И не запьёшь

 

- И не запьешь! – вдруг сказал я себе. И попытался рассмеяться. Дело было около второго христианского кладбища. Накрапывал небольшой дождь, а меня пять минут назад с позором выгнала кондукторша из трамвая. Выгнала потому, что у меня не оказалось трех копеек на билет. Трех копеек…
Было начало мая, а мне исполнилось двадцать девять лет. И, как я понимал, жизнь не удалась. Ни семейная, ни карьерная, ни личная. По всем пунктам нули. С минусом. Не бывает же нуля с минусом. А у меня был. Что не радовало.
Нудная работа в НИИ отслюнявливала мне сто двадцать пять рублей. Инженер второй категории. Не густо. На руки я получал сто девять, а дань теще составляла сто двадцать. Разницу я добывал, делая контрольные для заочников. И еще погрузкой вагонов. Приходилось…
Впрочем, работа подворачивалась не всегда. И карманы были унизительно пусты. Но так плохо, как сейчас, не было никогда.
Я шел и думал, что идти мне еще минут сорок. То есть, домой приду поздно. Жена промолчит, зато ее сестра обязательно спросит о сверхурочной работе в хорошей компании. И я, наверняка, выпалю что-то грубое.
Хорошая компания. Где те времена? С пустыми руками, конечно, можно прийти. Раз, другой… А потом? К тому же жена друзей моих не праздновала. И наотрез отказывалась идти со мной.
- А сейчас бы сидеть с ребятами и пить… - тут я задумался о напитке, который соответствовал бы моменту. Вино я отверг. Пиво тоже. Замерз… Водку не любил. Оставался коньяк. А что – совсем неплохо. Рюмку, вторую, третью… И станет хорошо, нет, очень хорошо, заботы уйдут и придет радость…
Дождь усилился. И я подумал, что водка совсем неплохой напиток. Надо только привыкнуть. Рюмка, вторая и уйдут отчаянье и тоска, словно навеки, приникшие ко мне.
Или ром. Я вообще-то, его ненавидел. Но ром мог согреть и обрадовать. Пусть, пусть мне после него будет плохо, очень плохо. Потом… Слово, сулящее надежду и страх.
Коньяк, водка, ром… Смешно, да? У меня не было денег даже на стакан завалящего шмурдяка в забегаловке рядом с Привозом. Да-да, я почти дошел до Привоза, пробираясь полутемным сквером подле него.
- Рыжий! Ты чего такой смурной!
Я вздрогнул и стал оглядываться. Девчонка. Лет восемнадцать-двадцать. Таких много тут у вокзала и рынка. Хорошенькие и не очень. Я, если честно, их побаивался. Приличный мальчик из хорошей семьи. Тьфу!
А девчонка не унималась:
- Хочешь, повеселю?
Неожиданно для себя, я вывернул карманы. А потом сказал умное слово:
- Вот!
Девчонка, было, рассмеялась. А потом подошла ко мне близко-близко и вдруг спросила:
- Чем помочь?
Чем тут поможешь… Хотя…
- Дай три копейки! – вдруг попросил я. Идиот, правда же?
Она посмотрела на меня, вздохнула, достала рубль.
- Бери!
Я взял. Заикался, что отдам… А она смотрела на меня, смотрела. И это было невесело.
- У тебя все будет хорошо! – вдруг сказала.
- Ты колдунья?
- Нет, я сам знаешь, кто… Но у тебя все будет хорошо!
Она повернулась и ушла. А я стоял и смотрел ей вслед. Потом сел в трамвай и поехал домой.
Через несколько дней я узнал, что можно поменять работу. Это было очень страшно. Но я решился. Новая работа оказалась трудной и замечательной.
А дальше. Дальше были разные дни. И бед хватало. Но в самые трудные часы я вспоминал ту девчонку и ее:
- У тебя все будет хорошо!
И становилось легче.
Я люблю коньяк, научился пить водку, очень уважаю самогон, по-прежнему не признаю ром, зато освоил текилу и виски. Организм, закаленный экспедициями, принимает большие дозы без последствий для здоровья. С одной стороны это хорошо. А с другой…
Сосчитать бы, сколько раз я огорченно или радостно шептал себе:
- И не запьешь!
АЛЕКСАНДР БИРШТЕИН

29.07.17