Глава 27. Гольный язык

        «Неужели я старею?! Мысли странные в голову лезут, во сне опять начала летать и душат, душат воспоминания! Причем, такая я вся неправильная в них! Поступала – дурно, говорила – глупо, вела себя – отвратительно. Но самое мучительное состояние – жалость. Мне стало жалко всех подряд! Дурака – за то, что он дурак, умного – за умность, злого – за злючесть… Старею. Лукавить начала, сочинять. Все! Возвращаюсь к корням. Отныне и всегда буду говорить только правду и ничего, кроме правды!»
        Кара сидела на скамеечке, щурилась одним глазом на апельсиновый закат и почти дремала под жужжание летающих насекомых и собственных мыслей. Она скорее почувствовала, чем увидела промелькнувшую серую тень. От «корней», однако, отошла недалече и реакция была мгновенной. Острый черный клюв безжалостно вспорол голубой воздушный шарик. Шарик ойкнул и взорвался. На скамейку бухнулся Бабайка. Кара неуклюже взлетела и упала.
        – Кара, дорогая! Я тебя напугал!
        Ворона встряхнулась и радостно запрыгнула на колени к Бабайке.
        – Бабайка! Счастье ты мое воронье! Вернулся!
        – Вернулся. Как же хорошо возвращаться домой! На закате. К птичке моей…
        – С победой?!
        Бабайка ласково погладил Кару по шейке.
        – Вроде, с победой. Только наши герои не знают пока, что с ней делать.
        – Как что?! Праздновать! Виват, виват, виват!
Бабайка рассмеялся и посадил Кару к себе на плечо.
        – Пошли в дом – праздновать тоже будем. Для тебя мой новый друг Фрол передал гостинчик – сушеных раков.
        – Ты уверен, что это едят?
        – Я – нет, он – да. Ты стала слишком разборчива в еде, Кара.
        – И не только в еде. Просто старею.
        – Ты решила стареть?
        – Разве от меня это зависит?
        – Несомненно! Прыти-то со временем может поубавиться, но вот старость – дело добровольное. Давай поторопимся. Сейчас придут гости, а мы с тобой еще с раками не разобрались.
        Кара слетела с плеча на спинку стула и кокетливо вытянула профиль в сторону Бабайки.
        – Каков ты! Я ожидала, что мы проведем вечер одни, по-семейному. Даже не заметил мое новое украшение!
        – Но Кара! Разве Шиш и Пашка не наша семья?!
        Бабайка стал приглядываться к вороне.
        – Да-да-да! Подумать только! Розовое перо! Ты была у Далалая?
        – Карррр! Я видела тебя с каким-то пузатым дядькой в машине.
        – Это и был Фрол! Военачальник, рыбак и просто прелесть. Мечи на стол все, что есть.
        Кара засуетилась. Раскладывать красиво салфетки ее научила Эю. Бабайка занялся раками. На широком блюде усами к центру выросла горочка раков, украшенная одуванчиками. Дверь открылась. Пришли Паша, Кир и Эю.
        – А где Шиш? – спросила ворона гостей.
        – На лавочку присел отдохнуть. Говорит, что давно закатов не видел.
        Шиш не сидел, а свернувшись в клубочек, спал. Кара осторожно присоседилась к коту на скамеечку и с нежностью стала разглядывать рыжую сферу. Упитанный, шерсть блестит, хвостище, что плеть упругая – так и бьет, так и бьет! Видно, снится что негодное. Злится. Над милым ушком с кисточкой закружил комар. Кара целилась в комара. Промахнулась.
        – Что?! А? Чего ты?! – кот уставился на Кару.
        – Ничего. Привет, говорю! Давно не виделись.
        Шиш потянулся, сел и стал умываться.
        – Привет. Ты штору вернула на окно?
        – Вернула. Шиш, не задавай провокационных вопросов. Предупреждаю – с сегодняшнего вечера я разговариваю на языке гольной правды.
        – Что за язык? Не слыхал.
        – Обычный язык, только не прикрытый ничем. Голый. Обычно, на этом языке думают, а не разговаривают.
        Кот перестал умываться.
        – А ну, изобрази!
        Кара призадумалась на мгновение.
        – Эта рыжая бестия заснула прежде, чем повидалась со мной! А еще говорил, что я что-то значу для него.
        У Шиша отвисла нижняя челюсть. Но только на несколько секунд.
        – А мне нравится! Так, я сейчас тоже тебе скажу на гольном. Это… Знаешь, что? И когда, наконец, эта ворона перестанет цепляться ко мне?
        – Выходит, я цепляюсь к тебе, да?!
        – Да! Нет! Но претензий больше, чем я вешу в килограммах. Заснул нечаянно! И что? Сразу о «высоком»! Значишь-не значишь! Карга ворчливая!
        – Кот помоечный!
        – Кто бы каркал! Еще перо розовое вставила! Ха! Попугаиха!
        – Ах, ты! Малолетка ущербная!
        Этого оскорбления Шиш не смог стерпеть. Вцепились друг в друга жестоко и по-серьезному. Когда на шум выбежали Бабайка и Пашка, а вслед за ними Эю с Киром, черно-рыжий ком катился уже с холмика к озеру. У самой воды Паша успел подхватить бойцов.
        – Брейк! Я сказал! Фу, нельзя!
«Ком» не дрогнул. Бабайка закрыл ладошками лицо. Эю дала знак Пашке бросить Шиша с Карой в воду. Пашка бросил. На берег первым выбрался Шиш. Испуганную Кару подхватил Паша.
        – Из-за чего? – грозно спросил Паша у кота.
        Кот дрожал и молчал. Бабайка забрал у Пашки Кару и поспешил с ней в дом.
        – Мы с ней на гольном языке поговорили. Вот, – выдавил из себя виновато Шиш. – Она жива?
        – На каком? – переспросила Эю.
        – Гольном. На котором думают.
        Стоявший в сторонке Кир хихикнул. Не удержалась от смеха и Эю. Пашка тоже не выдержал. Не до смеха было только Шишу. Возле его лап, на песочке, валялось растрепанное розовое перышко.
        – А думаем мы безобразнее, чем говорим, – еле слышно произнес кот, очищая перышко от налипшего песка.

Продолжение следует...