248 Так возрождалось отечество

Царь Борис простолюдин жалел,
Кое-что им из казны своей давал,
Понимал и за народ, как мог радел,
А тот мирно жил и в общем не роптал.

Но когда нервы у стихии разгулялись,
Проливные на Руси пошли дожди.
Посевы на полях уничтожались,
Никто не знал, что будет впереди.

Давали вольную помещики крестьянам,
Чтоб челядь им вовсе не кормить.
Зимой, голодными деревни оставались,
Все разорялись, и трудно стало жить.

Не стало осени, и лета стало мало,
По всей Руси народ голодовал.
Снегами, вьюгами деревни заметало,
Повсюду страшный голод лютовал.

Не знала чернь куда уже бежать,
Решила в города, в Москву она идти.
Хотя и барин им вольную давал,
Но в плоти человечьей промышляли псы.

Собак и кошек, конину люди жрали,
А дальше, даже стали есть людей.
Скопление людей болезни порождали,
И эпидемии свирепствовали сильней.

У власти царь недолго продержался,
Кровавой, страшной смерть его была.
На троне царском сын Фёдор оказался,
Но не венчана была на царство голова.

Польские головорезы убили дочь и сына,
Царевич Фёдор с саблею погиб в руке.
Но в общем, всё было это объяснимо,
Боярин Шуйский оказался на коне.

Василий принял в этом подлое участие,
Престол он царский захватить решил.
И став он предводителем восстания,
Задумал вскорости Лжедмитрия казнить.

Мария Мнишек, дочь польского магната,
Мечтала русскою царицей стать.
Её отец Псков полонить хотел когда-то,
А, став царицей, не надо воевать.   

Венчание Лжедмитрия с Мариной Мнишек,
Народ наш православный не принял.
Да, не по Сеньке шапка стала свыше,
Князь, не ропща его к свержению призвал.

А, Гришку (Дмитрия) всё же расстреляли,
Но он был честнее Василия Шуйского.
Указы убиенного холопам шанс давали,
И Лжедмитрий управлял страной по-русски.

А на престоле Василий IV оказался,
С властью боярами ограниченной.
Хотя с Лжедмитрием II он подвизался,
Но управлял он сам Москвой, единолично.

Так бояре получали милость двух царей,
Но для своей защиты шведов пригласили.
Втянув в войну Речь Посполитую теперь,
Царь с самозванцем стали мерить силы.

Для подтверждения права на престол,
Марию Мнишек Лжедмитрий в жёны взял.
Царица русская стала жить с царём:
Что, вроде бы, престол он не украл.

Но служившие на его стороне ляхи,
Лжедмитрия стали понемногу покидать.
А он, повздорив с татарином богатым,
Им был убит, чтоб кровную обиду снять.

Скопин-Шуйский Михаил, царя племянник,
Часть земли от бандитов лютых усмирил.
И от польско-литовского попрания,
Троице-Сергиев монастырь освободил.

Но, после вступления его в Москву,
Внезапно умер всеми любимый полководец.
Молва приписывала эту смерть царю,
Но это было не выгодно ему ведь вроде.

Вскоре, армия верная царю Шуйскому,
Была разбита шведскими войсками.
Войска, царю присягнувшие русскому,
Взяли Новгород, уже будучи его врагами.

Но в Отечестве бунты не утихали,
У Семибоярщины не хватало своих сил.
На престоле и смутьяны побывали,
И решили гетмана в Москву впустить.

Так на Руси запахло шведским ляхом,
А семь бояр на свой и страх, и риск.
Призвали Владислава быть монархом:
"Иначе сей России уж не быть".

И Сигизмунд не преминул уступкой,
Решил святую Русь в их веру обратить.
Это оказалось  его большой ошибкой,
Наш Патриарх вовсю в набат стал бить.

Не присягнул народ наш православный,
Рьяному католику и королю на власть.
Всегда была оплотом Русь самодержавной,
И лишь так, ей можно было устоять.

Святейший Гермоген был голодом заморен,
Но не заставили поляки старца замолчать.
Ушёл он в мир иной, ушёл за Русь героем,
Его, головорезы не смогли сломать.

Когда к Москве шли русские отряды,
Сигизмунд III понял свою ошибку.
Более не видеть им царские наряды.
И трона русского не видеть его сыну.

Вспомнил он, как гетман к нему прибыл,
И, как весь сенат тот долго убеждал.
Чтоб выполнил зарок: Власть ограничил.
И православие, чтоб сын его принял.

Но разгромлены были русские войска,
Которые бездарно брат бросал в атаки.
То послужило сигналом к свержению царя,
Он свергнут был, и обращён в монахи.

Когда врагами была захвачена Москва,
Бояре братьев Шуйских выдали полякам.
И братья пленниками стали короля,
И умерли в плену, в застенках замка...

100 тысяч воинов встали за Отечество,
Но не было единства, стройности в рядах.
Хотя их много было, но было неизвестно,
Как себя покажут они в уличных боях.

Шли в ополчение и дворяне и казаки,
Но не было средь них согласия и мира.
Не всех устраивали наёмные вояки,
И перебежчиков средь них немало было.

У плохо вооружённых и неустроенных,
Наступил момент духовного разлада,
Зависть и корысть среди объединённых,
Последней каплей стали для триумвирата.

Прокопий Ляпунов был из боярского рода,
И пользовался огромным авторитетом.
Но из-за интриг он подло был убит,
И виноват был атаман Заруцкий в этом.

Москва горела, и войско стало отходить,
Оккупанты в стенах Китай-города засели.
Передовые ополченцы успели их побить,
Но зашитой интервентам стали стены.

К югу от Москвы-реки отряды оставались,
Ими командовал князь Дмитрий Трубецкой.
Они в первом же бою с поляками оказались,
Но отрядом Трубецкого был проигран бой.

Казалось, с распадом первого ополчения,
России не подняться ни за что во век.
Но на авансцену русского возрождения,
С душой открытой выходит новый человек.

Ни титулов, ни родословной не имея,
Ни богатства, ни доблестных побед.
Козьма Минич, по-мужицки всё радея,
Довольно жил зажиточно, не имея бед.

В Нижнем Новгороде торговал он мясом,
Был весьма далёк от царских дел.
Но Россия оказалась в положении ужасном,
И Минин, он же Сухорук, это не стерпел.

Был назначен Сухорук старостой земским,
Гермогена грамота ему душу обожгла.
Обращение Патриарха его сделала другим,
Как священная молитва в него она вошла.

И Кузьма Минин новых ратников собрал,
Стал не числу их он, а качеству уделять.
Он командиров так для сотни выбирал,
Чтоб ими опытные стали возглавлять.

Князь Пожарский родословную имел,
Он из дальних Рюриковичей был рода.
Его народ видеть предводителем хотел,
Так одобрение получил он от народа.

Князь воеводою был не шибко опытным,
Но обладал полководческим талантом.
К тому же князь был храбрым воином,
И был он грозен в битве с оккупантом.

В момент его избрания очень важного,
Князь Дмитрий боевые раны окроплял.
Все понимали, что избирают храброго,
И, потому народ ему всецело доверял.

При одобрении войско им возглавить,
Князь Пожарский свои условия поставил:
Ему в помощники Козьму Минича назначить,
Иначе, он командовать не станет.

Дисциплина жёсткой быть всегда должна.
И выдаваться деньги должны вовремя.
Дружину вооружать обязаны сполна,
И лошадей экипировать достойно.

Но на Москву всё ж пошли не сразу,
Шли, где дружины можно пополнять.
Минин и Пожарский двинулись на Волгу,
Где татар в ополчение стали созывать.

Князь Трубецкой ещё что-то выжидал,
Его отряды под самой Москвой стояли.
А Заруцкий, тот что Ляпунова предал,
С казаками своими вражиной стали.

Новое ополчение обучало ратников войне,
Из Нижнего-Новгорода ждали авангард.
Князь Лопата-Пожарский в походе был уже,
Он в Ярославль привёл обученный отряд.

Там Пожарского убить хотел один казак,
Нанятый казацким вожаком Заруцким.
Но убийца в тесноте попал впросак,
Он ранил с ним рядом казака идущим.

Долго ополченцы готовились к походу,
Обучались, боевых накапливали сил.
Но полчище польское "не ждало погоду",
Все понимали, что нельзя уж медлить им.

Когда первые ополченцы подошли к Москве,
Атаман Заруцкий бежал на юг с казаками.
Трубецкой с отрядом стояли на Москве-реке,
Но Пожарский с войском отдельно встали.

У Пожарского и казаки в дружине были,
Это была самая боеспособная его часть.
И чтобы казаки случайно не задурили,
Он не стал с чужими своих объединять.

В конце августа ратники в Москву зашли
Во главе Пожарского и Кузьмы Минина.
И стали тут же готовить укрепления они,
Для обороны от гетманского вторжения.

А к Москве гетман Ходкевич приближался,
И в начале сентября он атаковал войска.
Но не добившись от своей конницы успеха,
В бой он пехоту стал вводить тогда.

Ополченцы еле сдерживали вражьи силы,
Вылазками поляки наносили им урон.
И всякий раз, хотя с потерями большими,
Дружине удавалось удержать их гарнизон.

3 сентября была остановлена конница врага,
Но вскоре, войско было за реку отброшено.
Отступая, часть пехоты реку переплыла,
Обороняющая часть, была конницей затоптана.

Критичной у ополченцев стала ситуация,
И видя, как враг их войска одолевая.
Минин и Пожарский бросились в войска:
Бог нас не оставит! - на борьбу взывая.

Авраамий Полицин, келарь монастыря,
Войско обратить сам решает твёрдо.
Пообещав при этом всех наградить сполна,
За возвращение взятого острога.

В основном это были Трубецкого казаки,
Они Клементьев острожок не удержали.
Там венгры с саблями обрушились на них,
К тому же помощь из Кремля им оказали.

Когда позицию для Трубецкого выбирали,
Ему 500 конников Пожарский решил дать.
А, поляки монастырь Донской заняли,
И сами стали из Замоскворечья наступать.

И отчаянный натиск предприняли поляки,
Чтоб обозы с провиантом в Кремль завезти.
Сам гетман Ян Ходкевич повёл войска в атаки,
Чтоб гарнизон кремля от голода спасти.

Дмитрий Пожарский замысел их раскусил,
И не дал осуществить то, что они хотели.
Но прорываться гетман к своим решил,
К тем, что в Китай-городе и Кремле засели.

Пожарский бой держал в своих руках,
И натиск вражьего он заметил усиления.
Он дал команду спешиться дружине так,
Чтоб та смогла остановить его движение.
 
И армия Ходкевича сильно поредела,
Русская кавалерии врага ошеломила.
Вражий натиск был ослаблен до предела,
И в конце, к поражению врага приблизило.

Остатки кавалерии, не слезая с коней,
Всю ночь у монастыря так и простояли.
И на утро, смирившись с неудачею своей,
В сторону Можайска поскакали...

А, припасам, что на 400 повозках шли,
Не судьба была стать спасением гарнизона,
Они по праву победителей нашли,
Что так недавно бежали от позора.

После поражения армии Ходкевича,
Польско-литовский гарнизон был обречён.
Но не смотря на голод, обещаниям веря,
Не сдавался до конца польский гарнизон.

Поляки убоясь расправы москвичей,
За зверства, что в Москве они творили.
Весь октябрь всё упорствовали те,
Которые оборонялись и вылазками жили.

Но ополченцы, не желая больше ждать,
На штурм Китай-города устремились.
И 5 ноября перестали интервенты воевать,
И с поражением окончательно смирились.
               
                ***

Пётр Великий после столетнего забвения,
В великой скорби на колени опустился.
И над могилой, что Козьмы Минича была,
Его назвал: Спасителем Отечества.


11.11.2024(24.01.2025)