Кариока
Памяти прекрасной балерины Карины Солдатовой посвящается...
Огромные арочные своды оконных проемов с широкими подоконниками, создавали в зале величественную обстановку.
Паркетный шершавый пол, весь в меловых разводах мерцал затейливыми узорами под лучами света, льющегося из полукруглых рам.
На подоконнике сидела тоненькая девочка в спортивном купальнике, обняв тоненькими ручками усталые, острые коленки, и горько плакала.
Эта сказочная история произошла в самой старой и волшебной школе северной столицы, в колыбели русского балета, академии имени Агреппины Яковлевны Вагановой.
- Опять, - вздохнул в углу старый черный рояль, - ну сколько можно реветь? Столько лет одно - и тоже? Сколько можно реветь, я спрашиваю, - ворчал и возмущался рояль. Его крышка была открыта , и он похож был на большого оперного артиста в черном смокинге , с залихватски зачесанной челкой и широкой улыбкой во весь черно-белый клавишно-зубастый рот. Старик рояль не был злой, просто он немного устал за столько лет репетиций, уроков и экзаменов. Сколько он видел в своей жизни разных маленьких девчонок и мальчишек, в этом зале? Как они занимались, учились, старались. Сколько радости от сдачи сложных экзаменов и сколько горя от не свершившихся надежд, от усталости и монотонного тяжёлого труда, во имя великого искусства, во имя великой волшебной сказки под названием балет.
-Ох уж эти нюни, - продолжал ворчать рояль.
-Ну что ты ворчишь, - вступились за девочку, серебряное зеркало, - не нравится не смотри, неужели тебе не жалко эту малютку? Посмотри, какая она маленькая и хорошенькая. Сам же знаешь, какая она при этом большая трудяжка. Знаешь и ворчишь. Помнится, раньше ты был намного добрее, а? - подмигнуло зеркало солнечным зайчиком на полированный черный бок старого рояля.
- Да я и сейчас не злой, просто тоже устал, столько лет - одно и тоже. А ведь я мечтал совсем о другом, как мне хотелось блистать на сцене! Выступать с гениальными пианистами, играть великие произведения. Тогда у меня совсем по другому блестели мои черные бока, клавиши были намного белее и упруже, и педали работали плавно и совсем не скрипели...
- Да помню, я помню, - улыбалось зеркало, - ну по справедливости сказать, ты сам прекрасно знаешь, почему тебя не взяли в театр? Какая там у тебя октава не попадает в ноту? Что там у тебя не строит?
- Какая октава, о каком строе ты говоришь? Что ты несёшь? - взвился старый рояль, - ты ничего не смыслишь в музыке и инструменте, у тебя одни кривляния на уме, не тебе рассуждать, у кого, что не строит и не попадает, ясно? - так разозлился рояль, что даже коротко брякнул одной из клавиш.
- Ох, ох, ох, - опять заискрилось в улыбке солнечными зайчиками серебряное зеркало.
- Не кипятись ты так, старый сундук, а то у тебя вон, аж "ля" западает, - хихикало зеркало.
- Кхе-кхе, я конечно прошу прощения, господа, - вступил в диалог старый, скрипучий пол, - но пока вы тут препираетесь, ребенку легче не становится, надо что-то делать, посмотрите как она страдает? Она уже накапала целую лужу слез на меня, а для моих древесных дощечек это губительно, я не выношу этих слез и раскисаю...
Все трое замолчали и уставились на плачущую девочку. Девочка очень горько плакала и что-то тихонько причитала от отчаяния и обиды.
Она настолько была миниатюрна и хороша. Огромные карие глаза от слёз казались ещё больше и глубже. Казалось, в них уместится целая вселенная, тоненький вздёрнутый носик от плача покраснел и стал похож на маленькую вишенку, губки распухли и так умилительно сложились в нежный розовый бантик. Из-под высокой кички на макушке, выбились отдельные пряди волос и золотыми локонами заструилась по не по-детски длинной, тоненькой шее. Ещё совсем угловатые плечики, скорбно сгорбившись, выражали всю глубину и горечь детского отчаяния и горя. Маленькая, нежная, почти неземная малышка.
На центральной стене, почти под потолком висел величественный портрет Агреппины Яковлевны Вагановой, все трое наших героев обратили молитвенные взоры на портрет. Вдруг, портрет ожил, Агреппина Яковлевна повернула голову и заговорила:
- Не стоит ссориться,друзья, я вижу у этой девочки великое будущее, ей немного не хватает силы духа, и упорства. Ей надо помочь и все встанет на свои места.
- А как нам это сделать? - заискрилось добродушное серебряное зеркало?
- Я пришлю вам мою помощницу, хранительницу нашей школы, она всё уладит, - сказала Агреппина Яковлевна и опять замерла на своем портрете...
- Динь-динь- динь,- закапали самые высокие клавиши рояля...
Девочка, замерла, подняла голову и огляделась.
Никого не было в зале.
- Динь- динь- динь, - опять послышались звуки от рояля...
Кто здесь, - испугалась девочка, вытерла тыльной стороной ладони заплаканные глаза и поднялась. Девочка подошла к роялю, крышка над клавишами была открыта, а по клавишам на пуантах порхала крошечная, кареглазая балерина в белоснежной пачке...
Ты кто? - удивилась наша девочка
Я хранительница нашей школы, главная помощница Агреппины Яковлевны - фея жемчужных пуантов и воздушных пачек - Кариока, меня прислала сама Агреппина Яковлевна чтобы помочь тебе. Смотри, - сказала Кариока и стала порхать по клавишам старого рояля, на крошечных пуантах ...
Наш рояль от удовольствия и такой чести весь напрягся, старые педали стали пританцовывать в такт танца Кариоки и полилась прекрасная , волшебная музыка...Серебряное зеркало засияло россыпью солнечных бликов и зайчиков на шершавый паркетный пол. А отдельный, самый яркий и сильный солнечный луч, быстро высушил соленую лужицу из слез на дорогих старинных дощечках пола.
Делай как я, - пропела под музыку Кариока...
Девочка совсем забыла, о чем она сейчас так горько плакала. Прекрасное детское личико засияло от чувств и волшебной мечты, и она стала танцевать...
Я это ты; я это ты, - слышалось со всех сторон...
Лилась волшебная музыка в зале, залитом солнечным светом из величественных полукруглых оконных проемов , маленькая девочка летала по залу, забыв обо всех невзгодах, взмывая вверх , все выше и выше, одаренная чувством любви , все выше к великой мечте...
Высоко на стене с величественного портрета на нее с улыбкой смотрела Агреппина Яковлевна:
- Я это ты, моя дорогая Кариока ...
И вдруг, весь зал озарился ярким, горячим светом тысячи рамп и на малышку обрушился шквал бурных аплодисментов и оваций.
Браво, браво, бис, - доносилось из зрительного зала...
На сцене стояла прекрасная кареглазая балерина, в жемчужных пуантах и воздушной пачке.
Поклоны, цветы, овации.…
А в памяти, всё так же жила, та маленькая девочка. И тот портрет, и залитый солнцем зал и слова:
- Я это ты, моя маленькая Кариока…
Свидетельство о публикации №125012504990