71. Южный ветер. Письма-эссе

Сегодня ветер дул с юга.
Я стояла на кромке балконной двери, как на границе миров. В спину качалось домашнее обволакивающее, чуть ленивое  тепло. В лицо плескался южный ветер. На границе двух стыков (дом-мир) вихрились спиральные выдохи-вдохи. Контрасты. Резкие перемены. Наступления и отходы.

Можно было шагнуть в квадрат балкона (тот же шаг в космос). Охладить (скорее – остудить) окопавшееся внутри меня невразумительное, вязкое, болезненное. Ветер обязательно бы помог. Он пропустил сквозь себя и вынес бы наотмашь эту чёрную, удушающую взвесь. Но я – не хотела. Не хотела ничего. Единственное – что я знала совершенно твёрдо – я хочу жить. И точно не знала – как это делать дальше.

Потому, в тонком белом проёме балконной двери я застыла неподвижно и безучастно (вся – внутри, вся – не вовне), пытаясь осознать великость и великолепие звёзд. Дыхание южного (название не передаёт сути – он был холоден, отстранён и беспощаден) ветра  касалось меня, выхватывало, пронизывало, переносило в неизвестность.

Думаю, когда-то (обязательно, всенепременно) я с улыбкой, замерев на частичку мгновения на кромке белоснежной балконной двери, в этом моём личном переходе миров, с благодарностью и восхищением, удивленно и совершенно без боли, легко рассмеявшись (спасибо, большой мир! спасибо, большой брат!), запрокину голову и отыщу ещё одну не желающую падать звезду.

- Держись, светоносная!
Я не знаю, каково тебе там, далеко-далеко. Но точно знаю – ты светишь и мне тоже. И на своём краешке-переходе ловишь звёздный южный ветер. А за твоей блескучей спиной (у звёзд есть спины?) колышется безоглядная безмерность. И ты там, наверху, упёрто не делаешь ни шагу (как я когда-то) со своего, отведённого именно тебе места на звёздном, усыпанном крошевом оступившихся (отступивших!) звёзд полотне.

Жизнь восхитительна.
Там – где мы есть.
Ты (звёздное извечное предназначение) наверху. Я – здесь, в земном человечьем притяжении. На кромке, с которой  когда-то упёрто и сама (мы всё всегда выбираем и делаем сами) не желала расстаться с болью.

Боль (липучая, горячечная смола) уменьшает дыхание. Сокращает и умаляет удары сердца. Забирает саму возможность двигаться. И кружит, кружит вязко чернеющей воронкой на одном крохотном земном пятачке, не позволяя, не допуская (ишь, чего захотел!) рождаться обновлению. Желаниям. Пусть самым простым. Ну, хоть каким-то! Только бездвижность. Беззащитность. И вполне понимая всю несуразность, неправильность, пытаешься договориться. Но это – невозможно.

Если другой не желает – стать нужной невозможно. Стать любимой (даже если горы под великостью той любви проседают) – невозможно. И помочь другому без на то его согласия не случится. Любить любого – полновесное право каждого. Предлагать (даровать!) свою любовь – право и твоё, и моё, и его тоже. Но будет принят или непринят твой искренний дар, зависит вовсе не от тебя.

Душа другого – тяжёлая ноша.
Без неё проще. Удобнее. Иногда – дешевле. Совсем нелегко выходить на узенькую кромку-переход, ближе к звёздной остро-игольчатой пыли (они всё же, случается,  сдаются и падают, эти звёзды!). Легче спрятать руки за спину (а мне ничего не надо!). Жёстче – принять, повертеть в руках, придержать (вдруг пригодится!) искренний сверкающий дар. И расслабить пальцы. Ведь жжётся! Иногда плачет. О чём-то шепчет. Да, ну её…

…А ветер в эти дни случится непременно южный.
Очень холодный. Ровный и равный ко всему, что проходит сквозь него. Звёзды. Дома. Сонный крошечный (да мне сама Земля на один забег!) городок. И всё же…

Вот эта женщина в белом квадрате развёрстой в звёзды двери.
Лёгкая. Грустная. Немного седая. Красивая. Эта женщина отчего-то не скользит внутрь и наружу-сквозь его холодное, беспристрастное ко всему дыхание.
Плачет.
Молчит.
Вскидывает голову.
О чём-то говорит вон с той, такой же упрямой и такой же красивой звездой.
И верит несокрушимо, и всё же бесполезно.
Я ей помогу.
Обязательно.

И да будет по её желанию.