Гиацинт Вудсток

Во втором кабаре, как подобно "Вольтер", от войны кто бежал, там же скрыться хотел. Это место для тех, что ценить рождены, больше жизни людей, а не статус страны. В "Камни Ики" во мир, то есть в позднь до пяти, проходили семь миль, чтобы виды картин, У стены стоя но! Рук в карманы сложить, Теплоту. Суждено, Видеть смерть, видеть жизнь. Те обои у рам, где едят люди змей, поднесенных к губам, в рот проникших скорей. У людей узкий лоб, глаз не видно почти. Для пришедших обман, но их цели, мечты,
прерывает один, молодой господин. Под пиджак стилизованной тогой сияв, Гиацинт на груди, на комыш походил. В ком цветы будто тот, беззаботно скатав. Говорит, под лучом, света, крепким плечом, микрофон предержав сорок двух килограмм. На одежде клочок, Представляет и сам..: Диву, музу, талант, танцовщиц кабаре. Красотой Монталан. На неё посмотрев, мир не будет как до, кулаки сжаты, слёз. В сердце замерло - что? Блеск шикарных волос. Дело в том, что для всех, есть закон, и успех, сильный он заимел. Но не радостный смех, дарит змей со стены, им распробовать мел. Руки вверх! задом! мы!...вам подарим расстрел!
Смычка рядом, не -Флэтс. Лица с армий важны. Ветеранов лишь шесть, а иных - пол страны. Да, страны лишь одной, на другие и лезть, Не пытались они. Те, кто рядом ведь есть!
Место встречи сестры, братьев, здесь - в кабаре. Ради жизни в любви, а не  жизни в земле. Что страннее всего, кабаре одного, единенья - ли принц? Или камень? Цветок? Пять других, в ночь пока, друг в именьях, не враг, друг в именьях одних "Гиацинта Вудсток". Что же этим сказать? Нам хотели "они"? О, простить и молчать. Зажигают огни.
Там прекрасней любви, здоровей смеха и, кисы славной милей, и Бардо красивей, как рудник, дом камней, гиацинтов колье, затмевает змее, к смерти путь. Ближе к ней, каждый хочет побыть, хоть секунду, хоть две, пусть не сможет забыть, то на век в голове, этот кротенький взгляд, не нарочно вручён, одинокий солдат, гиацинтом смущён. Этот ласковый мир, сделал что здесь привал, под свой образ себя Вероникой назвал. Белых звёзд синий фон, в красном платье, цветах, безразлично пока, посмотрите же вон, дело всё в волосах. Те под крабик собрав, Вероника лишь ждёт, и давно ли пора? Или чудо - развод? Но со сменой звучит, новой музыки лад, её волосы - вид, цветом как шоколад. А не цветом, а всем, радий в нём, как в войну, мировую, опасен, красив, и луну. Не пытаясь беречь, ему солнце родно. И энергия плеч, людям вторит одно. Макияж - голливуд, век под серости дней, но для губ, как у Боу, вспоминает Бродвей. На руках золотых равносильно колец, золотой ободок, а на месте сердец, у людей всех живых, гиацинта цветки, а на месте всех злых, от цветков этих мхи. В "Камни Ики" никто, верить в зло не желал, все-все люди добры, только страсти земли, иногда от обид заставляют, кинжал, их собрать из души, и свободных душить, и любимых убить, сильных духом - побить. Разделяли они мысль только одну, их враги точно так же не жаждят войну.
Ах! Внезапный рывок. Той изящной руки. Золотой ободок, крабик, дом свой покинь. На паркет кабаре, его сцены, вот-вот! чрез мгновенье летит - символ вечных свобод. Людям брови углом, беспокойно застыв, в чувстве впредь не земном, как легенда, как миф! Чистота детских мечт, пальцы рук сильно мнёт, и так хочется лечь. По лицу слёзы, пот. И всё это течёт, губ на сжатую нить, и всё это от чувств так и хочется пить. То-ли жар, то-ли взрыв, в рёбрах где-то пылав, и вот сердце уже! - камня красного сплав. Люди сил лишены, и друг друга обняв, тем объятьем пьяны, дарят нежность сполна. Люди видят его - обещанье хранить: в волосах и любовь, и призыв мирно жить.
Вероника ушла, помахав в тесный зал, под влияньем тепла, кто-то громко сказал:
— Лучше нет танцев тех, что танцуют у нас, русских женщин краса, восхищенье для глаз! Да и всё мастерство! Учат так только здесь. Да и что танцевать? Как держаться, так петь.
Большинство согласилось, под крики и свист, некий смело сказал:
— Вы, товарищ, нацист! Лучше танцы не здесь, а в Испании есть. Страстный танец Фламенко, Пасодобль, Болеро!
— Что вы знаете о страсти? Кретин и урод. Вот в Бразилии, да. Настоящий огонь! — говорит третий, встав. Рядом люд раздражён.
— Помолчите все вы.
Им плевать на молвы.
— А вы видели то, как кинесика в ход, с каждой песней идёт, в танцах Индии.
— Вот!
— А вы будто-бы да? Это ложь, ерунда!
— В Аргентине, скажу, танец лучший.
— Прошу! Вы признайтесь ли мне, на Латинской земле, танцы в целом пожар!
— Дайте руку пожать.
У кого-то глаза закатились тогда, кто-то руки скрестил на груди злостью всей, для кого-то не радостна стала еда, ну а кто-то подножку поставил скорей. Те, кто руки пожать попытались в тот миг, на пол упали. Войны ученик, быстро ответил за братьев, другой - ближних ударил одной лишь рукой. Тот, что про Францию после вещал, лучше бы дальше смиренно молчал. Трое сидящих за общим столом, дали разок - и уже перелом. Прочему в лоб, слева прибыл бокал, яркую кровь зал тот час увидал. После удар, пара-тройка в висок, снова упал кто-то, кто за восток. Только посмертным пришёлся, а тот, время нашёл отомстить, и в живот, мощный сапог свой нещадно вдавил, с ним ещё семеро пали без сил. В сторону ту, где лежащие в хлам, драку не видели, бросился хам, головы их он сначала поднял, после как фильме, их грубо склонял. Тут же в него элементы посуд, метко попав, рассыпались, и кровь, данная в точности как самосуд, струйкой сбежала на нос и на бровь. Два человека избив ещё двух, той же причиной погибли, потух, свет над глазами, макушкой к стене, оба разбились, они в вечном сне. И уважающий русский балет, глянув на то, думал как всё забыть, но как положено взял пистолет, и не себя выбрал, брата убить. Так продолжалось всю ночь на пролёт, братья и сёстры, на деле враги, верили что в тот же символ свобод, верили те же, от них кто погиб. Новое место для тайной любви, надо искать им, забыв про урок, тот, что значенье названья открыл, армия ведь, геноцид на "Вудсток"!