Поэт и Му 2

Поскольку без своего мне становится порой скучновато, позволю себе воспользоваться правом автора (собирателя) и чуть расширить тему, допустив в неё и скромный раздел «Герменевт и Муха». Просто – с «ха», не оставляя особого места для иных фантазий (насчёт тех же Муз, коим мною воздано и без подобных придыХАний).
Надо сказать, что началось у меня это мухословие не с самих мушек, а с мухоморов. И – подобно Олейникову – как бы в детское.

Классные мухоморы!
Чем-то они загадочны.
В рюшечках, с бахромою.
Эх, закатать бы кадочку!
Есть, конечно, опасные.
Бледные и вонючие.
Эти – другие. Красные!
Плохо пока изучены.
Ветреные лисички,
Рыжики и опята…
Ведомо: Не токсичны.
И не прельщают пятнами.
В зиму – откроешь бочку:
С бульбочкою, под водочку,
Славно идут грибочки.
Утром, в обед и на ночь.
Будь я врачом из Медичи,
Всех, кто крестом помечен,
Потчевал бы из блюдечка
Лишь мухомором этим.
Всем господам-политикам,
Вкрадчиво и не больно,
Яду от аманитика
Впрыснул бы из-под вольвы.
(Коварство. Притча под Ташино фото, 25.05.2013

Впрочем, детским было скорее «Улитки» (на следующий день). Но здесь мы – не о них.
Следующее (уже с мухами) вышло очень не «патриотическим».

Я чту мораль, закон и кодекс.
И место, что отвёл мне ценз,
Терплю. Но,
tete-a-tete, my goddess,
– Какая дрянь – уездный Мценск!
Здесь – глушь, тоска. В лаптях богема.
В июле – мухи и жара.
А где-то, в замке Ноттингема,
Член королевского двора,
Достойный Ордена Подвязки,
Танцует чинно менуэт,
Самой принцессе строит глазки.
Стихи читает. Он
– поэт,
Гроссмейстер рыцарского клуба,
А не какой-нибудь Playboy,
Герой дешёвого YouTobа.
Ну, отчего бы нам
с тобой
Не укатить туда, Маруся,
На этот гордый Альбион?!
Я стану пэром, впрямь,
как он.
Пора расстаться с дикой Русью,
Где грязь, дороги, дураки,
Всё – невпопад и вопреки.
…И
небо вызвездило грустью.
(Ренегатское (накануне Уимблдона), 21.06.2013

Так уж случилось, что моя Любовь по тем годам с мухами пересекалась зачасто. Видно, лето такое случилось – занадта «насекомое». А мабыть, и наоборот...

Солнце! Ласковый песок – Пляжи Николаевки.
А у нас идут дожди, третий день подряд.
Да попрятались в лесок мухи и комарики.
Может, вымерли совсем? Только это вряд…
Либо я тебя люблю, либо дурью мучаюсь!
Смутно – вместе, горько – врозь. Солнышко, вернись!
Закручинило меня. За какими тучами
Нынче милые глаза? Крым, поди, не близ…
Коли Богом суждено, чёртом не отмажешься.
Знать, душою прикипел – враз не оторвёшь.
Ну, а ежели и ты этой блажью маешься?
Заварили кашу мы! Расхлебать бы лож…
Камикадзе – в лоб врагу самолёт и: вдребезги!
Вроде я – не самурай. Вроде – не с руки.
Нам бы, Таша, катерок, да по Улле лепельской
Дунуть-плюнуть налегке до большой реки.
(Без Тебя – 2, 22.07.2013 (13.30)

Не обошлось без мух и под сочинскую Олимпиаду. Так, ещё и с мушиным эпиграфом (из русской классики), и с почти цитатой от одного известного деятеля и прищемом в адрес другого.

Бык с плугом на покой тащился во трудах;
А муха у него сидела на рогах,
И муху же они дорогой повстречали.
«Откуда ты, сестра?» – от этой был вопрос,
А та, поднявши нос,
В ответ ей говорит:
«Откуда? – мы пахали!».
(И. Дмитриев)
----------------------------------------

Что Даша – молодец,
отнюдь не спорю я.
Заслуженный успех.
Почтение и слава!
Жаль, не видал отец.
Увы! – В иных краях
душа его. Но тех,
кто слева здесь и справа,
примазавшись, стоит,
я всё-таки спрошу:
Ужель таскали плуг?!
Пахали на победу?
Давайте – без обид.
Затеяв этот шум,
похожи вы на мух,
забравшихся в котлету.
У доблестных чинуш
и прочего ворья
мы, якобы, в долгу.
Они – надёжа наша.
Оркестр! Где же туш?
Да разве спорю я?!
Ну, а тебе, –
не лгу, –
За всё – спасибо, Даша!
(Не Ода. Лыко в строку, 13.02.2014 (0.20)

Поскольку на все с мухами понадобился бы приличный сборник, продолжим уже выборочно.

У Вас – чаёк с лимончиком?!
Вареньице? Ого!
А мы тут, потихонечку,
Лакаем алкоголь.
Советское шампанское,
Стандартная бутыль.
Не лучше ль, не жеманствуя,
Нам перейти на ты?
Не правда ли, заманчиво?
Без всяких выкрутас –
Шампанское с лимончиком.
И я целую Вас…
Опять оговорился:
Далось мне это «Вы»!
Я попивал горилку
И потихоньку выл.
В кого-то превращаясь,
Выцеливал луну.
Что значит – вместо чая
Привязанность к вину!
Опять несу невнятицу.
А ровно год назад,
Пятнадцатого в пятницу
Случился снегопад.
Мело, крутило, ухало.
Свирепствовал Хавьер.
Но был ли я под мухою,
Не вспомнится теперь.

Наутро просыпаюсь –
Опять белым бело!
Мерещится с запоя,
Аль вправду намело?!
Сижу, стихи печатаю,
Мешаю «Вы» и «Ты»
И пялюсь на початую
Стандартную бутыль.
(15 марта. С Хавьером Вас!, 15-16.03.2014

Дальше... Депрессивное. Под Егора Летова.

Вот и всё что было –
Не было и нету.
Все слои размокли.
Все слова истлели.
Всё как у людей.
В стоптанных ботинках
Годы и окурки
В стираных карманах
Паспорта и пальцы
Всё как у людей.
Резвые колёса
Прочные постройки
Новые декреты
Братские могилы
Всё как у людей.
Вот и всё что было –
Не было и нету.
Правильно и ясно.
Здорово и вечно.
Всё как у людей.
(Е. Летов)
-------------------------

Не взыскав Святаго Духа,
Грешный раб и блудный сын,
Я воюю с депрессухой.
Вместо дзэна «дзын-да-дзын».
Столбняком елозит муха
По оконному стеклу.
Теребит когтями глухо
Дождик обморок и мглу.
Злая рыбка барракуда
В ближних прячется кустах.
До чего ж, однако, худо!
Лучше сдохнуть, чем вот так.
Рыбам посуху негоже.
Нет у дождика когтей.
Бляха-муха! Видно, дожил.
Впрочем, всё как у людей.
(Всё, как у людей, 5.09.2014)

Да уж... Я – о том, сколько (с мухами) опускать приходится. С черёмухой у меня и то поменьше встречалось.
Но было и так, что они (мухи и черёмуха) пересекались. В один стиш. И – что важно – вовсе не в рифму.

Ягода – черема, а цветочек – беленький.
Мухи мрут от запаха. Дохнет мошкара.
Дедушка Ерёма вяжет с горя веники.
Жизнь перепахана. На покой пора.
А и был то парнем дедушка не промахом!
Чай в разведку хаживал, языка вязал.
И – ещё шикарней – по ветвям черёмухи
В спальню к распригожей девушке влезал.
(Метаморфозы 2, 13.05.2015

PS: «Черема» – древнеслав. смуглая. Название черёмухи могло произойти и от этого корня (ягодки-то у неё чёрненькие).  А насекомые от её аромата в самом деле дохнут. Хороша, но слегка ядовита!

Поскольку Кржижановского (а он у нас – водит) часто приставляли к Кафке, не обойдёмся без этого и мы. С Мухой, конечно. Но – не только.
А заходило под пересмотр фильмов о Высоцком.

Подумать – вроде, Homo я.
Но, ежели взглянуть –
Пустое насекомое.
Когда приму на грудь,
На глупого комарика
Решительно похож.
А кто не пьёт в Гардарике,
Где правдой стала ложь?!
Не вошь! А как под мухою,
Кажусь дурной осой.
Готов ужалить друга я
И полоснуть косой.
Косым – страшнее демона.
Тарантул, скорпион!
Тоска моя тюремная –
Запойный выпивон.
А скушаю таблеточку,
Расслаблюсь под наркоз –
И станет мир фасеточным.
И – свой, – среди стрекоз.
Всё – твари. Пусть – убогие.
Там – пастырь, здесь – паук.
Кругом – членистоногие.
А я – членисторук.
Я насекомо думаю
И в стельку насеком…
Да под шумок саркомою
К архангелам влеком.
(Не Кафка, 28.06.2015)

Слегка под Музыку. Тоже ведь – с МУ. И – не без прижима греческих аонид...

О кирпич расплющенный закат.
Моцарта тягучее стаккато.
Стрёкот обезумевших цикад
С кладбищ Вавилона и Аккада.
Сыпь бодрее, Вольфганг Амадей!
Жилы не вытягивай в andante.
Ад – давно изжитая модель
Из архивов Мильтона и Данте.
Да и рай Аркадий устарел.
И скучны, как мухи, пасторали.
Не хватает миру бунтарей –
Тряпку эту в топку, не пора ли?!
(На посошок, 29-30.03.2016)

Следующее хотел пропустить (уж больно оно самокритично), но там и название в «МУ» оказалось («Мутант»).

Зудели мухи, докучали комары.
Зарывшись в тину, квохтали лягухи.
А я лежал ногами до горы
и думал:
«до чего ж достали мухи!».
Копыта упирались в небосвод.
Рога (известно от чего) торчали.
Дымила фабрика (а может быть, завод).
И утки, пролетавшие, кричали.
Печально так!
А я, дурак, лежал.
Глядел на них и плакал от чего-то.
Кого-то (не себя) мне было жаль.
А главное, летать была охота.
(15.04.2016)

Однако... Пора с герменевтскими «мухами» то ли завязывать (надо же и поэтам слово предоставить), то ли притормозить. Настолько их там у нас...
Так ещё до самого важного, пожалуй, и не добрался.
А по тем годам (по 2016-й) кину ещё одно. Уж очень оно герменевтским получилось.

Февраль. Тридцатое. Я – в полном ауте.
С утра елозит муха по стеклу.
Откель она попала в эти заводи?
Все мухи спят. А эта…
Не смекну!
А может, время вовсе не февральское?!
И век не тот. И музыка не та.
Легко взмывает аппарат Савранского.
Гармошкою сжимаются лета.
Любовь-морковь и Человек-амфибия.
Закручена до чёртиков спираль.
Судьба – вполне достойная Полибия.
А как у нас по-гречески «февраль»?
Да так и есть. Ну, разве: «бру» и «ариус».
Последний месяц. Жизни рубикон.
Покрыты славой цезари и марии.
И их за дверь не выставишь пинком.
А тут – актёр. Кино. Театр. История…
И щупальца влиятельных спецслужб.
Коварная, изменчивая Gloria.
Где орденок, а где под шею гуж.
Мишель, а как оно в одёжке Феликса?!
И вовсе не затем, чтоб попрекать.
Иной бы промолчал, а ты – осмелился
обмолвиться о собственных грехах.
И как тебя, однако, угораздило
попасть в такой неловкий окорот?!
У Адрастеи похороны в праздниках
и в лишних богоизбранный народ.
(Михаилу Козакову. От фонаря, 11.09.2016)

Над продолжением чуть приостановимся.

25.01.2025