Имя на поэтической поверке. Михаил Рябинин

  Каждая популярная песня, хит, связана неразрывно, с её первым исполнителем, на сцене.

Можно привести, убедительные примеры, такого  явления:
Валентина Толкунова:
«Вечер школьных друзей», «Алёшка без отца», «Вторая молодость», «Здравствуй, сынок, «Не довелось», «Школьному другу».

Анна Герман:
«Веришь ли ты в первую любовь», «Когда цвели сады», «Невеста», «Останься».

Михаил Боярский:
«Остров детства».

Ольга Зарубина:
«На теплоходе музыка играет».

Юрий Антонов:
«Не говорите мне «Прощай!», «Страна чудес».
 
Вячеслав Добрынин:
«Колдовское озеро», «Никто тебя не любит так, как я», «Пиковая дама», «Синий туман».

Эдита Пьеха:
«А жизнь продолжается», «Не переживай», «Кто бы мог подумать», «Такое чудо».

Эдуард Хиль:
«В любое время года, «Всё в порядке», «Голубые снега», «Иван Иваныч», «Наши дети», «Старый паровоз», «Пять колец», «Твои глаза», «Хозяюшка», «Чудеса».

ВИА «Пламя»:
«Айболит», «Девочки», «Осьминог».

ВИА «Весёлые ребята»:
«Бологое», «Чашка чая», «Напиши мне письмо».

ВИА «Самоцветы»:
Будьте счастливы», «Первое свидание».

ВИА «Лейся, песня»6
«Обручальное кольцо».

ВИА «Синяя птица»:
«Ты мне не снишься».

Группа «На – На»:
«Фаина», «Мухомор».

Ион Суручану:
«Незабудка».

  Кстати, когда исполнитель из Молдавии,-Ион Суручану, спел на Всесоюзном телевизионном фестивале  «Песня -89», песню «Незабудка», то обрёл популярность, и множество советских людей напевали: «Незабудка-незабудка, иногда одна минутка значит больше чем года!»

  Этот шлягер помнят до сих пор преданные поклонники советской песни, а певца называли нашим итальянским Челентано.

 К удивлению, есть один фактор, что роднит, все, выше приведённые песни, разных исполнителей и различных ВИА, эти тексты замечательных песен, принадлежат перу, выдающегося поэта-песенника Михаила Иосифовича Рябинина.

 Многие любят и даже поют песни на стихи поэта-песенника Михаила Рябинина, порою не задумываясь об его авторстве:

 «Родительский дом», «Один раз в год цветы цветут», «Обручальное кольцо», «Незабудка», «На теплоходе музыка играет», «Женские глаза», «Камушки», «Здравствуй, сынок», «Пиковая дама», «Синий туман», «Никто тебя не любит так, как я», «Храни нас Бог!», и много десятков, ещё других, лиричных, замечательных песен.

  Михаил был родом из Ленинграда, родившись 2 марта 1931 года, его отец и дед также родились в Санкт-Петербурге.

  В год рождения Михаила, в газете «Правда», вышла программная статья Максима Горького «Об  антисемитах».
Буревестник революции, выступил как  убеждённый друг еврейского народа.

 «В Стране советов, где создаётся основа всемирного братства народов, - гнусное пятно антисемитизма не должно иметь место, - гневался самый издаваемый в СССР писатель и добавлял, что «особенно не место ему в литературе».

Кстати, Максим Горький много общался с Лениным, и однажды он спросил вождя мирового пролетариата:

«Жалеет ли он людей?
Ленин ответил:

«Умных жалею. Мы народ, по преимуществу талантливый, но ленивого ума. Русский умник почти всегда еврей или с примесью еврейской крови».

 У Ленина было особое отношение к данной нации. Ведь его мать, Мария Александровна Ульянова, (1835-1916), урождённая Бланк, родилась в семье врача Александра Дмитриевича Бланка, еврейского происхождения.

  В детстве Миша  был удивительно похож на маленького Пушкина – такой же овал лица, разрез глаз и огромная копна чёрных курчавых волос.

  Папа Михаила, Иосиф Меерович был крупным советским специалистом, он работал главным инженером на одном  из ленинградских заводов.

 Жили они тогда в шикарной квартире, где теперь,  станция метро «Технологический институт». Всё складывалось прекрасно, если  не Вторая мировая война.

  С началом Великой Отечественной войны, жизнь в блокадном Ленинграде становилась всё более тяжёлой.

Михаил, до конца жизни не мог забыть ту мисочку ещё тёплых щей, из мороженной капусты, завёрнутую в тряпицу, которую в руках принёс с работы отец, отдав свою дневную норму сыну.

  С наступлением зимы, через Ладогу начали увозить из Ленинграда детей, женщин и стариков, а в Ленинград ввозить продукты питания, боеприпасы и медикаменты.

 Отец отправил сына с женой по этой дороге жизни. Лёд был тонкий, в промоинах, от взрывов немецких бомб и покрыт слоем грязной жижи – поди знай, где ждёт опасность.

 Прямо перед грузовиком, в котором ехали Миша с мамой, машина, с несчастными людьми, ушла под лёд. Это тоже невозможно было забыть.

 Вскоре эвакуировали, демонтировав, и завод отца, который медленными эшелонами уходил вглубь страны на Кавказ, в том направлении, уехали и Миша с мамой.
Отцу пришлось добираться самому, после демонтажа заводского оборудования, чтобы поскорее встретиться с женой и сыном.

 В свой чемодан он положил, самое ценное – заводские чертежи. Иосифа Мееровича убили в поезде бандиты, позарившись, на увесистый кожаный чемодан.

Там главный инженер завода вёз вовсе не семейные ценности, а важные чертежи монтажа станков, под открытым небом, на первых порах, пока нет корпуса цехов.

  С началом войны, передислокация военных заводов, явилась, беспрецедентной по сей день стратегической операцией, внесшей в Победу не меньший вклад, чем доблесть солдат на фронте.

  К концу 1941 года было эвакуировано более 2600 промышленных предприятий, в том числе 1500 крупных, среди которых были тракторные, танковые, авиационные, станкостроительные и металлургические комбинаты.

Вывозили в тыл – на две-три тысячи километров. И это в условиях военного времени, бомбёжек железнодорожных путей и вокзалов…
Неважно сколько разбомблено и утеряно – обязательно заработать!

 И кто же руководил передислокацией за Урал, Сибирь, Кавказ, оборонных заводов, которые начинали работать чуть ли не сразу после выгрузки!

  Еврейский народ, может гордиться, директора и главные инженеры, с еврейскими фамилиями составляли под 30%, списках тех, кто передислокацию осуществлял.

  С гибелью отца, Миша с мамой, которую все звали Софьей Михайловной, хотя на самом деле она носила имя Шейна Цыпа Моисеевна, остались одни.

  После войны они сначала поехали в Таллин, но там было всё чужое. Тогда решили возвратиться в Ленинград – вся выжившая родня была там.

 Как говорится в  популярной песне, на  слова Михаила Рябинина «Родительский дом», которую с постоянным успехом, и в наши дни, поёт Лев Лещенко:

«Где бы ни были мы, но по-прежнему
Неизменно уверены в том,
Что нас примет с любовью и нежностью
Наша пристань родительский дом».

 Приехав в город на Неве, они обнаружили, что их квартира занята. В ней уже давно поселилась семья, оставшаяся  без крова после бомбёжки.
Приютила их мамина двоюродная сестра, собиравшая обездоленных родственников. Мише с мамой выделили  угловую комнату в 14 квадратных метров.

  Окончив школу, Михаил работал на заводе. Когда ему было 19 лет, он привёл в их комнату свою первую и единственную жену Нину Васильевну Рябинину, которая была на четыре года, его старше, и работала простой работницей на заводе. В 1951 году у них родилась  дочь Вера.

 Правда, Михаил Иосифович, Верочку увидел впервые уже трехлетней, отслужив в армии. Он приехал, нагруженный игрушками и прикроватным ковриком – куском холстины с нарисованным на ней забавным слоником.

 Подойдя к кроватке, он сказал: «Доченька, вот твой папка и вернулся». Дочь он любил самозабвенно, хотя и награждал ей всякими смешными прозвищами и именами, - надо отметить, что это у него, здорово получалось.

  Одним из самых часто употребляемых в семье, относящихся к Верочке, было «мешанина», что означало – Миша плюс Нина.

  Михаил Рябинин окончил геологический техникум, по специальности «буровой мастер», и долгое время работал по специальности. Где он только не побывал за эти годы в поисках воды.

 Искал воду, бурил скважины, бороздил  бескрайние степи… и писал стихи, к которым имел пристрастие с 12 лет.

  Его первая песня «Геологи», музыку написал Владимир Дмитриев, в 1969 году, впервые прозвучала в передаче  «С добрым утром».

 Тогда же он стал использовать в качестве псевдонима фамилию жены – Рябинин, потому как с родной, еврейской фамилией – Меерович в творческой среде ловить было нечего.

  В атмосфере государственной антисемитской предвзятости, в то время, вынудила  многих творческих людей, брать псевдонимы, дабы не перекрыли кислород, услужливые чиновники, от культуры.

К примеру: поэт-фронтовик Михаил Исаакович Танхилевич (15.09.1923. Таганрог – 17. 04. 2008.), взял псевдоним – Танич Михаил Исаевич.

  Напомню, его перу принадлежат популярные, в народе, песни: «Текстильный городок», «Я куплю тебе дом», «Аэропорт», «Белый свет», «Комарово», «На дальней станции сойду», «Погода в доме», …

 Другой же, талантливый, поэт-песенник Гинзбургский Виктор Борисович ((17.01.1939. Гомель.), взял псевдоним Гин.

 Его перу принадлежат такие шедевры: «Поговори со мною мама», «Зорька алая», « Дарите женщинам цветы»,  «Шире круг», «Большой привет с большого БаМа», «Не обижайте матерей» и сотни других.

А известный исполнитель своих песен, в начале 1960-х годов, Гинсзбург Александр Аркадьевич, (19.11.1918. Екатеринослав – 15.12.1977.Париж), вынужден был взять псевдоним – Галич.


 Желаю привести, наглядный пример, как перекрыли «кислород», талантливому, поэту-фронтовику Исааку Соболеву, из-за его принципиальности,  не менять имя Исаак, данное отцом и матерью, на Александр.

  Это кажется невероятным, но за десятилетия жизни этой песни, облетевшей весь мир, переведённая на множества языков, в Союзе при исполнении никогда не объявлялось имя автора стихов.

Хотя автор, конечно был, и звали его Исаак Соболев.

Фамилия "Соболев" не бросала бы тени на песню, но по 5-ой графе паспорта автора стояло: еврей и имя Исаак.

Имя Исаак годилось для ленинградского собора, построенного в 1858 году Огюстом Монфераном, но как для автора "Бухенвальдского набата" звучало, вероятно, для наших компетентных органов, диссонансом, и сверху пришло строгое указание, никогда не указывать, ни в коем случае.

Для страны победившей фашизм, это смотрелось дикостью, тем более Сталина, "отца народов" уже не было. Шёл 1958 год.


У незаурядного, талантливого поэта-фронтовика, Исаака Владимировича Соболева, (06.11.1915. Местечко Полонное, Волынская губерния. – 06.09.1986. Москва.), есть единственное стихотворение, известное буквально всем в стране и мире.
Это слова песни «Бухенвальдский набат»:

«Люди мира, на минуту встаньте,
Слушайте, слушайте:
Гудит со всех сторон.
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон…»

 Известный советский писатель, Константин Федин, дал тогда такую оценку словам этой песни:

Я не знаю этого поэта, я не знаю других его произведений, но за один: «Бухенвальдский набат», я поставил бы ему памятник при жизни».

  Константин Федин (1892-1977) – первый секретарь правления Союза писателей СССР с 1959 по 1971 и председатель правления его с 1971 по 1977 года, активный участник травли Бориса Пастернака и высылки Александра Солженицына.

«Памятник» при жизни поэт-фронтовик получил, но совершенно в духе социализма. Советская власть, с каким-то садистским упоением уничтожала собственную культуру.

  Сегодня мы знаем: убивали, как Исаака Бабеля. Гноили в лагерях, как Мандельштама, позорили, как Бориса Пастернака, изгоняли из страны, как Галича… Несть им числа…

  Исаак Владимирович Соболев родился в местечке Полонное, Волынской губернии, 6-го ноября 1915 года. Был младшим ребёнком, в малосостоятельной, но многодетной еврейской семье.

 Фамилия его с рождения была Соболев, благодаря прадеду – кантонисту, прослужившему на царской службе в армии 25 лет.

  Кантонистам, для простаты обращения присваивались фамилии их командиров.

  Евреев, согласно, указа царя Николая I о 1827 года брали в рекруты-кантонисты, с 12 лет. Квота, была 10-ть рекрутов, с одной тысячи мужского населения ежегодно.

  Когда Исааку было 15 лет, умерла мать, отец привёл мачеху. Окончив школу, подросток, положив в плетёную корзину пару залатанного белья, и тетрадь со стихами, а писал он их с 7-ми лет, уехал к старшей сестре в Москву.

В тетради были пророческие строки, предсказавшие его нелёгкий в жизни путь:

«О, как солоны, жизнь, твои бурные, тёмные воды! Захлебнуться в них может и самый искусный пловец…»

  В Москве, Исаак поступил в ФЗУ, выучился на слесаря и стал работать в литейном цехе на авиамоторном заводе.
 Вступил в литературное объединение и вскоре в заводской газете стали появляться его стихи и фельетоны, над которыми хохотали рабочие, читая их.

  В 1941 году, когда началась война, Исаак Соболев ушёл на фронт рядовым солдатом, был пулемётчиком стрелковой роты на передовой.

 Во время войны он продолжал писать стихи и статьи, которые печатались во фронтовой печати.

 В конце 1944 года, после нескольких ранений и двух тяжёлых контузий, Исаак Владимирович, вернулся в Москву, старшим сержантом, инвалидом войны второй группы.

Старший сержант за активное участие в боевых действиях был награждён:

- Орден «Отечественной войны» - I степени. 1985 год.
- Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

  Вернулся он снова на авиамоторный завод, где стал штатным сотрудником заводской газеты.

Помимо заводской газеты его стихи. фельетоны стали появляться в «Вечерней Москве»,  «Гудке», «Труде, «Крокодиле.

 В редакции заводской газеты, Исаак Соболев встретил Таню, русскую белокурую девушку – свою будущую жену, которая оставалась для него до самого его последнего вздоха другом. Любимой, путеводной звездой, отрадой и наградой за всё недополученное им по жизни.

Вместе они прожили 40 счастливых, полных взаимной любви, лет.

 Его статьи в заводской газете о злоупотреблениях с резкой критикой руководства, скоро привели к тому, что его беспартийного еврея, невзирая на то, что он был инвалидом войны, а их по советским законам увольнять запрещалось, уволили по сокращению штатов.

 Начались поиски работы: «хождение по мукам». Отчаяние, невозможность бороться с бюрократизмом, под которым надёжно укрывался разрешённый властями антисемитизм.

 Здоровье Исаака Соболева резко ухудшилось и ему пришлось провести почти 5-ть лет, в различных больницах и госпиталях.
В результате врачи запретили ему работать, выдав заключение: нетрудоспособности.

 В довершение ко всему его жену – журналистку, радиорепортёра, уволили из Московского радиокомитета заодно с другими евреями-журналистами в 1954 году, пообещав восстановить на работе, если она разведётся с мужем – евреем.

Татьяна Михайловна Соболева так вспоминала об этом:

«После того, как двери советской печати наглухо  и навсегда передо мною закрылись, я поняла: быть женой еврея в стране победившего социализма наказуемо».

  Летом 1958 года Исаак Соболев с женой находился в городе Озёры, Московской области. По радио он услышал сообщение о том, что в это время в Германии, в Бухенвальде на мете страшного концлагеря состоялось открытие Мемориала памяти жертв нацизма.

А на деньги, собранные жителями ГДР, над мемориалом возвели башню, увенчанную колоколом, звон которого должен напоминать людям об ужасах прошедшей войны, о жертвах фашизма.

 Сообщение потрясло Исаака Соболева, он запёрся в комнате, а через 2 часа, как вспоминает вдова поэта, Татьяна Михайловна, он прочитал ей:

«Сотни тысяч заживо сожжённых
Строятся, строятся в шеренги к ряду ряд.
Интернациональные колонны
С нами говорят, с нами говорят.
Слышите громовые раскаты?
Это не гроза, не ураган.
Это, вихрем атомным объятый,
Стонет океан, Тихий океан.
Это стонет,
Это стонет,
Тихий океан».

Таня плакала, слушая эти стихи.

 Исаак Соболев понёс их в центральный партийный орган – газету «Правда», полагая, что там ими заинтересуются: война не так давно кончилась, автор – фронтовик, инвалид войны.

Та его встретили вполне дружелюбно, внимательно расспросили кто он, откуда, где работает, и обещали прислать письменный ответ.

 Когда он получил ответ, в конверте лежали его стихи – перечёркнутые. Объяснений не было. Тогда Исаак Владимирович понёс их в газету «Труд», где уже публиковался раннее.

  В сентябре 1958 года, в газете «Труд» был напечатан «Бухенвальдский набат» и там ему посоветовали послать стихи композитору Вано Мурадели, что он и сделал.
Через два дня Вано Ильич позвонил по телефону и сказал:

«Какие стихи! Пишу музыку и плачу. Таким стихам и музыка не нужна! Я постараюсь, чтобы было слышно каждое слово!!!».

 Музыка оказалась достойная этих слов. Прекрасные торжественные и тревожные аккорды эмоционально усилили мощь стихов.

Вано Мурадели сам понёс эту песню на Всесоюзное радио, там Художественный совет передал песню на одобрение самому прославленному в то время поэту – песеннику, «генералу песни», как его называли, Льву Ивановичу Ошанину.

Судьба песни, а также самого автора оказались полностью в руках Ошанина:
 он мог казнить и мог миловать. Соседи по Переделкино вспоминали, какой Ошанин, был добрый и сердечный человек.

  В судьбе поэта Исаака Соболева, Ошанин сыграл роль простого палача, бессердечного убийцы, который своей бессовестной фальшивой оценкой, явно из недоброго чувства зависти, а. может быть, и просто по причине антисемитизма, перечеркнул возможность продвижения Соболева на официальную литературную работу, иными словами, «отнял кусок хлеба» у безработного инвалида войны.

 Ошанин заявил – это «мракобесные стихи: мёртвые в колонны не строятся». И на песню сразу было повешено клеймо: «мракобесие».

А Мурадели попеняли, что же это Вано Ильич так нерадиво относитесь к выбору текста для песен. Казалось бы, всё – зарезана песня рукой Ошанина.

 Но Исааку Соболеву повезло:»…в это время в Советском Союзе проходила подготовка к участию во Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Вене, Австрия.

В ЦК ВЛКСМ, куда Соболев принёс «Бухенвальдский набат», песню оценили, как подходящую по тематике и «спустили к исполнению» в художественной самодеятельности.

  В 1959 году, на фестивале в Вене, она была впервые  исполнена хором Свердловского университета и буквально покорила всех. Её тут же перевели практически на все языки, и участник
и фестиваля разнесли её по миру. Это был триумф!».
 Судьба этой песни оказалась не подвластной ни генералу Советской песни Ошанину, ни тупым невежественным советским чиновникам.

Вышло как в самой популярной песне самого «генерала», Ошанина: «Эту песню не задушишь, не убьёшь, не убьёшь…»

  На родине в СССР песню впервые услышали в документальном фильме «Весенний ветер над Веной». Теперь уже и здесь остановить её распространение было невозможно.

Её взял в свой репертуар Краснознамённый Ансамбль песни и пляски под управлением Бориса Александрова. Было выпущено около 9 миллионов пластинок с «Бухенвальдским набатом», без указания автора строк.

  Исаак Соболев обратился к Предсовмина Алексею Косыгину с просьбой выплатить ему хотя бы часть гонорара за стихи. Однако правительственные органы не удостоили его хотя бы какого-либо ответа.

  Вдова, Татьяна Михайловна вспоминала, что при многочисленных концертных исполнениях «Бухенвальдского набата» имя автора стихов никогда не называли.
И постепенно в сознании слушателей утвердилось словосочетание «Мурадели. Бухенвальдский набат».

  В Советском Союзе, где государственный антисемитизм почти, не был, скрываем, скорее всего, замалчивание авторство такого эпохального произведения было результатом указания сверху, в это же время советские газеты писали:

«Фестиваль ещё раз продемонстрировал всему прогрессивному человечеству антивоенную направленность политики Советского Союза и великую дружбу народов, населяющих СССР.

Это членами советской делегации была исполнена лучшая антивоенная песня «Бухенвальдский набат».

Это советский поэт призывал:

«Люди мира, будьте зорче втрое, берегите мир, берегите мир!».
  Триумф достался только композитору, который получал мешками благодарственные, восторженные письма, его снимали для телевидения, брали  у него интервью для радио и газет.

 У поэта песню просто-напросто отняли, «столкнули его лицом к лицу с государственным антисемитизмом.

С тех пор советский антисемитизм
 преследовал поэта-фронтовика до самой смерти.
  Исаак Соболев в это время был без работы, в поисках работы, он обратился за помощью к инструктору Горкома партии, который ему вполне серьёзно посоветовал:

«Учитывая вашу национальность, почему бы вам не пойти в торговлю?». Вдова, его комментирует: «Это был намёк, что еврею в журналистике делать нечего».

 Иностранцы пытались связаться с автором, но они натыкались на непробиваемую «стену молчания»» или ответы, сформулированные «компетентными органами»: автор в данный момент болен, автор в данный момент в отъезде, автора в данный момент нет в Москве – отвечали всегда заботливые «люди в штатском».

  Во время гастролей во Франции Краснознамённого Ансамбля имени А.В. Александрова, а завершался концерт всегда «Бухенвальдским набатом», после концерта к руководителю Ансамбля подошёл взволнованный благодарный слушатель пожилой француз и сказал, , что он хотел бы передать автору стихов в подарок легковой автомобиль.

  Как он это может осуществить? Сопровождавший Ансамбль в заграничные поездки и присутствовавший при этом «человек в штатском» быстро ответил:

 «У нашего автора есть всё, что ему нужно!».

  Исаак Соболев жил в это время в убогой комнатёнке, которую он получил как инвалид войны, в многоквартирном бараке без воды и отопления и других элементарных удобств, он нуждался не только в улучшении жилищных условий, он просто нищенствовал на пенсии инвалида войны вместе с женой, уволенной с журналистской работы из-за мужа-еврея.

 В период самой большой популярности «Бухенвальдского набата». Исааку Соболеву стали звонить недоброжелатели-завистники, иногда звонки раздавались среди ночи.

Однажды один из таких звонящих сказал:

 «Мы тебя прозевали. Но голову поднять не дадим!..» Это была настоящая травля.

  В 1963 году песня «Бухенвальдский набат» была выдвинута на соискание Ленинской премии, но Соболева из числа авторов сразу вычеркнули из списков, не печатающийся, никому не известный автор, не член Союза Советских писателей, а песня без автора слов уже не могла числиться в соискателях.

 Тем временем история авторства стала постепенно обрастать легендами.
Одна из легенд, что стихи «Бухенвальдского набата» были написаны на стене барака концлагеря неизвестным заключённым.

 Вано Мурадели, человек уже «пуганный», прошедший вместе с Ахматовой и Зощенко через зловещий ад, Ждановского Постановления 1946 года, молчал, он всегда молчал, когда дело касалось Исаака Соболева.

Заступиться боялся даже в «безтеррорное» время. А впрочем, когда это террора не было?

  Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» - документ, принятый 14 августа 1946 года, под руководством секретаря ЦК ВКП(б), Андрея Жданова.

Постановление затронуло судьбу отдельных периодических изданий, способствовало снятию Николая Тихонова с поста Председателя Правления Союза писателей СССР и исключению Анны Ахматовой и Михаила Зощенко из Союза писателей СССР, вызвало широкий общественный резонанс.

  В 1988 году, Постановление, было признано ошибочным и отменено.
Сажали всегда, советские лагеря не были упразднены. Чтобы отстоять своё авторство, нужно было стать членом Союза писателей, а для этого нужно было писать определённую продукцию.

  Исаак Владимирович же не написал ни одной строчки восхваления коммунистической партии, и её вождя «отца всех народов», поэтому членство в СП для него было закрыто.

Из-под его пера выходили другие стихи, не имевшие права на жизнь:

«…Непобедимая, великая,
Тебе я с детства дал присягу,
Всю жизнь с тобой я горе мыкаю,
Но за тебя костьми я лягу!..»

  Итак, несмотря на колоссальный всемирный триумф «Бухенвальдского набата» - его привёз даже на гастроли в Москву японский хор «Поющие голоса Японии», в Советском Союзе исполняли все самые лучшие солисты, Муслим Магомаев сделал очень волнующее блистательное представление, сопровождаемое документальными кинокадрами времён войны, музыкальным оркестром и колокольным звоном Мемориала в Бухенвальде, автору, вместо славы, подарена была нищенская жизнь пасынка – «побочного сына России».

 После создания «Бухенвальдского набата», Исаак Соболев прожил 28 лет, в атмосфере вопиющей несправедливости, удушающего беззакония и обиды,

И только огромная любовь к Тане, дарованная ему свыше, и безмерная ответная любовь Тани к нему, помогала ему выжить, не сломаться и даже чувствовать себя счастливым и продолжать писать стихи и автобиографический роман «Ефим Сегал – контуженный сержант», в котором есть, поэтические строки:

«Звоном с переливами
Занялся рассвет,
А меня счастливее
В целом мире нет.
Раненный, контуженный
Отставной солдат,
Я с моею суженой
Нищий, да богат…»

  В 1986 году, после долгой тяжёлой болезни и онкологической операции, поэт-фронтовик, автор антифашистского гимна, песни известной всему миру: «Бухенвальдский набат», Исаак Владимирович Соболев, (06.11.1915. – 06.09.1986.), умер, в 70-ть лет.

  Ни в одной газете не напечатали о нём ни строчки. Ни один «деятель» от литературы не пришёл проститься с ним. Просто о нём никто не вспомнил…

Урна с прахом поэта-фронтовика, захоронена на Николо-Архангельском кладбище в Москве. Рядом погребена супруга Татьяна Михайловна Соколова, (1920-2015).

  После смерти мужа, Татьяна Михайловна Соболева издала небольшим тиражом сборник стихов «Бухенвальдский набат», подготовленный ещё самим автором.

Она продала, унаследованную ею от матери, трёхкомнатную квартиру, чтобы издать автобиографический роман Исаака Соболева: «Ефим Сегал – контуженый солдат» тиражом 1000 экземпляров и свою повесть о муже: «В опале честный иудей» -500 экземпляров.

  В 2002 году вдова Исаака Соболева, Татьяна Михайловна Соболева, четыре раза обращалась к Президенту России В. В. Путину с письмом-ходатайством об установке в Парке Победы на Поклонной горе Плиты с текстом «Бухенвальдского набата».

 Четвёртое её письмо, Президент направил для решения вопроса в Московскую городскую Думу.
«И Дума решила… единогласно… отклонить…»

Зато, «генералу» советской песни, Льву Ивановичу Ошанину в Рыбинске, на набережной Волги установлен памятник: возле парапета Лев Иванович с книгой в руках смотрит на реку.

  Справедливости ради, нужно сказать, что одна песня Л. И. Ошанина, написанная им в 1962 году, через 4 года, после публикации в газете «Труд», «Бухенвальдского набата», действительно, пленила и очаровала всех советских людей, но на мировой масштаб она не тянула. Это всем известная песня «Пусть всегда будет солнце» И ещё у него есть цикл песен «А у нас во дворе…», которые исполнял певец Иосиф Кобзон.

Ради той же справедливости, необходимо заметить, что детский писатель и поэт, Корней Иванович Чуковский в своей книге «От двух до пяти», многие из нас читали её в детстве, сообщает, что в 1928 году!, четырёхлетнему мальчику объяснили значение слова «всегда» и он написал четыре строчки:

«Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я».

Дальше Чуковский пишет, что это четверостишие четырёхлетнего Кости Баранникова было опубликовано в статье исследователя детской психологии К. Спасской, в журнале «Родной язык и литература в трудовой школе».

Затем она попала в книгу К. И. Чуковского, где их увидел художник Николай Чарушин, который, под впечатлением этих четырёх строчек, написал плакат и назвал его: Пусть всегда будет солнце».

Факты – не только упрямая, но и жестокая вещь.

  Потрясающая песня «Бухенвальдский набат», несмотря на все гонения и преследования завистников таланта поэта, оставлена нам, как призыв хранить мир. Помнить о ужасах войны и о миллионах прерванных жизней!

Возвращаясь к повествованию о творчестве поэта-песенника Михаила Рябинина, надо сказать, что в 1973 году, он стал лауреатом телевизионного фестиваля «Песня года», а, начиная с 1977 года, получал дипломы конкурса ежегодно.

  Певец Лев Лещенко, был одним из тех, кто пел песни Михаила Рябинина, в частности, в его репертуаре есть хит поэта «Родительский дом». Лев Валерьянович до сих пор исполняет эту композицию.

 О Михаиле Рябинине, певец вспоминал, « как об ироничном, весёлом и лёгком человеке, не лишённом «пацанства с налётом дворовой романтики».

 Его знакомые вспоминают, что он был весёлым и своими шутками стремился всем поднять настроение. Это свойство характера Михаила Рябинина, убедительно видно в тексте, песни, на музыку Вячеслава Добрынина:

             «Не берите в голову»

Вот опять пошла молва и задела душу.
Злые чёрные слова, лучше бы не слушать.
Все соседи говорят, на работе тоже,
И слова их, словно яд, проникает в кожу.

Не берите в голову, лучше не берите.
Жизнь пойдёт по- новому,
Жизнь пойдёт по -новому,
Что не говорите.
Сплетницы на лавочке точат языки
А вам всё до лампочки, а вам всё до лампочки.
Это пустяки.

Вот любовь махнув рукой, с вами расстаётся.
В ситуации такой сердце чаще бьётся.
Кто виновен тут, кто прав, - время всё рассудит.
Если короток рукав, он длинней не будет.

Я вам так ещё скажу – я давно заметил,
Что лисой не стать ежу ни за что на свете.
И себе во всём всегда изменить не стоит,
Пусть ничто и никогда вас не беспокоит.

Не берите в голову, лучше не берите.
Жизнь пойдёт по-новому,
жизнь пойдёт по-новому,
Что ни говорите.
Сплетницы на лавочках точат языки,
А вам всё до лампочки,
а вам всё до лампочки –
Это пустяки!

 Сначала Михаилу Рябинину жилось трудно. Ведь слава и деньги на него обрушились, уже в возрасте, когда ему было уже за 40 лет.

  Далеко не все читатели знают, на какие деньги жили некоторые известные поэты, ведь большинство из них не были членами Союза писателей, не ходили на работу, как все обычные люди.

А вот как… В Советское время существовала система, что за каждую исполненную песню, авторам, композитору и поэту, платили авторские.
Независимо от того, где песня исполнялась – в Кремлёвском дворце, в клубе или ресторане. За этим следили строго.

 Самые большие авторские приносили песни, исполняемые в ресторанах. Сколько этих ресторанов было в Советском Союзе, не сосчитать. А если песня шлягер, то её поют во всех ресторанах, и по радио, и по телевизору.

И хотя авторские не такие уж большие, но при огромном количестве исполнений, денег популярному композитору и поэту, было некуда девать.

Например, композитор Юрий Антонов рассказывал, что у него деньги лежали в мешках, в соседней комнате.

 Кооперативную квартиру в Москве, он не мог купить по каким-то причинам, купил два авто «Жигули», на одном ездил, второй ремонтировался.

Так что голубая мечта любого композитора и поэта, была написать хит, который бы пела вся страна, особенно на ТВ, радио и в ресторанах.

  И поэт-песенник, Михаил Рябинин, о котором веду речь, стал принадлежать к авторам шлягеров, на все времена.

После 40 лет, Михаил Рябинин, создавал настоящие шлягера. И вот, на свою беду стал, как мальчишка, играться в машинки, покупал один автомобиль за другим.

 Сначала приобрёл красный «Запорожец» и сразу же придумал украсить его чёрными точками, чтобы получилась этакая божья коровка.

  Потом купил пижонскую иномарку: «Wartburg». Тогда таких машин в Союзе, было раз-два и обчёлся. Водил Михаил Меерович лихо, но и попадал в аварии.

  Ехал однажды на своём «немце» и снёс дверь «копейки», хозяин которой стоял на дороге. Потом взял покататься у друга-поэта и барда Юлия Кима, «Москвич» - и разбил его. После этого Ким перестал с Мишей общаться.

 Но у поэта тяга к автомобилям не пропала.

 Однажды купил новенькие «Жигули» последней модели и повёз семью на съёмную дачу в эстонскую Усть-Нарву, где они каждый год отдыхали.

А на обратном пути поэт угодил во встречный автомобиль с прицепом, на котором везли ящики с помидорами. Раздавленные томаты кровавыми пятнами засыпали асфальт.

  Сам он отделался лёгким испугом, а вот жена Нина пострадала. С тех пор он зарёкся садиться за руль.

  У Михаила Иосифовича было много друзей и знакомых. Он дружил  с Александром Колкером и его женой Марией Пахоменко, с Вилли Токаревым, композиторами Александром Морозовым и Вячеславом Добрыниным.

 Совместно с Добрыниным он написал много песен, ставших хитами: «Бологое» - для «Весёлых ребят», «Женские глаза» - для Филиппа Киркорова, «На теплоходе музыка играет» и «Ты приехал» -для Ольги Зарубиной, «Незабудку» -для Иона Суручану, «Синий туман», «Колдовское озеро»,  и «Казино» -для самого композитора и певца, Вячеслава Добрынина.

Чтобы удобнее было работать с композитором-москвичом, Михаил Рябинин, продал квартиру, купил в Первопрестольной другую, рядом с парком, и переехал.

Но Москва, ему счастья, увы, не принесла. Хотя поначалу всё выглядело благополучно. Поэт обожал красиво одеваться и радовался, что в столице больше доступа ко всяким дефицитным вещам.

Например, однажды у какого-то иностранца купил модный замшевый пиджак. Потом уговорил певицу Аллу Йошпе продать ему невероятный браслет, по цене «Запорожца», который та из-за границы привезла. И сразу подарил обновку жене Нине Васильевне.

  Однажды у него случился роман с медсестрой. Когда об  этом узнала мама Софья Михайловна и шепнула сыну: «Ты смотри у меня! Чтобы дома всё тихо было!»

Ослушаться мать Миша не мог, тем более что бросать жену Нину не собирался.

«Не надо в любви советовать:
Кто любит, тот сам разберётся.
И песня моя поэтому
С припевом таким поётся:

Любите, пока любится,
Ревнуйте, пока ревнуется.
Страдайте, пока страдается,
Мечтайте, пока мечтается…»

 Михаил Рябинин прекрасно понимал, что возраст уже не тот, да и здоровье стало подводить. Начались проблемы с сосудами, диабет, варикоз на ногах.

Из-за недугов он всё реже стал писать, поэтому и соавторы быстро исчезли из его жизни. Литературного образования он не имел, в творческих объединениях не состоял, ни одного сборника стихов не выпустил.

  Однажды пригласили его на заседание правления Союза писателей, но он резко ответил:
«Когда я хотел к вам вступить, нашлась масса причин мне отказать. А теперь  и сам не желаю этого».

  Прошло время, когда Михаил Рябинин крепко стоял на ногах и мог вольничать. Сумел повзрослевшей дочке Вере купить хорошую квартиру на Васильевском острове, в Питере.

Он тянул всю семью. А потом денег не стало.

 Когда 11 октября 1995 года, талантливый, выдающийся поэт-песенник, Михаил Иосифович Рябинин, скончался в 64 года, полтора миллиона на похороны, (тогда такие суммы были в ходу), дал Вячеслав Добрынин, а сам на прощание не пришёл.

 Нина его кремировала, перевезла прах в Санкт-Петербург и предала земле в одной могиле с его мамой Софьей Моисеевной, дядей Наумом Моисеевичем и женой Наума – Клавдией Петровной.

 После смерти мужа Нина Рябинина уехала к дочке Вере, которая к тому времени перебралась на Землю обетованную, жить в Беэр-Шеве.

 Вдова Михаила Рябинина, Нина Васильевна умерла в 2012 году. На её могильной плите, в Беэр-Шеве, выбито: «Меерович Нина. 16.08.1927. – 26.02.2012. Земной путь краток. Память вечна».

А ниже, на этой же самой плите, выбито:

«Михаил Рябинин. 02.03.1931. – 11.10.1995.
          Твои песни будут жить всегда».

 «Твои песни будут жить всегда…» - читается как эпитафия.

В этой двойной могиле, где находится Нина Меерович, конечно поэта нет, это только кенотаф, светлой памяти о достойном поэте-песеннике с России.

 Стоит напомнить, что кенотаф –  символическая могила, надгробный памятник, установленный на месте, где нет погребённого тела.

 Там сейчас живут его внуки и правнуки. Литературные способности деда чуть коснулись внуков: внук Лёня писал юношеские стихи, а внучка пишет лёгкую прозу, но уже на иврите и английском.

Как сказано в четверостишии, у Михаила Рябинина (Мееровича):

«Если музыкой сердце наполнилось
Если  были слова хороши.
Значит, песня кому-то запомнилась
Значит, стала частицей души…»

  В наше время, в Санкт-Петербурге обнаружена утерянная могила Михаила Рябинина, чьи стихи исполняли известные певцы, артисты.
Могила находится в запущенном состоянии. На табличке внизу, написано, с ошибкой, его родная фамилия:

«Мирович-Рябинин Михаил Иосифович. 1931-1995»

Информация об этом появилась благодаря выпуску программы «Малахов», на телеканале «Россия», в январе 2025 года.

Могила обнаружена на кладбище «Южное» в Санкт-Петербурге.
Певец Лев Лещенко, присутствующий на программе, выразил готовность помочь в восстановлении памятника на могиле Михаила Рябинина, так как их связывали дружеские и профессиональные отношения.

Среди великолепных песен, Михаила Рябинина есть одна, которая звучит, как молитва, напутствие всем нам, живущим на земле, в исполнении певицы Тамары Гвердцители, на музыку, композитора Оскара Фельцмана:

        «Храни нас, Бог!»

Храни нас, Бог, от злобного навета,
Храни нас, Бог, от глупого совета,
От скупости душевной сохрани
И от пустой и вредной болтовни,
От жадности, что на болезнь похожа,
От слов, что в жаркий день морозят кожу,
От выбранных неправедных дорог,
Храни нас, Бог, Храни нас, Бог,
Храни нас, Бог!

Храни нас, Бог, от зависти и чванства,
Храни нас, Бог, от подлости и пьянства,
От вспыхнувшей и брошенной любви,
От пролитой насилием крови,
От друга, что в беде нас не спасает,
О тех, кто стариков одних бросает,
О тех, кто малым детям не помог,
Храни нас, Бог, Храни нас Бог,
Храни нас, Бог!

Храни нас, Бог, от ненависти лютой,
Храни нас, Бог, от мысли безрассудной…
От замков, что мы строим на песке,
От стонов по загубленной реке…
Прости нас, Бог, за высший миг блаженства…
За то, что далеки от совершенства…
Но Ты на это тоже дай нам срок.
Храни нас Бог, Храни нас Бог, Храни нас Бог!

  Есть поэты-песенники, которые незримо присутствуют в нашей жизни, строчками своих неповторимых стихов, на которые написаны песни, всегда любимые и на слуху, но фамилии их – знакомы далеко не каждому, в нашей стране.

  К таким выдающимся поэтам – песенникам относится Михаил Иосифович Рябинин, (02.03.1931. – 11.10.1995.), самая настоящая легенда советской эстрады.

Из поэтического наследия Михаила Рябинина.

        «Родительский дом»

Где бы ни были мы, но по-прежнему
Неизменно уверены в том,
Что нас примет с любовью и нежностью
Наша пристань родительский дом.

Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надёжный причал.
Родительский дом, пускай добрый свет
Горит в твоих окнах много лет.

Пускай наше детство не кончится,
Хоть мы взрослыми стали людьми,
Потому что родителям хочется,
Чтобы мы оставались детьми.

Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надёжный причал.
Родительский дом, пускай добрый свет
Горит в твоих окнах много лет.

Поклонись до земли своей матери
И отцу до земли поклонись,
Мы с тобою в долгу неоплаченном,
Свято помни об этом всю жизнь.

Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надёжный причал.
Родительский дом, пускай добрый свет
Горит в твоих окнах много лет.

       «Вечер школьных друзей»

Ах, объявление чёрным по белому,
Мимо него не пройти:
«Средняя школа 521-я,
В пятницу, после пяти…»

Дальше три слова без всякой премудрости,
Ты их прочти поскорей –
Нас приглашает встретиться с юностью
Вечер школьных друзей.

Окна знакомые ласково светятся,
Взрослых встречая детей.
Как хорошо, что нам выпало встретиться
В веке сплошных скоростей!

Мы, испытавшие радости, горести,
Стали добрей и умней…
Ты – как страничка жизненной повести,
Вечер школьных друзей!

Слышите, снова наш вальс исполняется?
Вспомните бал выпускной!
Нет, я не верю, что люди меняются,
Все вы – согласны со мной.

Ты всё такая же стройная, Танечка,
А ты стал серьёзней, Андрей!
Все мы сегодня девочки, мальчики
В вечер школьных друзей.

В актовом зале огни стали тусклыми,
Видно, устали гореть:
Хочется, чтобы мы не были грустными,
Чтоб не умели стареть,

Чтоб наши дети всегда были счастливы,
Счастливы – дети детей,
Чтобы для них таким же был праздником
Вечер школьных друзей!

       «Вторая молодость»

Давно простилась с нами юность,
А нам всё кажется – вчера…
Морщин задумчивую мудрость
Мы видим в зеркале с утра.

А сердце места не находит,
И час свиданья недалёк…
Вторая молодость приходит
К тому, кто первую сберёг.

Давно простилась с нами юность,
Пора смятений и мечты…
Седин серебряные струны –
Дней наших прожитых черты.

А сердце, словно половодье,
Весенних рек живой поток…
Вторая молодость приходит
К тому, кто первую сберёг.

Давно простилась с нами юность,
А нам всё кажется – вчера…
Души недремлющая чуткость
Полна терпенья и добра.

А сердце, как всегда, в заботе,
Не веря, что наступит срок.
Вторая молодость приходит
К тому, кто первую сберёг.

А с сердцем чудо происходит,
Хоть жизнь полна мирских тревог.
Вторая молодость приходит
К тому, кто первую сберёг.

      «Остров Детства»

Можно об этом сказать очень просто,
Не добавляя почти ничего,
Снится мне часто маленький остров,
Вы не ищите на карте его.

И никуда, никуда мне не деться от этого,
Ночь за окном, на дворе никого,
Только к утру станет зорькой рассветною
Остров Детства, детства моего.

Вот я купаюсь в извилистой речке,
Чувствую сильные руки отца,
И потому мне легко и беспечно,
И потому могу плыть без конца.

И никуда, никуда мне не деться от этого,
Ночь за окном, на дворе никого,
Только к утру станет зорькой рассветною
Остров Детства, детства моего.

С детством расстаться всегда очень грустно,
Белый кораблик уплыл, не вернёшь.
Воспоминаний светлое чувство
Станет сильнее, чем дольше живёшь.

И никуда, никуда мне не деться от этого,
Ночь за окном, на дворе никого,
Только к утру станет зорькой рассветною
Остров детства, детства моего.

       «Когда цветут сады»

Дурманом сладким веяло, когда цвели сады,
Когда однажды вечером в любви признался ты.
Дурманом сладким веяло от слова твоего,
Поверила, поверила, и больше ничего.

А звёзды тихо падали, когда цвели сады.
О будущем загадывал, о свадьбе думал ты
И я уже не прятала своих счастливых глаз,
Украдкой мама плакала от радости за нас.

И платье шилось белое, когда цвели сады.
Ну что же тут поделаешь – другую встретил ты.
Красивая и смелая дорогу перешла,
Черешней переспелою любовь её была.

Один раз в год сады цветут,
Весну любви один раз ждут.
Всего один лишь только раз
Цветут сады в душе у нас.
Один лишь раз, один лишь раз.

         «Незабудка»

Мы с тобою встретились посредине лета,
Были голубыми небо и цветы.
Я скажу спасибо случаю за это,
Что передо мною появилась ты.

Я своё смущенье приукрасил шуткой,
И ещё подумал про себя тайком,
Что тебя назвал бы только незабудкой,
Голубым и нежным солнечным цветком.

Незабудка, незабудка, иногда одна минутка,
Иногда одна минутка, значит больше чем года.
Незабудка, незабудка, в сказке я живу как будто,
И тебя я. незабудка, не забуду никогда.

Так судьба нам выпала, что пришлось расстаться,
Даже твоё имя неизвестно мне.
Только остаётся мне с тобой встречаться
Звёздными ночами, да и то во сне.

Я стою, волнуясь, в телефонной будке,
Телефон твой где-то мне нашли друзья.
Набираю номер. Здравствуй, незабудка,
Так всю жизнь хотел бы звать тебя лишь я.

Незабудка, незабудка, иногда одна минутка,
Иногда одна минутка значит больше чем года.
Незабудка, незабудка, в сказке я живу как будто,
И тебя я, незабудка, не забуду никогда.

Незабудка, незабудка, иногда одна минутка,
Иногда одна минутка значит больше чем года.
Незабудка, незабудка, в сказке я живу как будто,
И тебя я. незабудка, не забуду никогда.

       «Обручальное кольцо»

Среди обычаев прекрасных
Мне вспомнить хочется один,
Он символ верности и счастья
От юных лет и до седин.

Ах, этот миг неповторимый,
Когда стучат, стучат взволнованно сердца,
И не забыть, как мы дарили
Друг другу нежно, нежно, нежно два кольца.

Припев:
Обручальное кольцо не простое украшенье,
Двух сердец одно решенье – обручальное кольцо.
Обручальное кольцо не простое украшенье,
Двух сердец одно решенье – обручальное кольцо.

Бродить дорогами крутыми
Придётся в жизни молодым,
Пусть будут руки золотыми,
Характер тоже золотым.

Ах, этот миг неповторимый,
Когда стучат, стучат взволнованно сердца,
И не забыть, как мы дарили
Друг другу нежно, нежно, нежно два кольца.

Припев:
Обручальное кольцо не простое украшенье,
Двух сердец одно решенье – обручальное кольцо.
Обручальное кольцо не простое украшенье,
Двух сердец одно решенье – обручальное кольцо.

Пускай за годом год мелькает,
Пусть дождь и снег летят в лицо,
Пусть не тускнеет, а сверкает
Судьбой дарёное кольцо.

Ах, этот миг неповторимый,
Когда стучат взволнованно сердца,
И не забыть, как мы дарили
Друг другу нежно, нежно, нежно два кольца.

  Песня «Обручальное кольцо» являлось неофициальным гимном всех молодожёнов СССР, но мало кто знал, что она принадлежит перу, талантливого советского и российского поэта-песенника, Михаила Иосифовича Рябинина.