковском. Она же организовала ему выступления.
Лиля Брик женщина была с юмором, примеров много, например, о его переживаниях, они мало трогали Лилю Юрьевну, наоборот - она видела в них своеобразную «пользу»:
«Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи». Вообще, чрезвычайно интересная женщина с огромным количеством знакомств по всему миру. И что только с ней власти не делали! Но стояла как скала и дожила до глубокой старости, если бы не случайный перелом, может и сейчас бы жила, но решила самостоятельно прервать свой жизненный путь.
У Маяковского была масса увлечений, но с моей точке зрения, серьёзными были только отношения с Татьяной Яковлевой и Вероникой Полонской. С русской эмигранткой Татьяной Яковлевой Маяковский познакомился в Париже. Он в неё влюбился и звал в Москву. Ей он посвятил два стихотворения: «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и «Письмо Татьяне Яковлевой» (опубликовано через 26 лет).
…
Любить —
;;;;;это значит:
;;;;;;;;;;;в глубь двора
вбежать
;;;и до ночи грачьей,
блестя топором,
;;;;;;;;рубить дрова,
силой
;;;своей
;;;;;;играючи.
Любить —
;;;;;это с простынь,
;;;;;;;;;;;;бессонницей рваных,
срываться,
;;;;;ревнуя к Копернику,
его,
;;а не мужа Марьи Иванны,
считая
;;;своим
;;;;;;соперником.
Фрагмент из стихотворения: «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви»
Вместе с Яковлевой Маяковский выбрал для Лили Брик в Париже подарок - автомобиль «Рено». Брик стала второй женщиной-москвичкой за рулём. По приезде в Москву Маяковский безуспешно пытался уговорить Яковлеву вернуться в Россию. В конце 1929 года Маяковский должен был приехать за ней, но не смог этого сделать из-за визовых проблем. Говорят, что проблемы эти устроила Лиля Брик. Женщины!
Последним романом Маяковского стала молодая и красивая актриса МХАТа Вероника Полонская (1908—1994). В пору их первой встречи ей было 21, ему — 36. Полонская была замужем за актёром Михаилом Яншиным, но не уходила от мужа, понимая, что роман с Маяковским, характер которого оценивала как «сложный, неровный, с перепадами настроений», в любой момент может прерваться. Об этом его увлечении подробно ниже.
У Маяковского было немало иных романов и увлечений как на родине, так и за границей - в США и Франции. В 1926 году от русской эмигрантки Элли Джонс (Елизаветы Зиберт) в Нью-Йорке родилась его дочь Элен-Патрисия, которую Маяковский единственный раз увидел в 1928 году в Ницце. Другие возлюбленные - Софья Шамардина и Наталья Брюханенко. С ними Лиля Брик до конца своих дней сохранила дружеские отношения. Маяковский является родным отцом советского скульптора Глеба-Никиты Лавинского (1921—1986). С его матерью, художницей Лилей Лавинской, поэт близко познакомился в 1920 году, работая в Окнах сатиры РОСТА. В общем, даром времени человек не терял.
Итак, Владимир Владимирович Маяковский (7 [19] июля 1893, Багдади, Кутаисская губерния, Российская империя — 14 апреля 1930, Москва, СССР) — русский и советский поэт, драматург, кинорежиссёр. Один из наиболее значимых русских поэтов XX века, классик советской литературы. Редактор журналов «ЛЕФ» («Левый фронт») и «Новый ЛЕФ».
Родился Маяковский в обедневшей дворянской семье Владимира Константиновича Маяковского, служившего лесничим в Эриванской губернии, затем в Багдатском лесничестве. Прадед отца Маяковского был полковым есаулом Черноморских войск. Мать Маяковского, Александра Алексеевна Павленко (урождённая Афанасьева), из рода кубанских казаков, родилась на Кубани, в станице Терновской, была наполовину русской, наполовину украинкой. О себе Маяковский сказал в 1927 году: «Родился я в 1894 году на Кавказе. Отец был казак, мать - украинка. Первый язык - грузинский.).
В 1902 году Маяковский поступил в гимназию в Кутаиси. После смерти отца, Маяковский вместе с матерью и сёстрами переехал в Москву, где поступил в 4-й класс 5-й классической гимназии на Поварской улице (здание не сохранилось), где учился в одном классе с братом Б. Л. Пастернака Александром. Семья жила в бедности. В марте 1908 года он был исключён из 5-го класса из-за неуплаты за обучение. Маяковский обучался в Строгановском училище, в студиях художников С. Ю. Жуковского и П. И. Келина. В 1911 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Маяковский вошёл в поэтический круг и примкнул к кубофутуристам после того, как познакомился с Давидом Бурлюком, основателем футуристической группы «Гилея»,. Первое опубликованное стихотворение называлось «Ночь» (1912), оно вошло в футуристический сборник «Пощёчина общественному вкусу». 30 ноября 1912 года состоялось первое публичное выступление Маяковского в артистическом подвале «Бродячая собака».
В 1918 году Маяковский организовал группу «Комфут» (коммунистический футуризм), в 1922 году — издательство «МАФ» («Московская ассоциация футуристов»). В 1923 году организовал группу «ЛЕФ» («Левый фронт искусств»), толстый журнал «ЛЕФ». Активно печатались Асеев, Пастернак, Осип Брик, Б. Арватов, Н. Чужак, Шкловский и др.
Маяковский и Хлебников. О Велимире Хлебникове см. http://stihi.ru/2024/06/28/463, там есть и об отношениях Хлебникова и Маяковского. Маяковский был о Хлебникове высочайшего мнения, см. это очерк «Воспоминания В.В. Маяковского о Велимире Хлебникове».
Маяковский и Хармс. О Данииле Хармсе см. http://stihi.ru/2024/01/23/6750, там есть об его отношениях с Маяковским. 25 октября 1927 Хармс пришёл к Маяковскому в гостиницу «Елисеевская», познакомился с ним и попросил разрешения прочитать на запланированном в Ленинграде вечере Маяковского декларацию Обэриу. Маяковский заинтересовался новой группой. 29 октября обэриуты выступили на вечере Маяковского с чтением своего манифеста (это было первым его публичным предъявлением, ещё до выхода в печати) и стихов.
Маяковский и Катаев. С Катаевым они были друзьями. В ночь с 13 на 14 апреля 1930 года перед самоубийством Маяковский провёл в гостях у Валентина Катаева. Там же были актёры МХАТа Борис Ливанов и Михаил Яншин. Маяковский пришёл с женой Яншина Вероникой Полонской, актрисой Художественного театра. Катаев вспоминал: «Это была обычная московская вечеринка. Сидели в столовой. Чай, печенье, бутылки три рислинга». Маяковский выламывал картонки из конфетной коробки, писал на них записки Полонской и кидал их ей через стол. В три часа ночи Маяковский проводил Полонскую и Яншина до их дома на Каланчовке и вернулся к себе в Гендриков переулок. 2. Катаева поразило то, что Маяковский на прощание обнял его и поцеловал в щёку, сказав: «до свидания, старик».
Ахматова о Лиле Брик. «Лицо несвежее, волосы крашеные, на истасканном лице – наглые глаза», - говорила Анна Ахматова о Лиле Брик. Она ненавидела эту женщину и всегда подчеркивала ее мелочность и отсутствие возвышенности, но, похоже, это была обыкновенная женская ревность, у Анны Ахматовой был свой треугольник. (Об Ахматовой см.: http://stihi.ru/2023/12/18/371)
Теперь - к заключительной части очерка, отношения с Полонской и смерть Маяковского. Я уже писал, что к тому времени отношение публики к Маяковскому изменилось. К тому же, в начале апреля 1930-го из свёрстанного журнала «Печать и революция» изъяли приветствие «великому пролетарскому поэту по случаю 20-летия работы и общественной деятельности». В литературных кругах циркулировали разговоры о том, что Маяковский «исписался». Ему отказали в визе для заграничной поездки. Маяковского повсюду преследовали ссоры и скандалы. Его психическое состояние становилось всё более нестабильным. В феврале 1930 года Лиля и Осип Брик уехали в Европу, что для него то же важно. С весны 1919 года у Маяковского, была комната на четвёртом этаже в коммунальной квартире на Лубянке (ныне это Государственный музей В. В. Маяковского, Лубянский проезд, д. 3/6 стр.;4), хотя он постоянно жил с Бриками. Здесь и произошло его самоубийство. После посиделок у Катаева, Маяковский назначил свидание там с Вероникой Полонской. Он встречался с ней уже второй год, настаивал на ее разводе с Яншиным. Как всё происходило, есть в записи интервью (см. Приложения). Есть и публикация этого интервью в 1990 году «Советский экран» (№ 13 — 1990). В то утро Маяковский заехал за ней в восемь часов, потому что в 10:30 у неё в театре была назначена репетиция с Немировичем-Данченко. «Я не могла опоздать, это злило Владимира Владимировича. Он запер двери, спрятал ключ в карман, стал требовать, чтобы я не ходила в театр, и вообще ушла оттуда. Плакал… Я спросила, не проводит ли он меня. «Нет», - сказал он, но обещал позвонить. И ещё спросил, есть ли у меня деньги на такси. Денег у меня не было, он дал двадцать рублей… Я успела дойти до парадной двери и услышала выстрел. Заметалась, боялась вернуться. Потом вошла и увидела ещё не рассеявшийся дым от выстрела. На груди Маяковского было небольшое кровавое пятно. Я бросилась к нему, я повторяла: «Что вы сделали?…» Он пытался приподнять голову. Потом голова упала, и он стал страшно бледнеть… Появились люди, мне кто-то сказал: «Бегите, встречайте карету „Скорой помощи“» … Выбежала, встретила. Вернулась, а на лестнице мне кто-то говорит: «Поздно. Умер…».
Предсмертное письмо, заготовленное двумя днями ранее, внятное и подробное (см. в подборке) начинается словами: «В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте, покойник этого ужасно не любил…». Поэт называет Лилю Брик (а также Веронику Полонскую), мать и сестёр членами своей семьи и просит все стихи и архивы передать Брикам. На похороны Брики успели прибыть, срочно прервав европейское турне; Полонская же, напротив, не решилась присутствовать, поскольку мать и сёстры Маяковского считали её виновницей гибели поэта. Три дня при нескончаемом людском потоке прощание шло в Доме писателей. К Донскому кладбищу поэта в железном гробу под пение «Интернационала» провожали десятки тысяч поклонников его таланта. По иронии судьбы, «футуристический» железный гроб Маяковскому сделал скульптор-авангардист Антон Лавинский, муж художницы Лили Лавинской, родившей от связи с Маяковским сына.
Стихи Владимира Маяковского.
«А вы могли бы?»
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
1913
«Несколько слов обо мне самом»
Я люблю смотреть, как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?
А я -
в читальне улиц -
так часто перелистывал гроба том.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
и забитый забор,
и с каплями ливня на лысине купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу, Христос из иконы бежал,
хитона оветренный край
целовала, плача, слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть:
"Солнце!
Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой
в божницу уродца века!
Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!"
1913
«Адище города»
Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки.
Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
над самым ухом взрывая гудки.
А там, под вывеской, где сельди из Керчи -
сбитый старикашка шарил очки
и заплакал, когда в вечереющем смерче
трамвай с разбега взметнул зрачки.
В дырах небоскребов, где горела руда
и железо поездов громоздило лаз -
крикнул аэроплан и упал туда,
где у раненого солнца вытекал глаз.
И тогда уже - скомкав фонарей одеяла -
ночь излюбилась, похабна и пьяна,
а за солнцами улиц где-то ковыляла
никому не нужная, дряблая луна.
1913
«Нате!»
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я - бесценных слов мот и транжир.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.
1913
«Послушайте!»
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - кто-то хочет, чтобы они были?
Значит - кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит -
чтоб обязательно была звезда! -
клянется -
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
"Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!"
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый Вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
1914
«А всё-таки»
Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река - сладострастье, растекшееся в слюни.
Отбросив белье до последнего листика,
сады похабно развалились в июне.
Я вышел на площадь,
выжженный квартал
надел на голову, как рыжий парик.
Людям страшно - у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.
Но меня не осудят, но меня не облают,
как пророку, цветами устелят мне след.
Все эти, провалившиеся носами, знают:
я - ваш поэт.
Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!
Меня одного сквозь горящие здания
проститутки, как святыню, на руках понесут
и покажут богу в свое оправдание.
И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова - судороги, слипшиеся комом;
и побежит по небу с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.
1914
«Лиличка! Вместо письма»
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
26 мая 1916 г. Петроград
«Ешь ананасы, рябчиков жуй...»
Ешь ананасы, рябчиков жуй,
день твой последний приходит, буржуй.
1917
«Облако в штанах»
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду – красивый,
двадцатидвухлетний.
Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!
Приходите учиться –
из гостиной батистовая,
чинная чиновница ангельской лиги.
И которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.
Хотите –
буду от мяса бешеный
– и, как небо, меняя тона –
хотите –
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а – облако в штанах!
Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.
…
«Стихи из предсмертной записки»
Как говорят —
«инцидент исперчен»,
любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчёте
и не к чему перечень
взаимных болей,
бед
и обид.
Счастливо оставаться.Владимир Маяковский.
1930 г.
Приложения.
1. Интервью с Лилей Юрьевной Брик о Владимире Маяковском
https://www.youtube.com/watch?v=SO8Xo9AePXE
2. Муза Владимира Маяковского Вероника Полонская вспоминает день смерти поэта. 1991 год. Исследователь, искусствовед, архивист Лев Алексеевич Шилов расспрашивает Веронику Витольдовну Полонскую о ее окружении, знакомых и друзьях.
https://www.youtube.com/watch?v=Fx1lDDeImuQ
3. Лиля Брик - уникальная женщина ХХ-ого века
https://www.youtube.com/watch?v=nHAVKWdVY9E
Фото: Молодой Маяковский. 19 октября 1913 года, в Мамоновском переулке Москвы открылось литературно-артистического кабаре Розовый фонарь.
26.1.2025.
Свидетельство о публикации №125012607833